В короткие сроки буквально на пустом месте Зорге создал нелегальную резидентуру. Особенностью деятельности "Рамзая" как резидента являлось то, что он не только объединял и направлял работу своей агентуры, но и лично сам вел непосредственную разведку по Германии, используя приобретенное им положение доверенного лица германского посольства. Именно германское посольство являлось для него основным источником разведывательной информации.
В плане-приказе, данном "Рамзаю" и определяющем его задачи, лично Урицким было приписано: "Самым эффективным было бы установление служебного или даже полусекретного сотрудничества в немецком посольстве".
В показаниях, данных им японским следователям, Зорге пояснил: "В ходе моего визита в Москву в 1935 году я получил разрешение снабжать посольство определенным количеством информации, с тем чтобы укрепить свои позиции. Причем решение вопроса, какую именно информацию передавать и когда, было оставлено на мое усмотрение. Но я обещал Москве, что ограничу подобную информацию до минимума".
Как писал Зорге, простейшими способами вести шпионскую работу внутри германского посольства были "обсуждения, консультации и изучение, а также обмен второстепенной информации на информацию первостепенной важности — другими словами, использовать шпроту, чтобы поймать макрель". Это был основополагающий принцип "Рамзая" в добывании ценных сведений. Им руководствовался и Одзаки, добывавший наиважнейшую стратегическую информацию. В сформулированных им требованиях к разведчику Одзаки на первое место ставил хорошую осведомленность самого разведчика. "В наши дни, — считал он, — нельзя быть хорошим разведчиком, не будучи одновременно хорошим источником информации, т. е. быть очень осведомленным человеком".
Именно отдельные "информационные услуги" со стороны "Рамзая" помогли ему стать своим человеком в посольстве, развить доверительное неофициальное сотрудничество с ответственными сотрудниками посольства, включая послов, сначала Дирксена, а затем Отта, получить доступ к конфиденциальной информации и секретным документам. Нередко бывало так, что Зорге показывал послу Отту тщательно проверенные разведматериалы, собранные им через Одзаки и Мияги, тем самым повышая свои шансы спровоцировать получение конфиденциальных материалов с германской стороны. Существует свидетельство того, что информацией Зорге пользовались и спецслужбы Германии. В своих мемуарах группенфюрер СС, шеф 4-го управления РСХА — тайной службы эсэсовцев за границей — Вальтер Шелленберг пишет, что услышал о Зорге от Вильгельма фон Ритгена, главы Немецкого информационного бюро, и агента СД. В то время Зорге работал на Немецкое информационное бюро и одновременно на "Франкфуртер цайтунг". Он поддерживал с фон Ритгеном личную переписку, причем письма Зорге были, по убеждению Шелленберга, подробными обобщающими докладами.
Из мемуаров Вальтера Шелленберга:
"В то время нацистская партия и почти все зарубежные организации этой партии из-за политического прошлого Зорге всячески препятствовали его деятельности. Фон Ритген хотел, чтобы я ознакомился с делами Зорге в 3-м управлении СД (внутригерманская разведывательная служба) и 4-м управлении (гестапо) и определил, нельзя ли снять эти препятствия, так как доклады Зорге имели для него большое значение и он не мог без них обходиться…
Фон Ритген полагал, что даже если Зорге имел связь с русской секретной службой, мы все равно должны были, приняв все меры безопасности, извлечь выгоду из его глубоких знаний. В конце концов мы договорились, что я буду защищать Зорге от нападок со стороны нацистской партии, но только при условии, что он в свои доклады будет включать секретные сведения о Советском Союзе, Китае и Японии. Официально же по этому вопросу он будет работать только с фон Ритгеном.
Я сообщил о нашей договоренности с фон Ритгеном Гейдриху, и тот на нее согласился, но добавил, что Зорге необходимо держать под строгим надзором и всю его информацию пропускать не через обычные каналы, а подвергать специальной проверке, так как не исключена опасность, что он в самый ответственный момент даст заведомо ложные сведения…
Поскольку как раз в то время Мейзингер собирался возглавить полицейское представительство в Токио, я решил перед его отъездом поговорить с ним о Рихарде Зорге. Мейзингер обещал тщательно следить за Зорге и регулярно информировать нас по телефону. Обещание свое он сдержал… Насколько я припоминаю, отзывы Мейзингера о Зорге были в основном положительными… так или иначе, на данный период времени я был спокоен. Материалы, которые присылал Зорге фон Ринтгену, были действительно полезными и по характеру своему таковы, что не могли содержать дезинформацию.
Тем временем информация Зорге приобретала для нас все большее значение, так как в 1941 году мы хотели знать как можно больше о планах Японии в отношении США.
Зорге уже тогда предсказывал, что пакт трех держав не будет иметь для Германии большого значения (военного главным образом), и уже после того, как мы начали кампанию в России, он предупреждал нас, что ни при каких обстоятельствах Япония не денонсирует свой мирный договор с Советским Союзом. Сам договор был для нас большой неожиданностью.
Зорге сообщил, что японские сухопутные войска имели достаточное количество нефти и другого горючего для того, чтобы продержаться шесть месяцев, и что флот и воздушные силы снабжены горючим в еще большем количестве. Из этого Зорге сделал вывод, что центр тяжести военных усилий Японии вскоре будет перенесен с наземных операций на Азиатском континенте (против Китая и, как мы надеялись, против СССР) на морские операции на Тихом океане".
Как видим, используя метод "информационных услуг", Зорге немало преуспел в надежном прикрытии своей разведывательной деятельности. Более того, неоднократное подчеркивание Шелленбергом важности аналитических отчетов, получаемых Берлином от Зорге, невольно наводит на мысль о том, что эти материалы каким-то образом использовались, а значит, влияли на германскую политику не в ущерб интересам Советского Союза.
Гестаповец полковник Мейзингер, работавший в Токио в качестве атташе по вопросам полиции и одновременно выполнявший задание Берлина следить за Зорге, говорил, что Зорге был нужным лицом в германском посольстве, поскольку имел тесные контакты с японским правительством.
Действительно, Зорге был неплохо осведомлен о том, что делалось в правительственных кругах Японии и какие там принимались решения. Этим он был обязан прежде всего своему ближайшему помощнику и другу доктору Ходзуми Одзаки. Достаточно напомнить, что Одзаки был неофициальным советником князя Коноэ, трижды занимавшего пост премьер-министра. Он входил в "Асамешикаи" ("Клуб завтраков", позже переименованный в "Клуб среды"), некий кухонный кабинет министров, который давал советы премьеру по самому широкому кругу вопросов внутренней и международной политики. Одзаки не только добывал ценную разведывательную информацию, но, что не менее важно, он мог влиять на выработку важных политических решений. Что дело обстояло именно так, документально зафиксировано в "Мемо из телеграмм "Рамзая" № 110, 111, 112, 113 от 18. 4. 41", где, в частности, говорится: "…Рамзай просит директив. Отто (Одзаки) имеет некоторое влияние на Коноэ и других лиц и может поднимать вопрос о Сингапуре, как острую проблему. Поэтому он запрашивает о том — заинтересованы ли мы, чтобы толкать Японию на выступление против Сингапура".
Далее сообщает, что он ("Рамзай") имеет некоторое влияние на германского посла Отта и может подталкивать или сдерживать его от оказания давления на Японию в вопросе ее выступления против Сингапура. Просит указаний. Сам Зорге был убежден, что политическое влияние группы имело гораздо большее значение, нежели добывание разведывательных данных.
"Мое убеждение состояло в том, — писал он, — что если думать об успешном выполнении наших разведывательных целей в Японии, то необходимо глубоко разбираться во всех вопросах, хотя бы в какой-то степени имеющих отношение к нашей миссии. Иными словами, я никогда не думал, что вся работа заключается лишь в организационно-технической стороне дела, то есть в простом получении указаний, передаче их товарищам и отправке информации в Москву. Как руководитель разведывательной группы, действующей за границей, я не мог так легко относиться к своей собственной ответственности.
