Страшно вымолвить, — а привычка в нас сделала то, что мы остаемся равнодушными, будучи свидетелями самых противозаконных хищений, так что даже первобытные понятия наши с годами изменяются и кража не кажется нам воровством, обман не кажется нам ложью, а какой-то предосудительною необходимостью. Впрочем, слава богу, тут Западом побежден у нас Восток, и мстительный факел осветил пучину козней и позора. Долго еще будут у нас проявляться следы сокрушительного начала, но они давно уже переходят в осадки всех сословий, в низшие слои людей разных именований, потому что каждое сословие имеет свою чернь. Как ни говори, как ни кричи, что ни печатай, Россия быстрым полетом стремится по стезе величия и славы — к недосягаемой на земле цели совершенства. И более всех других народов Россия приблизится к ней, ибо никогда не забудет, что одного вещественного благосостояния точно так же недостаточно для жизни государства, как недостаточно для жизни частного человека. Широкой, могучей пятой задавит она мелкие гадины, кровожадные ехидны, которые хотят ползком пробраться до ее сердца, и весело отпрянет она, полная любви и силы, к чистому, беспредельному русскому небу...

— Вот, — заключил Иван Васильевич, — предмет так предмет! Влияние нравственное, влияние торговое, влияние политическое. Влияние восточное, слитое с влиянием Запада в славянском характере, составляют, без сомнения, нашу народность. Но как распознать каждую стихию отдельно? Народность-то, кажется, препорядочно закутана. Ее придется распеленать, чтоб добраться до нее, а потом как узнаешь, что пеленка, что нога? Мужайся, Иван Васильевич! Дело великое! Ты на Восток недаром попал; итак, изучай старательно влияние Востока на сзятую Русь... Ищи, ищи теперь впечатлений. Всматривайся в восточные народы. Изучай все до последней мелочи...

Рассмотри каждую каплю, влитую в нашу народную жизнь, — а потом и найдешь ты народность. За дело, Иван Васильевич, за дело!

ВПЕЧАТЛЕНИЕ ПЕРВОЕ...

— Барин, не надо ли халат, настоящий ханский, какие сам хан носит?

— Барин, не надо ли бирюза! Самый лучший. Некрашеный!

— Барин, не надо ли китайский жемчуг?

— Китайский туш.

— Китайский зеркало.

— Ергак самый лучший.

— Купи, барин, купи, барин.

— Дешево отдам.

— Деньги нужны.

Иван Васильевич поднял голову. Пока он приготовлялся к первому своему впечатлению, комната наполнилась татарами в чибитейках, с выразительными лицами, с товарами подмышкой. Все говорили вместе, все кланялись и улыбались; каждый хватался сперва за суконный или кумачный кафтан, вытаскивал из-за пазухи желтенькие сложенные бумаги и потом, бросившись на пол, начинал развязывать узлы с халатами и разными тканями.

У Ивана Васильевича глаза разбежались. Во-первых, он привык за границей благоговеть перед азиатским товаром; во-вторых, он был из числа тех русских людей, которые не могут взглянуть в лавку, не почувствовав желания купить все, что в ней есть. Всякая пестрая дрянь в виде товара имеет для таких людей какую-то неодолимую прелесть. Иван -Васильевич забыл и влияние Востока и прекрасные свои исследования. Он вдруг одушевился новым чувством: ерлу чрезвычайно понравился полосатый халат.

— Что стоит? — спросил он.

— Последняя цена триста рублей. Другого не найдешь... Не делают больше... Эй, бери, барин. Будешь доволен... Приезжал князь из Петербурга, два такие халата взял.. Семьсот рублев заплатил. Не скупись, барин... Для тебя отдам за двести пятьдесят... Барин, вижу, хороший.

Купи, право... Да посмотри, что за халат. На обе стороны.

Этак поносил... перевернул— опять новый халат. Ну, бери за двести рублей. Деньги нужны... А то бы не отдал... Этакий халат и не делают больше... Последний, право последний... Ну, так и быть, три полсотни. Вижу, хороший барин... Для почина в убыток отдам.

— А бирюза?

— Давай пять золотых. Даром будешь иметь.

— А жемчуг, а зеркало, а тушь?

— Пять целковых. Десять целковых. Двадцать пелковых. Купи, барин. Даром возьмешь. Больно дешево.

Купи для почина... Для тебя только, потому что хороший барин. Не купишь-будешь жалеть. Деньги нужны.

Иван Васильевич не устоял против такого искушенья.

Он высыпал весь кошелек на стол, и проворные татары, быстро разделив между собой деньги, бросились, толкая друг друга, к дверям и рассыпались по коридору.

В эту минуту в соседней комнате послышалась звучная зевота, и Василий Иванович начал пошевеливаться, нежно охать и, наконец, приподыматься с своего ложа. Вскоре дверь его комнаты распахнулась, и он в откровенном утреннем беспорядке, прикрытый одним лишь тулупчиком, явился на радостный призыв Ивана Васильевич?..

Иван Васильевич сидел в новом пестром халате, с желто-зеленоватыми бирюзамн в руке. Перед ним на столе лежали в желтых бумажках какие-то исковерканные раковины, два куска черной туши и маленькое зеркальце.

— Василий Иванович!

— Что, батюшка?

— Видите эти вещи?

— Вижу...

— Оцените, пожалуйста.

Василий Иванович взглянул с пренебрежением на мнимые сокровища.

— Халат, — отвечал он, — на фабрике в Москве, где их делают, стоит тринадцать рублей с полтиною. За бирюзу эту негодную и целкового много. Тушь может стоить полтинник. Да зачем вам тушь, Иван Васильевич: вы, кажется, не рисуете?

— Не рисую, Василий Иванович, а все-таки интересно иметь этакую вещь.

— И, батюшка, черт ли вам в ней?

— Ну, а прочее?

— Прочее я не советовал бы даром брать. А вы что дали?

— Все, что у меня было в кошельке, — печально отвечал Иван Васильевич. «Первого своего впечатления, — прибавил он мысленно, — я не помещу в своем сочинении».

Василий Иванович громко расхохотался.

— Ай да плуты эти татары! Вот как вас, младенцев, проучают. Хха, хха, хха... И дело! Не покупай бирюзы другой раз...

— Сенька! — закричал он вдруг.

Сенька вошел.

— Подмазали тарантас?

— Подмазали-с!..

— Прикажи закладывать.

— Как? — спросил с ужасом Иван Васильевич. — Вы хотите ехать?

— А что ты думаешь, халаты покупать, что ли?..

— Повремените хоть денек. Дайте взглянуть на башню Сумбеки.

— Зачем тебе?

— Я хочу изучать Восток.

— Вот тебе на! Да здесь не Восток, а Казань.

— Да физиономия здесь восточная. Население татарское.

— Да ты, батюшка, никак узнал татар? Довольно с тебя... Завтра мы и в Мордасах будем. Не прогневайся.

Я стосковался и по Авдотье Петровне и по старичкам сгонм. Дела у меня довольно, з Восток ты изучай, коли угодно, в другой раз.

Волей-неволей Иван Васильевич сердито взгромоздился в тарантас подле неумолимого своего спутника... Тарантас выехал грузно из Казани и покатился по широкой дороге. И скоро скрылись из -вида и городские стены и высокие башни, и все далее и далее въезжал тарантас в широкую, гладкую равнину... И вот исчезли леса, и долины, и жилые места. Голая степь раскинулась, растянулась во все стороны, как скованное море... Тощий ковыль едва колыхался от широкого размета ничем не обузданного ветра... Тучи бежали белыми волнами по небу... Орел, расширив крылья, парил в неизмеримой высоте... В целой природе дышало таинственное, унылое величие. Все напоминало смерть и в то же время сливалось в какое-то неясное понятие о вечности и жизни беспредельной...