Она снова сделала вдох, и он приложил палец к её губам, — интимный жест любовника, предназначенный заставить её умолкнуть.

— Не стоит геройствовать попусту, детка. Всегда есть способы добиться своего, не губя себя.

«Он не хочет лезть по этой шахте, — подумал Люк. — Он сказал себе, что есть другой способ, — и он, вероятно, даже верит в это, — но в глубине души он не хочет быть тем, кто полезет через решётку, в то время как она применяет Силу, чтобы запутать след».

И это понимание он увидел в серых глазах Кал-листы.

— Гейт, — тихо произнесла она, и в её колебании Люк услышал эхо своих прежних вспышек ярости. — Иногда их нет.

Он воздел руки вверх.

— Ты говоришь, словно старый ина Джинн!

— Ну так что же?

— Для парня, который сотню лет никуда носа не высовывал с этого своего гноящегося газового шара, старина Джинн, чёрт его побери, чересчур охотно указывает другим людям, как им следует умирать! Калли, я повидал свет. Я и знаю, о чём говорю.

— А я знаю, что мы понятия не имеем, сколько осталось времени, прежде чем эта штука уйдёт в гиперпространство. — Она по-прежнему не повышала голоса, но что-то в её интонации не позволило ему снова перебить её. — Нет. Если мы её уничтожим, она исчезнет. Погибнет. А если мы покинем её, сбежим с неё…

— Нет ничего плохого в том, чтобы отскочить подальше и получить подмогу!

— За исключением того, что тогда мы потеряем свой единственный верный шанс.

— Ты хочешь сказать, потеряем свой шанс взорваться к чёртовой матери вместе с этой штукой!

— Да, — согласилась Каллиста. — Именно это я и хочу сказать. Ты мне поможешь или нет?

Он положил руки на бёдра, посмотрел на неё сверху вниз, так как был человеком высоким.

— Ты упрямая наездница на рыбах. — В его улыбке обнаружился проблеск нежности.

Её голос еле заметно дрогнул, когда она подняла голову, посмотрев ему в лица

— Не покидай меня, Гейт. Одна я не справлюсь.

И Люк увидел, что в голубых глазах Гейта что-то изменилось — самую малость.

Боль вернулась к нему, разорвав в клочья сцену в ангаре. Он открыл глаза, почувствовав под собой лёгкий, плавный толчок движения. Над головой у него тянулись идущие от головы к ногам тонкие тёмные линии, похожие на провода сканера… потолочные швы.

Подвигав головой, он увидел, что лежит на маленьких антигравных салазках, из-за которых виднелись грязная и помятая металлическая голова и плечи Си-Трипио, когда дройд направлял салазки по коридору. Где-то впереди раздался звук, и Трипио застыл — как может застыть лишь механизм. По металлической маске лица Трипио прошло жёлтое мерцание тусклых огоньков дройда-обнаружителя, отразившись от полированной поверхности его руки, лежавшей на краю салазок.

Жёлтые огоньки поплыли дальше. Трипио снова двинулся вперёд, шаги его гулко отдавались в пустом коридоре. Люк снова стал погружаться во тьму.

«Щебетунчик», — подумал он. Он вызвал осечку энклизионной решётки и толкнул серебристый шар на десять метров вверх по шахте, но в него все равно попали — четыре, а может, и пять раз. Он слышал взвизгивание рикошетящих о металл пуль. Трипио перерезал узел связи, Крей в опасности, он не мог лежать здесь…

«Чем сильнее они тебя ранят, тем сильней им захочется тебя добить».

Он увидел её в орудийном гнезде.

Там тоже горел свет.

Она была одна. Все мониторы сдохли, пустые чёрные идиотские лица, дырки в зловредности Повеления, — она сидела совершенно неподвижно на углу пульта, но он знал, что она слушала. Голова опущена, длинные руки свободно лежат на коленях, он видел напряжение в том, как она дышала. Она слушала.

Один раз она посмотрела на хронометр над дверью.

— Не делай этого со мной, Гейт. — Голос её был едва слышен. — Не делай этого.

После долгого-предолгого мучительного, тяжёлого молчания, похожего на многие годы тяжёлой болезни, хотя в помещении абсолютно ничего не изменилось, она наконец поняла. Она поднялась на ноги, подошла к пульту, отстучала команды: высокая девушка, в сером лётном комбинезоне, висевшем на ней мешком, с висящим на боку Мечом Джедая, украшенным цепочкой танцующих морских клоунов. Она оживила экран, и Люк увидел у неё за плечом ангар с изувеченным рогаткокрылом и пустыми метрами бетонного пола там, где раньше стояла скоростная шлюпка.

Она включила линию показаний приборов, а затем, словно их было недостаточно, отстучала: ВИЗУАЛЬНАЯ ЗАПИСЬ.

Глаза Люка были глазами видеокамеры, скрытой среди кратеров неровного корпуса дредноута. Не возникало никаких сомнений в том, что пилотом Гейт был лихим. Скоростные шлюпки были десантными судами, а не истребителями, — неуклюжие в управлении, хотя и обладавшие скоростью, чтобы оставить позади почти любую погоню. И Гейт был прав, — наполовину наблюдением, наполовину инстинктом Люк почувствовал схему выстрелов, совершаемых Повелением, сложный двойной эллипс с парой скальных поворотов.

Парой, а не одним, как утверждал Гейт.

Увёртываясь, падая, маневрируя среди слоёв наполненной светом пыли, полускрытый кусками кувыркающихся скал, Гейт управлял скоростной шлюпкой так, словно та была имперским истребителем, скача сквозь белые полосы смерти с захватывающей дух скоростью. Он находился за пределами дальнобойности, когда шальной луч, которому никак не полагалось тут быть, продырявил ему стабилизатор.

«Чем сильнее они тебя ранят, тем сильнее им захочется тебя добить».

Должно быть, он каким-то образом справился с управлением судном, оно безумно вращалось вокруг оси, но сохраняло свою траекторию. Из пыли выплыл астероид и снёс один из его двигателей, волоча его за собой…

И всё закончилось.

Люк увидел как вспышка последнего взрыва на мониторе залила белым светом лицо Каллисты.

Она закрыла глаза. Слёзы оставили борозды на испачканном лице. Она не ела и не спала много суток; она измотана, она вот-вот сорвётся. Возможно, у Повеления имелись какие-то хитрые приёмы для расправы с теми, кто проникал иными средствами, кроме десантных судов с их отсеками индоктринации. — Возможно, будь Гейт стопроцентно бдителен, стопроцентно подтянут, то сумел бы сделать то, что собирался, и вырваться, приведя подмогу.

Она повернула голову и подняла взгляд на тёмную шахту, похожую на перевёрнутый колодец, уходящий в ночь над потолком. Энклизионная решётка имела вид бледных, до умопомрачения неизменных звёзд. Она медленно втянула сквозь зубы воздух и так же медленно выдохнула его.

Он снова очнулся — или подумал, что очнулся, — в полнейшей темноте, и она была там, лежала, прижимаясь к его спине. Её тело прильнуло к нему, её бедро касалось тыльной стороны его ноги — а нога у него не болела, сообразил он, вообще ничего не болело, — её рука лежала у него на боку, а её щека прижималась к его лопатке, словно зверёк, тайком подкравшийся к человеку, в поисках успокоения и тепла. Его напугало напряжение её мышц, затаённое горе.

Горе, вызванное пережитым сном, который видел и он. Воспоминанием того, кто её предал. Необходимостью справиться одной.

Осторожно, боясь, что, если он хоть чуть-чуть пошевельнётся, она убежит, он повернулся и заключил её в объятия.

Так же как в орудийном отсеке, она сделала один вдох, держась из последних сил, а потом выдохнула.

И долго плакала, молча и без суетливости или оправданий. Горячая влага её слез впитывалась в его драный комбинезон, а плечи вздрагивали при вдохах и выдохах.

— Все хорошо, — тихо произнёс Люк. Её волосы, такие жёсткие с виду, были поразительно тонкими на ощупь, они окутывали его ладони, наполняя и переполняя их. — Все хорошо.

После долгого молчания она сказала:

— Он думал, что сама я и пытаться не стану. Он хотел спасти мне жизнь. Я знаю это. И он знал, что я пойму.

— Но всё равно он решил без тебя.

Он почувствовал, что она чуть заметно криво улыбнулась, уткнувшись лицом в его грязный комбинезон.

— Ну, это было его решение, и, значит, оно должно было быть верным, не так ли? Извини. Это звучит зло — многие из его решений были верны. Он был настоящим демоном-истребителем в истребителе. Но это… Я это чувствовала. Я знала, что, как только мы отвалим, никакого возврата не будет. Я долго злилась на него.