Тайна Данилыча раскрылась случайно. Потеряв бдительность, он протер керосином запачканные руки и стер все знаки отличия. Хунька всё понял и ушел оскорбленный, не простившись. Он навел справки у соседки бабы Дуни, которая круглосуточно приторговывала самогоном и знала весь город.

- Хто? Данилыч? - Дуня захохотала. - Двадцать лет зоны? Рецидивист? Ой, умру. Да Ваню жена до сих пор за ухо в угол ставит. Самое большое, что ему может светить - это принудительное лечение от алкоголизма.

Неделю Хунька простоял возле калитки, продумывая план мести за свои поруганные чувства. Он рассеянно поигрывал двумя небольшими ядрами. Одно было настоящее чугунное, другое - из пенопласта, покрашенное черной краской. Отличить их было невозможно.

Это была старая примочка. Когда жертва проходила мимо, Хунька сначала кидал чугунное ядро под ноги; издав специфический звук, оно делало круглую воронку на тротуаре. Потом, крикнув «Лови», бросал пенопластовое ядро в жертву. Все реагировали примерно одинаково. С испуганным визгом отскакивали в сторону. И только одна женщина, растерявшись, бросила на асфальт пакет с тремя лотками яиц. Решила поймать ядро. Игра ей очень не понравилась. Хунька впервые загремел в милицию.

Друзья помогли реализовать первую часть проекта «Месть». За несколько вечеров они создали макет человека в натуральную величину - в ход пошли старая одежда, медицинские резиновые перчатки и т. п. За пузырь вина сторож коопторговской базы оторвал от манекена голову и отдал им. В нее пацаны вмонтировали банку с красной краской. Они назвали своего Франкенштейна Григорием.

Когда Гриша был полностью готов, его затащили на четвертый этаж стройки, где работал ночным директором «рецидивист» Данилыч. Ждать удобного момента пришлось недолго. Пацаны увидали покачивавшуюся фигуру сторожа. Навстречу ему шли девушки, они торопились на дискотеку. Друзья начали молотить железными прутами по мешкам с цементом, по стеклам, громко ругались, имитируя драку. Прохожие, как по команде, задрали головы, интересуясь побоищем.

У Данилыча ноги сделались ватными, он враз заскучал. Послышался пронзительный крик: «Не надо, Гриша, нееет». С крыши вниз стремительно полетел человек. Полет длился несколько секунд и сопровождался истерическим криком девушек. Послышался жуткий звук встречи тела с асфальтом, череп раскололся, под ним растеклась лужа крови. Данилыч лишился чувств.

Так началась война. Как-то Кока вечером зашел в гости к Хуньке, по-взрослому выставил бутылку плодоягодного. Поболтали, покурили.

- Задерни занавески, у меня за эту неделю уже три привода в детскую комнату милиции. Дядя и брат замахались отмазывать.

Кока достал карты.

- Сдавать? В очко или буру?

- Сдавай, - согласился Хунька, вытирая винные усы.

- А это че у тебя. Новый плакат? Кто это?

- Марк Болан, «Тирекс».

Хунька никогда не слушал «Тирекс» и ничего не знал про Марка Болана. Плакат ему понравился из-за головного убора Марка, на балду которого была надета кастрюля. Вообще-то он не собирал рок-музыкантов, имея тонкую душу, отдавал предпочтение красивым девушкам, поэтому на закопченной стене веером висели фотографии Эдиты Пьехи, Майи Кристалинской, несколько переводок из ГДР. Гвоздем программы была Мишель Мерсье в роли Анжелики из журнала «Советский экран». Стена также была густо декорирована ножами разных масштабов, топорами и заточкой из напильника.

Игра не клеилась.

- Хочешь послушать концерт «Тирекс»?

- Давай, - согласился Кока.

Хунька включил свой «Маяк». Из динамика донеслись сексуальные вздохи и скрипение матраца.

- Что это? - удивился Кока.

- Это звуковое оформление моих отношений с любимой девушкой Каролиной.

Отпив глоток плодоягодного, Кока углубился в прослушивание.

Дверь резко открылась, в комнату вошел Граф.

- Фу ты, черт, напугал, какого не стучишься, - сделал замечание хозяин.

- Ты чего, обсадился? - гордо спросил Граф. - Титул позволяет мне въезжать в церковь на лошади.

Допили вино.

- Че сидите? Пошли пошухерим.

- Не могу, обещал старикам ничего не делать сегодня.

- А под косяк?

- Ну, разве что-нибудь простенькое.

Граф достал драп, забитый в «беломорину», попыхтели, настроение стало улучшаться.

- Пойдем, попьем крови у Данилыча.

Последний раз на стройке он отметился в конце ноября, когда, со второго этажа облив сторожа водой, тут же высыпал на него мешок цемента. Пока Данилович вытирал глаза, Хунька успел на него помочиться и убежать.

Вышли на улицу, снежок приятно хрустел. Подошли к светившемуся окну цокольного этажа. Остановились. Хунька снял штаны. Взял у Коки зажженную сигарету, вставил ее в задницу, присел на корточки спиной к окну, громко постучал в стекло и гаркнул басом:

- Открывай, сволочь!

В окне появился силуэт Данилыча, он дышал на стекло, оплавляя морозные узоры. То что он увидел, ко всеобщей радости компании, заставило его снова потерять сознание.

Впоследствии на вопрос, как он перестал пить и стал верующим, Данилыч рассказывал: «Я был уже пропащий. Вот и в тот вечер принял бутылку анестезии - и вдруг слышу голоса. Снег скрипит. Стук в окно. Я продышал дырку в окне, навел резкость, смотрю - какой-то мужик замотался в шарф, подбородка не видно… Голова огромная, но больше всего меня поразили щеки. Я таких никогда не видел… Глаз не видно, рот какой-то неопрятный… Сигаретой дымит и ругается. Требует открыть двери. Я его, гада, как увидел, понял, что это с того света за мной пришли. Короче, потерял сознание. А утром встал, перекрестился, написал заявление и ушел с работы».

Так Данилыч капитулировал. Некоторое время Хунька по нему даже скучал.

Новый виток активности наступил после просмотра филь- ма «Путь самурая».

Пацаны шли домой, возбужденные, обсуждая мизансцены рукопашных боев. Хунька молчал. Это было плохим знаком. Петя отодвинулся от него подальше. Подошли к дому Хуньки.

- Ваня, что же ты молчишь, тебе, что, фильм не понравился? - спросил Кока.

Вдруг Хунька ударил ребрами ладоней друг о друга, свернул особым способом язык, издал нечленораздельный жуткий звук, загоняя себя в транс. Он врезал Коку по шее, с разгона прыгнул, ударом головы распахнул ворота и скрылся.

На следующий вечер пацаны стягивались к Хунькиному дому. И он явился народу. Во двор вышел терминатор, одетый в фуфайку со вставленной доской, для увеличения плечевого пояса. Из-под ремня торчали два небольших топора и несколько ножей. Ручки ножей также выглядывали и из голенищ его сапог. На левом плече веревкой была привязана медная емкость с керосином. На голове красовалось сомбреро, украшенное черной меткой с Веселым Роджером.

- Ну, как я? - спросил Хунька.

- Клево, - согласился Петька.

- Ну, тогда надорви рукав.

Петька с удовольствием порвал фуфайку.

- Теперь порядок.

И тут с ними поравнялась пара пожилых прохожих. Хунька бросил в лужу кусочек натрия. Он оглушительно взорвался, пара подпрыгнула.

- Идиот, - закричал дедушка.

- Шо-о-о? - Хунька хлебнул из баночки керосин, зажег спичку и метнул в обидчика столб факирского огня. Дедуля, подхватив спутницу, быстро отступил.

- Будем ждать телок после танцев.

Без двадцати одиннадцать появились самые примерные девушки, торопившиеся в общежитие до закрытия. Путь им преграждала страшная фигура. Хунька извергал огонь, издавая жуткие утробные крики. Почуяв запах паленого мохера, ослепленные керосиновыми вспышками, девушки, дико вереща в первобытном страхе, бросились наутек.

Хунька с криком: «Я вам, бля, покажу последний день Помпеи», - преследовал их. Отгонял огненными струями от стайки одну и, забегая то с одной, то с другой стороны, громко стуча копытами, доводил будущую медсестру до обморока.

Его фантазия была безгранична. Когда рабочие зеленхоза обрезали деревья, Хунька несколько часов втаскивал большую ветку клена на каштан. Просидел в засаде еще несколько часов, дожидаясь своего триумфа. Когда молодежь, возвращаясь с танцев, остановилась под деревом, Хунька с диким криком упал с веткой вниз. Эффект превзошел все ожидания.