Ёлки-палки! Всё-таки уснул. Ой, спасибо тебе птица! Мне тут работы ещё мнут на двадцать. Вот видели? А вы не верили, что нам сны снятся. Если бы не сон, так бы и дрых тут утра, пока торгаши меня не накрыли бы тёпленьким.
Рою-рою-рою… Ура!!! Есть просвет! Ну, ещё немного, чуточку. Давай, давай, Трисончик! Ну, ещё поднажми немного. Ах, если бы не дуга шлейки, я бы уже мог быть на свободе. Ещё чуть-чуть, и голова пролезет. Только ты не торопись, землекоп. А то ещё застрянешь, как Винни-Пух в кроличьей норе. Давай, Трисон. Вот ещё капельку. Ну! Всё, кажется. Стой, хлебни на дорожку. Ещё неизвестно, сколько бежать придётся.
Вылакал я остатки дождевой воды и — в нору. Вот она — Свобода! Какой воздух! Впереди забор. Но для меня это не забор, так оградка. Перемахнул я препятствие и будь здоров. Вижу, впереди лесок. Вот для начала там и укроюсь. Отдохну, сил наберусь, а потом уже подумаем, что дальше…
Глава 8
«Ах, како-о-й этот день изумительный, ах, какой изумительный де-е-нь!» Сквозь сон я услышал незнакомую песню. Вскочил, огляделся, слышу: дети шумят неподалёку. Смеются, хохочут, визжат. Я встряхнул головой, чтобы окончательно проснуться, фыркнул пару раз и вдруг почуял нежнейший аромат жареного мяса. Верите, аж скулы свело. А тут ещё и горло пересохло. Вспомнил своего старика. Савельевич, когда у него внезапно заканчивались сигареты, а холодильник оказывался пустым, говорил: ну вот, Трисон, дожились — ни курить, ни хлебать. Слово «курить» я бы заменил на «жевать», а второе — как раз в тему.
Жадно сглотнув подобие слюны, я осторожно стал пробираться сквозь заросли. Детские голоса раздавались всё ближе и ближе. Я давно заметил: где веселятся дети, там людского зла намного меньше, хотя всяко бывало. Потому, соблюдая меры предосторожности, я тихонько подкрался к поляне. Аккуратно лапой отодвинул ветку и увидел два автомобиля. Дверь одного была отворена, из него-то и лилась «изумительная» мелодия. Вокруг машин носились дети, а в метрах десяти полный мужчина в бейсболке и шортах ловко орудовал шампурами с насаженными на них большими кусками мяса. Неожиданно из-за автомобилей вышло ещё трое человек — две женщины, одна постарше, другая помоложе, и с ними худой сутулый мужчина.
— Жора, — крикнул худой, — иди, окунись. Водичка что надо.
Ага, думаю я, это хорошо. Там, видимо, внизу река или озеро, хотя отсюда водоём не виден. Но всё равно это уже радует.
— Я потом, — отвечает толстяк, — после шашлычка. Не люблю на голодный желудок купаться.
— Зря-зря, Жорик, — убеждает худой, — я как на свет народился. Свежак!
Соображаю: если по лесу обогнуть этот шумный пикничок, можно всласть налакаться воды. О еде подумаем опосля. Рванул в обход. Минут через пять я уже наслаждался божественной жидкостью. Привкус тины почувствовал не сразу, а только после того, как мой живот превратился в булькающее пузо. Но я нарочно напился с большим запасом. Тем более что отдыхающие явно не рассчитывали на лишнюю пасть. Самим бы мясца хватило. Вон (я снова приблизился к наблюдательному пункту) сколько их тут. Нужно дождаться, когда они уедут, может хоть косточек оставят.
Раньше я всегда возмущался, если люди не убирали за собой. Думал, как можно? Посидели на природе, отдохнули, в чистоте. Уезжаете, прихватите с собой остатки пищи, мусор, отходы. Завтра снова приедете, и опять будет вам счастье. Однако, сегодня, к моему стыду, я думал иначе. Хоть бы грязнулями оказались, мечтал я. Еды какой-либо оставили бы на полянке. Костей, видимо, тут не дождёшься. Не в том смысле, что погрызут сами, просто кто на природу кости возит? Хотя, может, рёбрышки будут. Я всмотрелся в сложенный из кирпичей мангал: по-моему, никаких там рёбрышек нет и в помине. Громадные куски мяса. Похоже, свининка. Жареная свининка, наверное, покруче курочки-гриль будет. Я снова сглотнул слюну, а в животе-пузе что-то булькнуло и жалобно заурчало.
Солнце покатилось за полдень. «Дикари» после сытной трапезы, вялились на траве, а я всё глотал и глотал слюни. Немного вздремнул. Проснулся от шума мотора. Неужели уезжают? Дождёшься от них. Оказалось, толстому дядьке стало невыносимо жарко, он задраил все окна в машине и включил кондиционер. «Дикарь» называется. Тут дети бегают, а он завёл свою шарманку. Хоть бы отъехал подальше, что ли. Нет, стоит прямо здесь коптит.
А что, если выйти к ним? Поскулю, на задние лапы встану, покажу, что я добрая и дрессированная собака. Да они и сами должны понять, увидев мои прибамбасы. Как-никак у меня же всё-таки эмблема Красного Креста имеется. Но как они поступят? Что предпримут? А вдруг они окажутся знакомыми бандитов-похитителей? Или, к примеру, тоже пожелают поживиться на моей породе и моих навыках? Опасно. Сунут в багажник, и буду до вечера там париться. Небось, мясо уже всё съели. Точно съели. Вон, и костёр погас. Даже дымок не идёт. Значит, с барбекю на сегодня покончено. Да…
Выходить или не выходить — вот в чём вопрос! Помню-помню, по телевизору какой-то артист предупреждал: уж лучше с тем, что есть, смириться, чем к неизвестному стремиться. Выберу-ка я второй вариант. Ну их к чёрту, этих любителей природы…
Или всё-таки выйти? Голод — не тётка, говорил Иван Савельевич. Посмотрю, как себя вначале станут вести, а там уже определюсь — или дёру дам, или подпущу к себе. Эх, чему быть, того не миновать. Решился. «Я из лесу вышел…», стою, наблюдаю. Первой меня заметила маленькая девочка. Чтобы не напугать её, я усиленно завилял хвостом. Но она всё равно закричала и побежала к взрослым. Тотчас из «холодильника» вывалился толстяк и поднял с земли палку. Ну что это такое, думаю, палку-то зачем схватил? Видишь же, стою спокойно, не нападаю, не тявкаю. Хотя, он ведь тоже не знает, что это за чудо вылезло из леса. Я окинул себя взглядом — замусоленная дворняга. А что вы хотели, вы-то знаете, где я провёл ночь.
И вдруг на моё счастье, женщина, что помоложе, заметила на мне шлейку.
— Ребята, смотрите, — закричала она, — это же собака-поводырь. Не бойтесь её. Она не укусит.
Ага, хватит либеральничать. Укусит, не укусит, посмотрим, как вы дальше себя будете вести. Если всё будет нормально, по-человечески, конечно не укушу. Но знайте, начнёте произвол чинить, не посмотрю ни на какие инструкции и запреты. Так грызану, ого-го, мало не покажется. Женщина подошла ко мне поближе, присела на корточки и, протянув руку, сказала:
— Заблудилась, миленькая? Иди ко мне…
Почему «заблудилась», почему «миленькая»? Ну, неужели не заметно, что я — мужчина? Посмотри ты на меня. «Миленькая». И всё же я медленно стал приближаться к женщине. Подошёл вплотную и склонил голову. Думаю, может, догадается освободить меня от шлейки. Дама действительно оказалась сообразительной, она ловко сняла с меня все причиндалы. Я не удержался и, упав на спину, задрал лапы вверх. Тут такой визг поднялся, детвора ринулась ко мне. Ну, этих-то я не боюсь. Напали на меня (их оказалось трое — мал мала меньше) и давай трепать, гладить, обнимать. Подошли и остальные отдыхающие — пожилая женщина и толстый с худым. Толстый нахмурился и говорит:
— Кобель.
Ух, какой ты догадливый, думаю я. Лежу тут, как на витрине. Конечно, кобель. А то всё собачка да собачка, заблудилась, миленькая.
— Эй, — окликнул толстый детей, — ну-ка отойдите от собаки. Вдруг она заразная какая.
Ну, вот тебе раз. Только похвалил дурака.
— Ты что, Жора, — заступилась молодая женщина, — если со шлейкой, значит, недавно заблудился. Эти собаки всегда привиты и безопасны.
О, мадонна, спасибо тебе! Какая умная женщина повстречалась на моём нелёгком пути.
— А чего она такая грязная? — насупился Жора.
— Сейчас мы её вымоем, — всплеснула руками молодая женщина. — Ну-ка, — это она уже мне, — пошли на речку. Давай-давай…
Женщина попятилась к берегу, я медленно за ней. Вдруг она повернулась ко мне спиной и побежала к реке. Я от восторга даже взвизгнул. Влетел в реку, словно чайка. Блаженство.
— Ну-ка, братец, иди сюда, — махнула рукой женщина, — давай приведём тебя в порядок.
