– Наверное, не хочет добавлять недоброй славы к тому, что уже есть.

– Да уж конечно. И вот вам еще новостишка. Вдова навела справки и страшно удивилась, обнаружив, что никаких родственников в Торквее у нашего лорда нет.

Они помолчали. Лайам посмотрел на солнце, празднично сиявшее за окном, и внезапно вспомнил, что пролежал в кровати целых пять дней.

– Я пропустил все пирушки, – удрученно сказал он.

– А то как же, конечно же, пропустили, – весело отозвался Кессиас, а потом щелкнул пальцами. – Да, чуть не забыл… у меня для вас есть сообщение. От той самой девчушки, которую мне в тут ночь так и не удалось отыскать. Она потом сама ко мне заявилась. И велела спросить, помните ли вы о подарке. Это что-то важное? Девчушка ничего себе, шустрая, но, пожалуй, чуть грубовата.

Лайам рассмеялся, восхитившись наглостью Мопсы. И это называется – «никуда не высовываться»!

– Я с этим разберусь, – пообещал он, игнорируя немой вопрос, застывший в глазах эдила.

Когда Кессиас понял, что ему ничего не расскажут, он пожал плечами и кашлянул в кулак.

– Ну, ладненько. Поправляйтесь себе тут, а я потихоньку пойду. Все вроде бы хорошо… хотя, признаться, я должен… гм, вот еще что, Ренфорд. Я был неправ… ну, с теми нищими… и вообще, когда в вас сомневался.

Слова эдила смутили Лайама. Интересно, кому еще вздумается сегодня перед ним извиняться? Ну да, он очень озлился тогда на приятеля, однако все давно позади.

– Забудьте, – сказал он эдилу и, поскольку с лица того не сходило виноватое выражение, протянул ему руку. – Сомнения подчас весьма полезная вещь.

Кессиас ухватил его за руку и с чувством ее потряс.

– Когда вы валялись… ну там – в склепе, я вдруг вспомнил, что мы поссорились, и мне… мне жутко не захотелось, чтобы вы ушли в мир иной в таком состоянии.

Как будто вопрос был решен, но смущение не проходило.

– Ладно, забудем, – вновь повторил Лайам. – А иной мир пусть подождет.

– Пусть, – улыбнулся Кессиас. – Ну я, пожалуй, пойду. А вы отдохните в свое удовольствие, вам ведь уже недолго осталось тут прохлаждаться.

– Ну, это еще мы посмотрим! – крикнул ему вслед Лайам.

И, словно в подтверждение своих слов, он повалился в подушки, как только за эдилом захлопнулась дверь.

Чуть позже Лайам опять сел и вернулся к письму. Вернее, к последнему из листов объемистого послания. Его содержание резко отличалось от всего того, что он недавно прочел. И почерк здесь был более аккуратным, словно волшебница уже никуда не спешила и выверяла каждое слово.

«Я должна поблагодарить вас за то, что вы меня приютили, – писала она. – Уже скоро год, как я не ночевала с таким комфортом. Правда, последние три дня я провела в доме госпожи Присциан, так было удобнее. К тому же она славная женщина. Но у вас было лучше – вы готовите вкуснее, чем Геллус…»

Лайам радостно рассмеялся, а потом призадумался, не шутит ли его гостья. Насколько он помнил, она никогда не выражала довольства окружающей обстановкой.

«Танаквиль был прав относительно вас. Он навестил меня в Карад-Ллане. (Там гильдия магов не имеет большого влияния.) Мастер велел мне выехать в Саузварк и забрать его вещи. Еще он сказал, что вам можно довериться и что вы – человек надежный и незаурядный. Я, признаться, не придала его словам большого значения: вы не были магом и поэтому мало интересовали меня. Но время подтвердило правоту мастера Танаквиля.

У меня много дел, мне нужно навестить массу знакомых. Других магов. Харкоут опасен, и я должна их об этом предупредить. Возможно, кое-кто из них заглянет и в Саузварк, то есть, скорее всего… я буду рекомендовать им Южный Тир как край, где можно укрыться. У гильдии в вашем герцогстве представительства нет, ближайшее гнездовье белых – Торквей, но они там слабо организованы и не представляют угрозы. Я расскажу своим собратьям о вас, и, надеюсь, вы будете с ними так же добры, как и со мной…»

Лайам нахмурился, несколько уязвленный. Он вовсе не столь гостеприимен, как показалось Грантайре. Его «доброта» к ней была вызвана чувством другого рода, и, кажется, она могла бы это понять. С другой стороны, ему только не хватало ввязаться в свару между чародеями. Лайам недовольно покачал головой.

«Если у меня будет такая возможность, я хотела бы вновь вас навестить. Наверное, ближе к лету. Танаквиль говорил, что вы купаетесь в бухте. Собственно говоря, это было его первое упоминание о вас. „Там живет молодой человек, которому все нипочем и который любит плавать вдоль пляжа“. Наверное, этот молодой человек очень мерзнет, подумала я.

Тем не менее теперь мне кажется, что купание в бухте стоит того, даже несмотря на холодную воду. Прощайте, у меня еще много дел. Сегодня я уезжаю!»

Далее следовала длинная черта, проведенная словно бы со значением, смысл которого Лайам надеялся в самом скором времени уловить.

«Сейчас раннее утро. Я долго смотрела на вас. Не сегодня-завтра вы придете в себя и вернетесь к своим делам. Однако во сне вы кажетесь таким одиноким. Мне почему-то думается, что мы с вами схожи.

Риф говорит, что вам хотелось поцеловать меня. Помните, после долгого разговора на кухне? Мне так не показалось, но Риф утверждает. Интересно, правда ли это?

А еще интересно, что было бы, если бы вы это сделали?»

И все. И больше ни слова. Только еще один знак вопроса и крупная подпись. Причем двойная. Рядом с именем, которым гостья представилась, стояло второе – то ли Фоув, то ли Фоуэль. Лайам с минуту пытался его разобрать, потом сдался и заново перечитал приписку.

– Фануил, как зовут кота Грантайре?

Дракончик поднял голову с одеяла.

«Риф, мастер».

Лайам уныло кивнул.

– Чудный котик.

«Я должен был ее поцеловать», – подумал он с грустью. А потом засомневался. Если она задумалась, что было бы дальше, значит, сама не знает, хотелось ли этого ей.

«И что она имеет в виду, намекая, что мы с ней схожи? Она вовсе не кажется одинокой. А я? Разве я одинок?»

– Фануил, я одинок?

«Мастер?»

– Я одинок, да?

«Нет, – мысленно отозвался дракончик после небольшого раздумья. – Я всегда рядом с вами. Как и эдил Кессиас, ваш друг».

– Правильно, – сказал Лайам.

А сам подумал, что Грантайре, наверное, имела в виду совсем другой род одиночества. Он не смог бы выразить словами какой, но, кажется, понял, что ему хотели сказать.

Уронив письмо на одеяло, Лайам повернулся к окну и задумался. Он вспомнил, как Грантайре подложила ладонь под его щеку, чтобы помочь ему безмятежно заснуть…

Через некоторое время он уже звал Геллуса – достаточно громко, но стараясь при том не орать. Видимо, слуга находился где-то неподалеку, ибо буквально через пару мгновений явился на зов.

– Господин Ренфорд, вам что-нибудь нужно?

– Да, – ответил Лайам. – Мне нужно купить хороший подарок к праздникам.

– К праздникам? – удивился Геллус. – Но ведь пиры побирушек прошли.

– Знаю, но мне тем не менее нужен подарок.

Слуга уставился на господина Ренфорда так, словно тот спятил, и Лайаму пришлось, показав на свою ногу, добавить:

– Я собирался обрадовать кое-кого, но не успел.

– А-а-а, – протянул Геллус, светлея лицом. – Ну, разумеется, господин Ренфорд. А что бы вы хотели купить?

Лайам нахмурился. Конечно, с подарком, можно бы не спешить. Мопсе все равно придется ждать, пока он не встанет на ноги. Впрочем, с девчонки станется влезть и в окно.

– Что-нибудь из ряда вон выходящее, – сказал Лайам и вопросительно посмотрел на Геллуса, ожидая подсказки. Потом уточнил: – Самое замечательное из того, что есть в Саузварке!