– Его что, вот так и нашли?
Отчет сообщал, что чародей прибыл в Уоринсфорд поздно вечером и снял номер в гостинице, а поутру отправился в город, где и провел весь день. К ночи он вернулся в гостиницу, откуда самостоятельно уже выйти не смог.
– Ага, с готовностью отозвался Эласко. – У него была и другая одежда, получше, но все лежало нераспакованным – в сумке. Это для вас важно?
– Это платье походит на дорожное, – заметил Лайам, не обращая внимания на вопрос, – но оно слишком уж чистое.
– Он мог отдать его в стирку прислуге. Хотите, я пошлю человека узнать?
– Не стоит, – сказал Лайам. Молодой квестор явно терзался тем, что пентаграмма не сохранилась, и горел желанием загладить вину. – Я и сам это сделаю, если понадобится. Незачем куда-то кого-то гонять. А что, на теле покойного и вправду не обнаружено каких-либо ран? Ран, ссадин, царапин или чего-то еще?
– Да вроде бы нет. А разве должно было обнаружиться что-то такое?
Лайам обернулся к матушке Хэл, нервно топтавшейся рядом с видом хозяйки посудной лавки, принимающей неуклюжих клиентов.
– Вы пробовали опросить его дух?
Ведьмам, допущенным приглядывать за мертвецами, обычно известны заклятия, позволяющие им видеть тени покойных и даже с ними общаться, в особенности если сутки с момента кончины несчастного еще не прошли. Такие опросы не всегда дают результаты, но иногда помогают выяснить, как погиб человек.
Матушка Хэл вытаращила глаза и всплеснула руками.
– Я… н-нет… я не думала… нет…
Ее губы беззвучно задвигались, а взгляд заметался по комнате, словно в надежде высмотреть сбежавшую тень. Лайам вздохнул и мысленно возблагодарил судьбу за то, что та поселила его не в каком-нибудь Уоринсфорде, а в Саузварке, где эдил расторопен и честен, а искательница теней далеко не глупа.
– Ладно, пустое, – сказал он. – Вы хоть снимали с него одежду? Вы ведь должны были это проделать – разве не так?
– Так, – ответил Эласко, но в голосе его сквозило сомнение.
Лайам стиснул зубы, справляясь с приступом злости. Столько ошибок, боги! За что ему это, за что?
– Ну, хорошо. Я рад, что тут ничего не упущено. Мне кажется, настала пора обратиться к вещам.
Эласко усердно закивал и кинулся к выходу. Лайам двинулся следом, и вскоре с покойниками осталась одна матушка Хэл. Впрочем, ведьма едва ли заметила, что докучные гости ушли. Ее взгляд по-прежнему обыскивал помещение, словно она сама по забывчивости куда-то запрятала дух злосчастного чародея и теперь не могла припомнить куда.
– Этот опрос духа – он очень для следствия важен? – спросил Эласко на лестнице и тут же зажмурился, словно бы в ожидании тумака. – Матушка Хэл – неплохая ведьма, – осторожно продолжил он, не дождавшись ни тумака, ни ответа, – но уже дряхлая и многое забывает. Правда, трупы тут никогда не воняют, за этим она следит хорошо.
– Да, не воняют, и это прекрасно, – рассеянно отозвался Лайам, думая совсем о другом. Мысли его занимала беседа с драконом.
«Может ли что-нибудь до смерти рассмешить человека? Ты когда-нибудь слышал о чем-то таком?»
«Нет, – без каких-либо проволочек сообщил Фануил, как будто заранее знал, о чем его спросят. – Но безудержный смех у кого-то вызвать нетрудно. Это кантрип, с которым легко справляются и маги-приготовишки. Я уже говорил – я сам такое могу».
Лайам нахмурился.
«Ну, хорошо, но ведь смех не может прикончить?»
«Нет, не может, и продолжается он очень недолго, в лучшем случае четверть часа. Но такой смех может вывести человека из равновесия, особенно если тот захвачен врасплох».
«Ладно, предположим, что тут сработало мелкое заклинание. И какая же нам от этого польза?»
«Мы теперь знаем, что в деле замешан еще один чародей, и можем предположить, что он-то и есть убийца».
Эласко внезапно остановился.
– Тут оружейная, – сказал он, отворяя какую-то дверь.
Лайам неразборчиво хмыкнул.
«Так уж сразу и чародей? Взять Хандуитов, они ведь вовсе не чародеи, однако сумели вызвать страшную тварь».
Помещение, внутрь которого его завели, целиком заполняли стойки с оружием – тут были копья и пики, луки и колчаны, набитые стрелами, длинные алебарды и укороченные секиры. Правда, все металлические поверхности этого арсенала покрывала тусклая ржавчина, а большинство луков не имело тетив. За оружейной плохо следили, но, вероятно, как вдруг подумал язвительно Лайам, черпали на ее содержание из казны хорошо.
«Демонология это не магия, – терпеливо пояснял между тем Фануил. – У этих дисциплин много схожего, но только по форме, а в сути своей они отличаются, как небеса от земли. В демонологии важно всего лишь в точности соблюсти ритуал. Истинная же магия – даже в самых своих элементарных заклятиях – требует работы с астральными силами, с каковыми соприкасаться могут лишь маги. Следовательно, Пассендуса убил именно чародей».
«Или талантливый шут, – парировал Лайам и прежде, чем дракончик успел отозваться, добавил: – Все. Помолчи».
Он уже наблюдал за Эласко, который, достав откуда-то снизу дорожную сумку, выкладывал ее содержимое на стол, помещавшийся возле окна. Первые же предметы, которые он оттуда извлек, потребовали пояснений. Указывая на маленький стеклянный флакончик в серебристой оплетке, позолоченное стило и свиток бумаги, молодой квестор сказал:
– Это все находилось на письменном столике. Послание словно бы не дописано, но следов беспорядка в комнате не было никаких. Маг просто лежал на кровати, а сумка с остальными вещами находилась под ней.
Эласко продолжил свое занятие, а Лайам, движимый любопытством, взял в руки флакончик. В нем содержалась золотистая жидкость, такая густая и вязкая, что при наклонах емкости еле текла. Он вернул флакончик на место и взял стило. Оно было на удивление тяжелым и, видимо, даже не позолоченным, а целиком золотым. Правда, форма рабочего кончика изящной письменной принадлежности этого не подтверждала, ибо вряд ли кому удалось бы заострить мягкий металл до такой степени. Когда Лайам попытался проверить, насколько отточена эта вещица, она ощутимо его уколола и выскользнула из рук.
Сунув окровавленный палец в рот и чувствуя себя полнейшим болваном, он мысленно выругался и обратился к письму. Бумага лоснилась, она была гладкой, словно отполированное стекло. Лайам развернул свиток, и золотистые буквицы текста подсказали ему, для чего предназначался флакон.
«Магистр Исканес, как вы сами можете догадаться, я прибыл в Уоринсфорд чуть раньше, чем ожидалось, и уже собираюсь его покинуть, ибо почти завершил все, что себе намечал. Я потратил лишь день на поиски нужного человека, и он вскоре должен меня навестить. Никаких трудностей не предвидится, а потому к услугам холодной палаты старейшины гильдии могут не прибегать. Как только все разрешится, я займусь другими делами. Если повезет, ждите меня в Харкоуте месяца через два.
Чего я все-таки не умею, так это правильно рассчитывать время. Остальное – поздней».
Лайам отвернулся от окна и протянул бумагу Эласко.
– Вы это читали? – Молодой квестор кивнул. – И какой вывод вы можете сделать?
– Его убил тот, кого он ожидал?
Это был вопрос, не ответ.
Погруженный в свои раздумья, Лайам слышал слова юноши словно издалека. Ему кое-что было известно о разногласиях в гильдии магов, как и о том, что в ее рядах давно зреет раскол. Война между так называемыми белыми чародеями, подчинявшимися харкоутскому капитулу, и серыми магами, тяготевшими к магистрату Торквея, собственно говоря, уже шла. Если Пассендус, ставленник самого Исканеса – могущественного магистра Харкоута – забрался в поисках «нужного человека» в такую глушь, как Уоринсфорд, то вполне логично предположить, что человек этот и сам является магом, причем далеко не последним. Вопрос заключался лишь в том, с какой целью Пассендус стремился его разыскать? Был ли искомый маг сторонником белых, или же он примыкал к серым, или вообще пока еще колебался, соблюдая нейтралитет?