— Авиапромышленность Советского Союза выпускала сто пятьдесят тяжелых самолетов в год, они пронизывали все воздушное пространство нашего шарика. Мы им поставляли пороховые изделия для быстрого взлета, — горячился Виталий Сергеевич.

— Сейчас остатки этой знаменитой на весь мир промышленности выпускают кастрюли, дверные ручки, а воздух полностью американский. Состояние экономической безопасности шлепнулось аж на 47-е место и нам уже никогда не догнать себя, а военная промышленность выпускает шпингалеты, при этом уникальное оборудование вывозится за границу или в металлолом.

Остановившись в торце длинного стола, за которым он много лет отчитывался и докладывал, а теперь ему это делают, он развел руками:

— Без всякой логической последовательности, как призраки, разрушают не только экономическую базу, но и накопившийся интеллектуальный потенциал, а это источник прогресса. Вся их демократия в деньгах, чем больше тем демократей. А где их взять честному человеку, когда воры, да мошенники прибрали все к своим грязным рукам.

Прошелся к окну, Муза Павловна молчала, давая высказаться.

— Эта высокополезная для них деятельность распространила очень дурной запах, от которого избавиться можно только радикальными мерами. Ох, как долго и трудно их придется выковыривать!

Помолчали. Видя, что он успокоился, она вступила в разговор:

— Я изучаю историю вместе с внучкой, так плеваться хочется. Ярые враги писали ее, дорвавшись до возможности обругать все прошлое. Они не просто сосредотачивают, а точно расставляют акценты в обвинении, оболгании и преувеличении значимости отдельных событий, концентрируя порочащие документы. Отторгают чувство национальной гордости и патриотизма, смешали с грязью моральную чистоту, духовное и физическое совершенство нашего человека. Как идиоты исключили из истории все замечательные примеры нашей страны, создавая общий фон мрака.

Теперь Виталий на нее смотрит на такую, какую он не знал раньше.

— Предателей и негодяев искусственно создававших кризисы сахара, табака, колбасы и водки делают героями, самые гнусные пропитанные клеветой писания выдают за шедевры. Гуманность, интернационализм, мудрость советского человека, передававшиеся по наследству, представляют за отвратительное порождение.

Холод и тьма подземельная от всего этого, и нет радости солнышка знойного и радуги подковою выгнутой.

Муза Павловна вышла из-за начальничьего стола, взяла под руку Виталия, и они медленно пошли на остановку «Горная». А производственное пространство, где они прожили бок о бок всю взрослую жизнь, радовались успехам, переживали неудачи стало им ненавистным.

Вспомнили юбилейный год пятидесятилетия образования Советского Союза и в этом воспоминании прорывалась их живая и пылкая личность. Он женился второй раз. Она родила вторую дочку.

Теперь он с горечью рассказывает какая беда нависла над Юрием, а она жалуется в какую непонятную историю попала ее запоздалыш.

— На третьем курсе Ленинградского технологического института ей стали платить дополнительную стипендию из фонда Сороса. Когда читала, что он есть международный спекулянт душами — не верила и пропускала мимо ушей. На четвертом курсе дочь вышла замуж и их свадебное путешествие по Европе и американскому континенту было хорошо оплачено. В последний год обучения они приезжали к нам и я заметила грустинку в ее взгляде. А перед отъездом сказала (Муза Павловна глубоко вздохнула): «Подписала контракт пять лет не рожать, а после защиты они сразу уезжают за границу. Сейчас уехать туда считают счастьем, и я не смогла возразить и не успела выплакать слез прощанья. Последняя весточка заканчивалась словами «Защитилась. Уезжаем по контракту с фирмой, ждите сообщения с места прибытия». И скоро два года мы ждали и ждем. Со сватами пишем в разные инстанции и ни одного вразумительного ответа. Институт их продал кому-то и даже нет точного адреса, выпрыгнули и все.

Вошли в пустой трамвай и каждый ушел в себя, в свои душевные травмы и сиротливо разошлись.

Юрия не было неделю, на телефонные звонки Людмила подскакивала, как с гвоздя, трясущейся рукой брала трубку и ждала, какую новость принесет этот ненавистный гнусавый голос. Звонил он всегда после ухода на работу Виталия и все настойчивее требовал и требовал денег. На заявление в милицию никакой реакции, теперь они запурхались с без вести пропавшими, как во время партизанских боевых действий, но все невзгоды взваливают на родителей и во всем винят их. Хотя все действия власти во вред семьи и детям. Последние страницы газет пестрят сообщениями: ушел и не вернулся. Куда проваливаются молодые, здоровые парни и девчата? Ответа нет.

— Милая! — обнимая жену, успокаивал Виталий. — Не проходило дня, чтобы он был без нашего внимания, чему мы только не пытались его научить. Но сильней нас оказалось плодотворное моральное разложение и увело в бездну целое поколение.

Может это и успокаивало как-то, что Юрий не одинок, но материнское сердце рвалось на части. Она понимала, воспитывали в одном направлении и вдруг прыжок в сторону, они побежали в неизвестность спотыкаясь или расшибаясь в дребезги.

Так же неожиданно как исчез, он появился: изможденный, напуганный и накинулся на еду. Мама, избавившись от горьких и гнетущих мыслей, радостно подкладывала с пару котлеты, гладила грязную голову, заглядывала в осиротевшие глаза, потерявшие надежду. Собрала белье, налила ванну, а он не донес вилку до рта — уснул. Отвела, как пьяного в комнату, не раздевая, уложила и позвонила Виталию.

Вечером, пока радостная Людмила преподавала, отец с Сергеем пытали Юрия: что произошло и где он был? Долго молчал, отнекивался, крутил головой.

Незнакомые люди его куда-то увезли, держали в подвале с ведром для туалета.

— Это прелюдия, а где главное — за что? Хватит крутить, рассказывай!

— Фандора снова вышел из тюрьмы и решил жить честно.

— За счет таких, как ты! — отрубил отец.

— Организовал частное предприятие по торговле лесом, — мямлил Юрий. — Вложил остатки денег родительского наследства.

— Где живет сам? — спросил Виталий.

— Подженился, — встрепенувшись, ответил Юрий. — У его жены очень «крутой» дядя. Я взял деньги в банке под его гарантию, купили лес, отправили в Новосибирск, лес там почему-то конфисковали.

Виталий молча вскочил, на половине матерка осекся Сергей, вжался в диван Юрий и снова промямлил:

— А деньги надо отдавать.

Разрядившись каждый в себя, один сказал: «Ловушка!», другой — «Лох». Успокоившись, слушали дальнейший рассказ.

— У моего гаранта забрали иномарку, более «круче» оказались, теперь давят на меня.

— Ну и чем же ты собираешься рассчитываться? — спросили они одновременно.

— Придется делить квартиру и отдавать мою долю, как раз хватит, — сказал он боязливо заученными словами, опуская голову.

— А где жить собираешься? — в один голос спросили старшие.

— Пока с родителями, а затем подженюсь на какой-нибудь богатой вдовушке.

И смелее продолжил:

— Я думаю — долго вас не стесню, они вдовеют часто. Вокруг их мужей пули свистят, как на полигоне. А вдовы, как черви после дождя, на солнце выползают из своих богатых квартир.

Минута молчания и четыре глаза, упертые в Юрия.

— Значит, содержанкой на награбленное, — возмутился отец.

— Ой, не надо меня воспитывать, сейчас все так живут, — пошел в атаку Юрий. — Это у вас было стремление отслужить в армии, получить специальность, жениться, заработать, получить квартиру, вырастить сына…

— Разве это плохо? — перебил отец.

— Хорошо или плохо, только сейчас это никому не нужно, — назидательно ответил младший сын. — Каждый занят поисками пропитания на сегодняшний день, а завтра может не наступить.

Пришла мать и разговор прекратился. Но телефон по утрам приносил все настойчивее требования и более жестокие угрозы. Корни зла лезут из почвы, которую обрабатывают современные демократы.

И в Бийске паук буржуазной власти сплел мафиозную паутину, и началась охота на слабых, а молодежь оказалась самой доступной и не защищенной категорией. «Эпидемия смерти» заставляет родителей откупаться от бандитствующих хозяев, обогащая их в поисках душевного спокойствия, ухудшая социально-бытовое и психологическое состояние.