– А то, Леша, бывшая Маска Смерти, что я не из страхового общества «Саламандра», а из сыскной полиции. – Уже несколько секунд Бахтин чувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Ощущение это, само по себе неприятное, усиливалось славой Вяземской лавры. И тут Бахтин понял, что вот-вот его ударят по голове, он отпрыгнул к стене, развернулся стремительно и ткнул горящими свечами в чье-то лицо.
– А-а-а, – надсадно заорал человек.
В прихожей запахло паленым. Бахтин рванул из кармана револьвер.
– Ну, Леша, теперь я в тебе дырок наделаю. К стене! Мордой, сволочь! Руки на стену!
Распахнулась дверь и из игровой комнаты высунулись чьи-то испуганные лица.
– Полиция, закрыть дверь!
Бахтин даже не заметил, как появился в прихожей этот маленький, невидный человек.
– Ваше высокоблагородие, хозяин к нему просит пройти.
В углу стоял человек с обожженным липом, прилип к стене Леша Маска Смерти. Всё правильно. Всё в стиле лавры. Он не совершил ни одной ошибки.
– Раз просит, пойдем.
За человеком этим невидным прошел Бахтин в комнату, в которой сразу горело несколько лампад перед иконами. Комната была пустой. Иконы и сундуки вдоль стены и острый запах нафталина. Следующая комната была похожа на гостиную в чиновничьем доме средней руки: овальный стол, покрытый бархатной скатертью с кистями, лампа под зеленым абажуром на затейливых цепях висела над ним, портрет государя на стене, громадный, похожий на замок буфет, в углу тумбочка, на ней граммофон, кресла в чехлах, на стенах картины, напоминающие Клевера, затейливый японский экран, отделанный перламутром. Бахтин подошел к тумбочке, на граммофонном диске лежала пластинка. Бахтин крутанул ручку, нажал кнопку пуска, поставил на пластинку мембрану с иголкой.
– «Славное море священный Байкал…» – рявкнул мужской хор.
Бахтин присел в кресло, предварительно вынув револьвер из кармана и засунув его за пояс брюк. На словах: «Шилка и Нерчинск не страшны теперь…» в комнату вошел человек небольшого роста, сгорбленный, одет он был во всё серое, да и сам был какой-то серый, незаметный.
– Здравия желаю. Музыкой увлекаетесь? – Голос у него под стать внешности, незаметный, без явныхпризнаков.
– Я эту песню поставил, чтобы напомнить, куда могу тебя отправить, Каин.
– За что же? Помилуйте! Да и пугать меня не надо…
Он не успел договорить, Бахтин вскочил и рванул хозяина на себя:
– Что ты сказал, гнида?
Бахтин с силой ударил его об стену. Упала на пол картина. С треском разлетелось стекло.
– Вы что?.. Что это?..
Бахтин вновь взял его за лацканы.
– Слушай меня, брат мой Каин, тебе никто не поможет. Я тебя шлепну сейчас, а в руки нож вложу да объявлю следователю, что ты меня зарезать хотел. Так что ты меня не пугай.
– Так я чего, я всегда готов… Если что…
– Правильно, вот это «если» и наступило.
– Чего вам надобно, господин Бахтин?
– Значит, знаешь меня?
– А кто ж вас не знает, господин надворный советник. Мы про вас всё знаем.
– Что именно?
– А то, что со взяткой к вам не лезь. Что вы английским боксом да японской джиу-джитсой занимаетесь, что стреляете в тире два раза в неделю и что за стрельбу серебряный приз имеете.
Эти люди преклонялись только перед силой и смелостью. В их мире были свои кумиры: налетчики, убийцы, борцы, удачливые шулеры, удачливые сыщики. О них слагались легенды. Герои изустных историй награждались качествами необычайными и становились под стать героям авантюрных романов.
– Что-то я твое лицо не вижу, света мало. – Бахтин подошел к буфету, зажег свечи в канделябре. В комнате сразу стало светло.
Человек с кличкой Каин стоял у стены. Бахтин подошел и увидел, что у того дернулась щека. Нет, он не знал этого человека. И именно это поразило его. Каин был заметной фигурой уголовного Петербурга.
– Документы у тебя есть?
– Имею.
– Липу?
– Чистые.
– Смотри, если обманешь. Как твоя фамилия и откуда будешь.
– Фролов Петр Емельянович, из мещан, Московской губернии.
– Фролов, это ты шниффером был?
– Когда это было, господин Бахтин…
Да, действительно, давно это было. Жил тогда в Москве шниффер, специалист по сейфам фирмы «Брилль» Фролов, но кличка у него тогда была совсем другая.
– Что ж ты кличку-то сменил, Фролов?
– Так от профессии ушел. Умер шниффер, и кликуха умерла.
– А Каин это…
– Каин, извиняйте, что перебиваю, это меня местные прозвали. Люди темные, глупые, одним словом, народ.
– Видно, любят они тебя сильно, Фролов?
– А вас, господин Бахтин, все сильно любят?
– Твоя правда. Но тебе меня любить придется.
– Это как же понимать изволите?
Бахтин снова сел в кресло, вытянул ноги. В комнате было тихо, шум «мельницы» сюда не доносился. Горящая лампада, групповой портрет царской семьи – обстановка чиновничьей квартиры средней руки.
– Прикажи-ка, братец, чаю покрепче подать, – устало сказал Бахтин.
– Не обижайте, господин надворный советник, ром есть, выдержанный.
– Выдержанный в лавке Пузанова, – усмехнулся Бахтин.
Он позволил себе расслабиться. Главное сделано. Фролов сломлен. Дальше дело пойдет привычно, как сотни раз до того.
– Никак нет. Ром подлинный. Я к напитку этому слабость особую питаю.
– Тогда неси.
Фролов вышел, а Бахтин переложил револьвер обратно в карман. Начиналось главное в сыске – вербовка агента. Умением этим отличались далеко не все служащие сыскной полиции. Вербовка дело тонкое. Это как начало любовной интриги, переходящей потом в роман. Сложно склонить человека к сотрудничеству, но еще сложнее заставить его работать. Сломить его нравственно, поднять из глубины, из потаенных углов души самое страшное, развить в нем любовь к предательству. Многие уголовники охотно становились агентами, зная, что полиция снисходительно смотрит на проказы своих секретных сотрудников. Это, в основном, мелкое ворье, солдаты уголовной армии. Шли на вербовку и короли преступлений, у тех планы были более сложными, сотрудничество с полицией давало им возможность свести счеты с конкурентами. Но были люди непримиримые. Чтившие превыше всего воровской закон. Это были рыцари налетов и квартирных краж. Вот с ними-то и приходилось вести тяжелую нравственную дуэль.
Бахтин за долгие годы работы в полиции точно знал, что во многих живет непонятная потребность в предательстве. Ее нужно только умело развить, а это уже дело сыщика.
Фролов был прост и понятен. Он пойдет на сотрудничество из-за страха потерять свой крупный доход. «Мельницы» на Вяземском подворье, это не просто прибыль, это золотые прииски.
Чай Фролов принес сам. На подносе, умело, как это делают половые в трактирах. И по тому, как был поставлен поднос на стол, как хозяин разливал чай по чашкам, как наливал ром, Бахтин понял, кем начинал жизнь бывший медвежатник, а ныне содержатель «мельницы» и скупщик краденого. Бахтин вылил ром в чашку.
– Напрасно, – сказал Фролов, – чай уж хорош больно. Но как изволите.
Бахтин отхлебнул горячего крепкого напитка, почувствовал прилив бодрости. Старый проверенный офицерский способ. Юнкерами они очень любили пить чай с ромом, называя его грогом. Так делали их командиры, и они хотели быть похожими на них. Как теперь далеко от него Москва, дом на Знаменке, желтизна осенних рощ в Сокольниках, прелестная барышня, любившая стихи Фета.
Молодость, чистота, счастье. А теперь наган в кармане, вонючий притон и чаепитие с уголовником.
Фролов не притронулся к рому. Он и чай даже не пил. Нервно хватал из вазочки леденцы и с хрустом разгрызал их мелкими, как у лисенка, зубами. Он ждал. Зная, о чем пойдет разговор, думал о том, как более выгодно продать себя. Фролов был старым вором, он перепробовал несколько профессий – «менял масть». У него, естественно, складывались свои отношения с полицией. Он продавал, кого надо, некоторых, наоборот, выгораживал. Он знал Нерчинский острог, соляные прииски, тюрьмы Москвы, Владимира, Ростова. За свою пятидесятисемилетнюю жизнь он завоевал незыблемый авторитет в уголовном мире. Его боялись и уважали. И он решил не ждать. Начать первым.
