– Синьорина? – Сказал он, мягко касаясь ее плеча.
Черные ресницы долго трепетали, прежде чем приподняться и показать трогательные темные глаза. Девушка что-то пробормотала, вероятно, обращение к Богу, затем села и слабо улыбнулась Рэндольфу. Она была очень молода, возможно, ей было не больше пятнадцати, с лицом, подобным лику Мадонны, что, казалось, было неаполитанской особенностью.
– Рад видеть, что вы пережили свое падение, – сказал он, хотя и не был уверен, что она его понимает. Он стал подниматься, чтобы помочь ей встать, но внезапно она упадала в обморок прямо ему в руки, и Рэндольф обнаружил, что обнимает очень сексуальную молодую особу. Чувствуя пышные изгибы ее тела, прижатые к его груди, Рэндольф поверил, что женщины Средиземноморья созревают гораздо раньше, чем их северные сверстницы.
Девушка откинула назад голову, оказавшуюся так головокружительно близко, что стало очевидно, что ее рот был просто создан для поцелуев. Поддерживающие ее руки Рэндольфа мгновенно напряглись. Как же давно он вот так держал женщину, а ведь он был всего лишь простым смертным. Но он также являлся джентльменом, а джентльмен никогда не воспользуется положением оглушенных ударом девочек, даже если те достигли полового созревания.
Он решил, что лучше всего положить ее здесь на улице, а затем обратиться за помощью, постучавшись в ее дом. Но прежде, чем он смог что-либо предпринять, он услышал позади себя хриплый мужской окрик, сопровождаемый звуком тяжелых шагов.
Он оглянулся и увидел, что двое мужчин мчатся через базарную площадь, – поразительно красивый парень и пожилой человек. Их шумное беспокойство выдавало в них семью или соседей лежащей в обмороке девушки. Можно было только надеяться на то, что кто-нибудь из них хоть немного знает английский или французский. Как только они остановились рядом, Рэндольф открыл рот, чтобы заговорить.
Но прежде, чем он успел что-либо произнести, тот, что был старше, с мучительным ревом выхватил девушку из его рук, а молодой – сильным ударом кулака двинул Рэндольфу в челюсть.
– Что за черт! – Рефлексы, отточенные в салоне Джексона, немедленно дали о себе знать. Рэндольф наклонил голову и дернулся, выходя из-под удара, его шляпа упала на землю. Но пока он поднимался на ноги, другой кулак надежно впечатался в его живот.
Сложившись пополам и задыхаясь, Рэндольф понял, что эти два маньяка подумали, что он напал на девочку. Деревянная лестница лежала поблизости, и он схватил ее за две перекладины, чтобы использовать как защиту от своего разъяренного противника.
Ситуация была настолько комична, что Рэндольф почти рассмеялся. Но тут он увидел, как в руке молодого человека блеснул нож, и его веселье вмиг испарилось. Больше это не было похоже на шутку – существовала вполне реальная опасность, что он будет убит по глупому недоразумению. Если бы это произошло, то, несомненно, Королевство обеих Сицилий выразило бы британским властям глубокое сожаление, но для Рэндольфа это уже не имело бы никакого значения.
Пронзительно крича, молодой человек размахивал перед Рэндольфом своим ножом. Рэндольф отгородился от удара лестницей и отступил к стене дома, защищая свою спину. Удивительно, сколько шума могло исходить всего от двух неаполитанцев. Нет, трех, девочка очнулась и завопила, повиснув на руке пожилого мужчины и не давая ему присоединиться к драке.
И тут энергичный взмах зонтика опустился на запястье молодого человека, выбив нож из его руки. В драку вступила туристка. Двигаясь между Рэндольфом и его противниками, она начала говорить на быстром итальянском стаккато. После минутного удивления неаполитанцы накинулись на нее с вопросами, все трое трещали одновременно.
Рэндольф уже заметил, что своими телами итальянцы говорили столь же эмоционально, сколь и своими голосами, а потому он с глубоким интересом наблюдал за развернувшейся пантомимой. Страстные жесты пожилого мужчины сделали смысл произносимого совершенно прозрачным: он был поражен в самое сердце видом своей любимой дочери, безжизненно лежащей в объятьях иностранца. Тут Рэндольф вспомнил, что синьорина была далеко не безжизненной, но это не имело значения.
Роль молодого человека была не столь очевидна, но он был обеспокоен ничуть не меньше. Тем временем девочка, просто ангел чистоты и невинности, очевидно, объявила, что все это было чистым недоразумением.
Поскольку слова, казалось, возымели какое-то действие, Рэндольф опустил лестницу и принялся изучать свою защитницу. Вероятно, ей было что-то около тридцати, она была стройной и довольно высокой. Его внимание привлекло то, что она объединяла сугубо деловую хватку, связанную в его сознании с гувернантками, и живой язык тела неаполитанцев. Возможно, она тоже итальянка? Но такой бледный прозрачный цвет лица, как у нее, обычно связывался с Англией.
За счет объема своих легких молодой человек умудрился перекричать остальных собеседников. Размахивая руками, он произнес пылкую речь, которую закончил, плюнув Рэндольфу под ноги.
Высокая женщина заколебалась, бросила быстрый взгляд на Рэндольфа, после чего ответила проникновенным трепещущим голосом чудесного контральто[5]. Она закончила свою речь, указав на него, а затем прижала руки к груди, ее ресницы скромно затрепетали, скрытые за очками с золотой оправой.
Было ли это следствием ее действий или ее слов, но оба мужчины посмотрели друг на друга, после чего вместе пожали плечами, принимая ее объяснение. Пожилой человек взял руку женщины и медленно ее поцеловал, произнося красивым баритоном: "Bellis-sima[6]". Красивый молодой человек, чей гнев исчез, словно его никогда и не было, слегка боднул Рэндольфа головой, после чего солнечно улыбнулся.
Женщина повернулась к Рэндольфу.
– Сделайте вид, что вы меня знаете, – пробормотала она на чистейшем английском языке. – Любезно улыбнитесь, поклонитесь молодой леди, и мы сможем уйти.
Рэндольф поднял свою шляпу и повиновался. Очевидно уже оправившись от падения, девушка очаровательно ему улыбнулась, а ее отец сиял доброжелательностью. Сопровождаемая хором наилучших пожеланий, пара англичанин пересекла площадь. По пути женщина собрала парусиновую сумку, в которой держала материалы для рисования эскизов, и засунула зонтик в боковую петлю. Взяв Рэндольфа под руку, она направила его на улицу, ведущую вниз с холма.
Когда они оказались вне поля зрения с площади, он спросил:
– Вы не хотите объяснить, что там произошло?
Женщина улыбнулась и выпустила его руку.
– Два джентльмена – это отец и жених молодой Филомены, оба – каменщики. Они возвращались домой на обед, когда увидели Филомену в ваших руках. Будучи ее защитниками и к тому же очень вспыльчивыми, они боялись худшего.
– Если бы там был только ее отец, он, вероятно, просто отчитал бы Филомену за нескромное поведение. Но поскольку тут же присутствовал ее жених, Луиджи, отец не мог признаться, что его дочь – коварная обольстительница. Следовательно, любое отклонение от норм поведения должно было стать вашей виной. – Она слегка хохотнула. – Все оказалось бы не настолько серьезно, если бы вы не были так красивы, и я боюсь, что таким образом Луиджи высказывал свое сожаление, что никогда не будет похож на Аполлона.
Рэндольф покраснел.
– Почему Луиджи так огорчился? Он же похож на Давида Микеланджело[7].
– Действительно, – согласилась женщина с неподобающей леди откровенностью. – Но такого рода мужская красота здесь весьма обычна, а вы обладаете очарованием новизны. – Сжалившись над его румянцем, она продолжила: – Кстати, я – мисс Элизабет Уокер.
– Я – Рэндольф Леннокс, и у вас в неоплатном долгу. – Он печально улыбнулся. – Я уже представлял лондонские заголовки: "Английский турист случайно убит в Неаполе".
– Это лучше чем: "Английский турист напал на невинную итальянскую мисс и казнен на месте".
