Большевики ставили перед своей армией и еще одну задачу: ей надлежало нести гражданские войны за пределы страны. Ленин считал, что для окончательной победы социализма потребуется серия войн между «социалистическими» и «буржуазными» странами. Как сказал он в минуту не свойственной ему откровенности, «существование Советской республики рядом с империалистическими государствами продолжительное время немыслимо. В конце концов либо одно, либо другое победит. А пока этот конец наступит, ряд самых ужасных столкновений между Советской республикой и буржуазными государствами неизбежен. Это значит, что господствующий класс, пролетариат, если только он хочет и будет господствовать, должен доказать это и своей военной организацией»12.
Когда было объявлено о создании Красной Армии, «Известия» в передовой статье приветствовали ее следующими словами:
«Рабочая революция может победить только в мировом масштабе, и для ее прочного торжества необходима взаимная поддержка рабочих разных стран.
И перед социалистами той страны, где власть раньше всего перешла в руки пролетариата, может стать задача вооруженной рукой прийти на помощь своим братьям по ту сторону границы, борющимся против буржуазии.
Полное и окончательное торжество пролетариата немыслимо без победоносного завершения ряда войн как на внешнем, так и на внутреннем фронте. Поэтому и революция не может обойтись без своей, социалистической армии.
«Война — отец всего, — говорил Гераклит. — Через войну пролегает и путь к социализму». [Известия. 1918. 28 янв. № 22 (286). С. 1. (Курсив мой. — Р.П.). Слова Гераклита были в действительности несколько иными: «Борьба [не война] отец и царь всего; одних она делает рабами, других свободными».].
Есть еще множество более или менее прямых заявлений, в которых утверждается, что миссия Красной армии включает в себя зарубежную интервенцию, или, как это сказано в декрете от 28 января 1918 года, «поддержку для грядущей социалистической революции в Европе»13.
Но все это относилось к будущему. А в это время у большевиков было только одно надежное военное формирование — латышские стрелки, о которых мы уже говорили в связи с разгоном Учредительного собрания и обеспечением охраны Кремля. Первые латышские подразделения появились в русской армии летом 1915 года. В 1915–1916 годы латышские стрелки оформились как самостоятельные добровольческие части, включавшие около 8000 человек, многие из которых были социал-демократами14. Затем к ним добавились латыши из регулярных частей русской армии, и к концу 1916 года было уже пять полков латышских стрелков общей численностью 30 000—35 000 человек. Эти части напоминали Чехословацкий легион, который был создан в то же время в России из военнопленных, однако эти два формирования ждала совершенно разная судьба.
Весной 1917 года латышские войска откликнулись на большевистскую антивоенную пропаганду в надежде, что мир и принцип «Свободного самоопределения» позволят им возвратиться на родину, оккупированную в то время немцами. И хотя они руководствовались более национализмом, чем социализмом, у них завязались тесные отношения с большевистскими организациями и они подхватили лозунги большевиков, направленные против Временного правительства. В августе 1917 года латышские части отличились при обороне Риги.
Большевики относились к латышским стрелкам иначе, чем к другим частям старой русской армии: их сохранили как самостоятельное формирование и доверяли им жизненно важные операции по обеспечению безопасности. Со временем латышские стрелки превратились в нечто среднее между французским Иностранным легионом и нацистскими частями СС, в инструмент охраны режима от внутренних и внешних врагов, соединявший в себе черты армейского формирования и службы безопасности. Ленин доверял им гораздо больше, чем русским солдатам.
Первые попытки создания Рабоче-крестьянской Красной Армии закончились полным провалом. Тех, кто в нее записывался, привлекали главным образом жалованье, которое вскоре поднялось от 50 до 150 рублей в месяц, и перспектива безделья. В основном это были подонки из демобилизованных солдат, которых Троцкий впоследствии называл «хулиганами», а один из советских декретов — «дезорганизаторами, смутьянами и шкурниками»15. Газеты того времени пестрят сообщениями о насильственных «экспроприациях», устроенных этими первыми красноармейцами: голодные, плохо оплачиваемые, они продавали военную форму и снаряжение; нередко между ними возникали стычки. В мае 1918 года они заняли Смоленск и, выдвинув лозунг «Бей жидов, спасай Россию!», потребовали изгнания из советских организаций всех евреев16. В некоторых местах ситуация складывалась настолько плохо, что советские власти вынуждены были призывать немецкие войска для усмирения взбунтовавшихся частей Красной Армии17.
Дальше так продолжаться не могло, и Ленин стал неохотно склоняться к идее профессиональной армии, которую ему упорно пытались навязать старый Генштаб и французская военная миссия. В феврале и начале марта 1918 года в партии прошли дискуссии между сторонниками «чистой» революционной армии, состоящей из рабочих и демократической по своей структуре, и теми, кто придерживался более традиционных представлений о вооруженных силах. Параллельно происходили дебаты между сторонниками рабочего контроля на производстве и теми, кто защищал концепцию профессионального управления. В обоих случаях соображения эффективности и пользы одержали верх над революционной догмой.
9 марта 1918 года Совнарком назначил комиссию для разработки в недельный срок «плана организации военного центра для реорганизации армии и для создания мощной вооруженной силы на началах социалистической милиции и всеобщего вооружения рабочих и крестьян»18. Крыленко, возглавлявший противников идеи профессиональной армии, подал в отставку с поста наркома по военным и морским делам и был назначен наркомом юстиции. Его место занял Троцкий, не имевший никакого военного опыта, поскольку, как и подавляющая часть большевистских руководителей, в свое время уклонился от мобилизации. Его основной задачей на этом посту было привлечь отечественных и зарубежных специалистов к созданию эффективной и боеспособной армии, которая не представляла бы угрозы диктатуре большевиков, то есть не была бы склонна к измене или к участию в политических интригах. Одновременно правительство учредило Высший военный совет под председательством Троцкого. В его состав входили чиновники (комиссары армии и флота) и профессиональные военные — бывшие офицеры царской армии19. Чтобы обеспечить полную политическую надежность вооруженных сил, большевики ввели институт «комиссаров», которые должны были осуществлять надзор за деятельностью военных командиров20.
* * *
Троцкий продолжил военные переговоры со странами Четверного согласия. 21 марта он направил генералу Лаверну из французской военной миссии следующее послание: «После беседы с капитаном Садулем имею честь просить от имени Совета народных комиссаров технического сотрудничества Французской военной миссии в реорганизации армии, предпринимаемой советским правительством». Далее шел список французских специалистов во всех областях военного дела, включая авиацию, флот и разведку, которых русские просили выделить им в помощь21. Лаверн откомандировал трех офицеров из миссии в качестве советников наркома по военным и морским делам Троцкий выделил им помещение рядом со своим кабинетом. Сотрудничество это осуществлялось в атмосфере строгой секретности, и советские военные историки не очень о нем распространяются. Как сообщает Жозеф Нуланс, впоследствии Троцкий попросил выделить еще пятьсот французских армейских военных офицеров и несколько сот английских офицеров военно-морского флота. Он также вел переговоры о военной помощи с миссиями Соединенных Штатов и Италии22.