Я подошел к одной кучке водителей. Она мне показалась самой могучей. Эти четверо старались сохранять спокойствие. Один, правда, без конца нервно пинал ногой окаменевший сугроб. Странно, но они говорили о президентских теледебатах. Их возмущало, что Жириновскому как доверенному лицу не дают представлять Малышкина. Мне показалось, они не о том говорят. Я спросил, что они собираются делать. Один из них сказал, что попил бы где-нибудь кофе, а то замерз.

Мной овладел сильнейший приступ злобы. Мало того, что из-за пробок я вынужден спускаться в метро, думать там только о том, что вагон, в котором еду, сейчас взорвут, и пересаживаться на всякий случай в другой, а потом в третий, так еще и, выйдя на свежий воздух, по совсем уж идиотской причине вынужден торчать на морозе и покорно ждать, пока рассосется троллейбусная пробка!

Нет, я должен был что-то сделать. Я подошел к своей машине и осмотрел место происшествия. Два троллейбуса стояли, плотно прижавшись друг к другу. Один практически целовал другого в зад. Их водители сидели с удовлетворенным, как мне показалось, видом за рулем и грелись. Они не разговаривали ни друг с другом, ни с нами.

И вдруг я все придумал. Все было очень просто. Если бы один троллейбус немного подал вперед, а второй сдал назад, то я бы, кажется, въехал в образовавшийся между ними просвет.

Одним из троллейбусных водителей была женщина. Я решил поговорить с ней, ведь женское-то сердце мягче. А когда второй водитель увидит, что дело сдвинулось с мертвой точки, то и сам, может, догадается подать вперед.

Я постучал в дверь. Немолодая дама в телогрейке внимательно посмотрела на меня и открыла дверь.

— Здравствуйте, — как можно доброжелательнее сказал я. — Вы, наверное, поняли, зачем я к вам заглянул?

— Ну и что? — умно переспросила она.

— Если вы сдадите чуть-чуть назад…

— А передний даст вперед… — без подсказки продолжила она.

— Точно! — обрадовался я.

— Так ты чего хочешь-то? — с любопытством спросила она.

— Как чего? — растерялся я. — Назад сдайте, да и все. Она еще раз внимательно посмотрела на меня и промолчала. Я понял, что забыл предложить ей денег. Предложил. Может быть, не очень много. Но я решил, что не надо баловать водителей троллейбусов, а то они сразу сядут на шею.

— Деньги, значит? — в ее глазах, мне показалось, наконец-то появился интерес.

— Ну, конечно!

— Слушай меня внимательно, парень, — четко, так, чтобы я понял каждое слово, произнесла она. — Ни за что я этого не сделаю. Как вы с нами — так и мы с вами. Ты понял меня? А теперь пошел вон из моего салона, а то я сейчас милицию вызову.

Ну, и что бы вы сделали на моем месте? Я сказал ей, что она, дура, будет стоять в этой пробке до утра, и вышел. А что, драться с ней, что ли? Или сидеть в этом троллейбусе назло ей тоже до утра? Выйдя, я на всякий случай подошел к дяденьке, который сидел за штурвалом соседнего троллейбуса, и через открытое окно попросил его подвинуться. В моем голосе уже не было никакого елея. Но и ненависти тоже не было.

Он кивнул и начал подавать вперед. Я бросился к своей машине, думая только об одном: лишь бы эта баба не успела закрыть своим троллейбусом эту брешь. Она, похоже, просто не успела сориентироваться в этом быстро меняющемся мире, и я втиснулся в щель. Я даже увидел, как ее троллейбус нервно дернулся. Но было поздно.

На прощание я с удовольствием показал ей характерно поднятый палец. Судя по ее живой реакции, ей был хорошо знаком этот жест.

Убить старушку

Бывает, что едешь-едешь, а потом кончается бензин. Я никогда не верил и не верю людям, которые говорят, что с ними никогда такого не происходило.

Со мной это происходит регулярно. Мне не стыдно в этом признаться. У меня много других важнейших дел, кроме того, чтобы следить еще и за этим. Я должен постоянно думать о таком количестве нюансов в моей запутанной жизни, что падение уровня топлива на их фоне может в лучшем случае напомнить о том, что жизнь эта не вечна.

Когда останавливаешься на дороге, конечно, это не так уже смешно. Это же всегда обязательно происходит в крайнем левом ряду. А всего этих рядов не меньше трех. Так случилось и в этот раз. Я как-то дотянул до крайнего правого. Встал прямо на остановке. Но, с другой стороны, для чего еще, по большому счету, эти остановки?

Включил «аварийку». И что дальше? Надо же как-то двигаться. Жизнь-то, как говорится, продолжается.

Может, у какого-то человека на этот случай в багажнике лежит полная канистра бензина. Не знаю. Ведь, с другой стороны, человек с такой жизненной позицией никогда и не опустится до того, чтобы вот так бездарно встать на дороге. У меня же никогда еще не было даже такого, чтобы в багажнике кстати оказалась какая-нибудь пустая емкость.

Но в этот раз я нашел сразу две канистры. Одна из них оказалась из-под незамерзающей жидкости, а другая — из-под замерзающей, чистой питьевой воды. То есть все складывалось даже очень хорошо.

Я взял пластиковую канистру из-под питьевой воды и вышел из машины. Оказалось, что на улице уже минуту стоит дикий крик. Орала бабушка, ждавшая автобуса. Ей было не по себе от того, что я встал на месте ее автобуса. Она же не могла ворваться ко мне в салон и, от души попихавшись со мной локтями, доехать до следующей остановки. То есть она не знала, что на самом-то деле могла бы. Я бы довез ее. Действительно, довез бы.

Все, что она орала, было понятно и без слов. Мы мешаем им жить, и добавить к этому нечего.

Я хотел было пройти мимо. Я знал, куда идти. АЗС была недалеко, метрах в трехстах. Но она так орала! И я подошел к ней.

Это ее ошеломило. Она совершенно не рассчитывала на такой эффект. И сразу замолчала.

— Что вы так орете? — спросил я ее.

Она опять начала орать. Замолчала, видимо, только потому, что подумала, что я сразу начну ее бить и, может, даже убью. То есть она, несмотря на свой довольно преклонный возраст, очень хотела жить. И как только убедилась, что перед ней не убийца, воспрянула духом.

— Мы не для вас эту остановку строили! — такой у нее появился аргумент.

— Вы видите, огоньки на машине мигают? — спросил я.

— Да по мне хоть… — сказала она. Она не понимала, куда я клоню.

— А что это значит, вы знаете?

— Да я… — сказала она.

— Это аварийная сигнализация.

— Да плевать я хотела!

— А знаете, зачем я ее включил?

К нашему разговору с чудовищным интересом прислушивалась, конечно, вся остановка. На глазах у всех произошел контакт водителя из машины с пешеходом. Такого ведь практически никогда не бывает. Эти бабки ведь орут в расчете на что угодно, но только не на то, что эта сволочь выйдет из машины и ответит по существу. И нормальные люди, которых на остановке все-таки большинство, понимают это не хуже меня и бабки.

— Отстань от меня, — вдруг жалобно попросила бабка.

Похоже, ей этот разговор и весь этот ор не так уж легко давались. На нее все-таки произвело сильное впечатление, что я подошел к ней. И при желании можно было даже считать, что она капитулировала.

— Ну, так зачем я ее включил-то? — спросил я.

— Не знаю! — в сердцах выкрикнула она.

— А потому что, значит, в машине что-то неисправно, — подсказал я.

— Другую купи! — неожиданно точно сказала она. Мы, я считаю, были уже почти друзьями. Мы даже обсуждали, можно сказать, будущую покупку. Такое случается в основном вообще между близкими родственниками.

И тут я приподнял над головой пустую канистру.

— А это знаете зачем?

— Знаю! — с отчаянием крикнула она и даже присела от страха.

То есть у нее в голове наконец-то все стало на свои места. Она решила, что я вышел из машины и подошел к ней не для того, чтобы поговорить о наших отношениях, а чтобы избить ее этой пустой пластиковой канистрой.

— Да нет, — сказал я. — Бензин просто кончился. Аварийная ситуация. Я за бензином пошел.

Люди на остановке неуверенно засмеялись. А мне было не смешно.