Однажды утром она отправилась вместе со служанкой в ближайший городок за продуктами и там узнала, что началась война. Это было 1 августа 1914 года.
Семейство де Жувенель срочно возвращается в Париж. (Девочку оставили с нянькой и служанкой в Розвене.) Там полным ходом идёт мобилизация, в городе царит смятение, близкое к панике: опытные люди, по совету стариков, помнящих ещё франко-прусскую войну 1870 года, срочно запасаются продуктами в ожидании голода. Немало и тех. кто демонстрирует показной патриотизм. Даже девицы лёгкого поведения продают, а то и дарят кокарды клиентам.
Анри де Жувенель призван и отправлен на фронт в качестве младшего лейтенанта пехотного полка. Для Колетт наступают тревожные дни. Она с беспокойством ждёт писем от мужа, а они приходят крайне редко. Она боится, что его убьют.
Несколько самых близких подруг Колетт, тоже беспокоящихся за своих мужчин, переезжают жить к ней в её шале в Пасси. Они там устраивают нечто вроде «фаланстера», вместе питаются, а главное, не тратятся у себя дома на отопление, которое резко подорожало. Сообща им проще жить и легче переносить снедающую их тревогу. Все эти женщины, в том числе и Колетт, из чувства патриотизма бесплатно дежурят по ночам в госпитале, оказывая помощь раненым, ухаживая за ними.
В ноябре 1914 года Колетт узнаёт, что её супруг на некоторое время переведён в гарнизон Вердена, который находился в прифронтовой зоне и был закрыт для въезда. Но темпераментная и решительная баронесса де Жувенель задумала во что бы то ни стало повидать мужа. Переодетая медсестрой, с подложными документами, преодолев множество преград, она в конце концов пробирается к нему и остаётся у него на несколько недель, спрятанная от посторонних глаз в его квартире, прогуливаясь только по ночам. Чета де Жувенелей переживала новый медовый месяц. Их любовь усиливалась от ощущения хрупкости этого счастья. Над ними нависала угроза возможной гибели Анри, когда он снова попадёт в окопы. Человек мужественный, награждённый боевыми наградами, муж Колетт не умел и не хотел избегать опасностей.
Новый, 1915-й год Колетт встретила в одной из провинций, куда выехала с подарками для детей-сирот по поручению какого-то благотворительного комитета. Подобные поездки не мешали ей регулярно писать в «Матэн» и в другие газеты и журналы. Лишённая солидной редакторской зарплаты мужа, не имея никаких сбережений, она старалась заработать как можно больше. Работала много и добросовестно.
Она описывала то, что видела вокруг, рассказывала о своих встречах с людьми, ну и, конечно, разные истории о животных, передавала свои впечатления о происходящих событиях. Её живые, взволнованные очерки нравились публике. Колетт стала одной из самых популярных журналисток периода первой мировой войны.
Однажды по заданию газеты она попадает в Рим, потом в район Венеции, куда к ней приезжает на побывку получивший отпуск барон де Жувенель. Они переживают ещё один медовый месяц, радуясь, что судьба их балует, создаёт для них такие «оазисы» счастья. На обратном пути они заезжают в родовой замок Жувенелей, Кастель-Новель, где живут их маленькая дочка и мать барона. Туда же приезжает его брат, Робер де Жувенель, – тоже журналист и политический деятель, с которым они очень дружны.
И снова почти на год расстаются муж и жена де Жувенели. В 1916 году Колетт удаётся выпустить книгу «Мир среди животных», куда вошли некоторые из её очерков, напечатанные в газетах и в прежних сборниках о животных, другие она написала специально для этой книги, которая стала первой книгой, вышедшей после 1913 года (после романа «Преграда»). Объясняя замысел, она пишет в предисловии к книге: «В час, когда человек уничтожает человека, он должен с особой жалостью относиться к животным, чтобы вновь открыть для них тот земной рай, в котором цивилизация им отказала». В существовании животных среди людей писательница видит как бы мирный уголок, в котором нет войны. И обращение к жизни этих «невинных существ» было её реакцией на ужасы военного времени, отражало тоску по миру и покою. Хотя большинство рассказов далеки от войны (в них показаны природная красота и благородство животных), всё же есть несколько, в которых анималистическая тематика связана с описанием прифронтовой обстановки («Собаки-санитары», «Мир животных» и другие).
В том же 1916 году Колетт помогла своему старому учителю танцев и актёру Жоржу Вагу, с которым вместе проработала в театре более шести лет. В благодарность за всё, что он сделал для неё, она, используя политические связи своего мужа, устраивает Жоржа Вага преподавателем в Консерваторию драматического искусства (институт, где готовят актёров и режиссёров). При содействии Колетт там для него специально открывают группу будущих актёров театра пантомимы, которых он будет готовить. Ему, человеку уже пожилому, не нужно будет больше мотаться по гастролям и танцевать на сцене.
Этот поступок свидетельствует не только о душевном благородстве и доброте Колетт, но и о том, что она внутренне продолжает ощущать себя более близкой к своим прежним товарищам по сцене, чем к кругу лиц, с которыми ей приходилось общаться в качестве баронессы де Жувенель.
Первые пять лет её супружеской жизни сложились таким образом, что ей приходилось довольно мало бывать в кругу, привычном для её мужа. Поначалу из-за беременности она вела уединённый образ жизни, потом стала много работать, осваивая новую специальность – журналистику, и оттого почти не выходила «в свет» с мужем, оставалась дома, писала статьи и очерки. А в годы войны было не до светской жизни, да и встречи их были редки и так заполнены друг другом, что им совершенно не хотелось ни с кем общаться.
Но в 1917 году Анри де Жувенеля отзывают с фронта. Один из его друзей стал министром и вызвал его к себе на службу. Вскоре он получает задание отправиться в Рим, чтобы там принять участие в каком-то важном совещании представителей стран Антанты. Он берёт с собой жену. Они живут несколько месяцев в Риме, в роскошном отеле, окружённые военными в больших чинах и дипломатами с супругами.
Колетт впервые попала в совершенно чуждый для неё мир, где, напротив, прекрасно себя чувствовал, был «своим» её муж.
В Колетт крепко засело наследие Сидо с её человеческой простотой и любовью к природе, а за годы театральных странствий родилось искреннее уважение к людям, нелёгким трудом зарабатывающим себе на хлеб. Поэтому она не могла найти общего языка с чопорными дамами и господами, с которыми прекрасно ладил барон. Она вдруг увидела, что её мужа, как и всё это блестящее общество, интересует и привлекает только чисто внешняя, показная сторона жизни. Да к тому же многие дамы из окружения де Жувенеля презирали Колетт, ибо им было известно её прошлое актрисы мюзик-холла, выступавшей в полуобнажённом виде. А книг её они не читали, ибо вообще не были склонны к чтению.
Однако супруга де Жувенеля не могла уклониться от присутствия на приёмах, раутах, торжественных обедах и ужинах, была вынуждена также сама принимать гостей, ибо её муж устанавливал контакты, необходимые для его работы и будущей карьеры. Ей всё это ужасно претило, она тяготилась светскими обязанностями, совершенно не выносила политику и всё, что с ней было связано.
Даже в своей журналистской работе, если ей доводилось касаться вопросов политики, она передавала не столько политический смысл того или иного события, сколько чисто человеческую реакцию на него. Так, если она пишет, например, о выборах, то не анализирует программы партий или позиции кандидатов, не даёт им оценки, а показывает лица и поведение людей, пришедших на предвыборный митинг, воссоздаёт атмосферу, в которой происходил этот митинг.
В письмах к подругам в Париж Колетт колко и язвительно отзывается о тех людях, с которыми ей теперь приходится иметь дело. Для них главное – не сам человек, а лишь его успех – положение в обществе, доход, титул, должность. Она с ужасом начинает замечать, что её обожаемый муж, барон де Жувенель, может, и поумнее, поярче большинства из них, но по сути своей такой же, как они. Впервые супруги де Жувенель как бы увидели себя со стороны, оказались на свету и обнаружили, что у них совершенно разные, а то и противоположные взгляды и вкусы, что, если разобраться, они совершенно не подходят друг другу, несмотря на удивительную сексуальную гармонию. Но на шестом году совместной жизни этого уже оказалось недостаточно. В семейной идиллии де Жувенелей в Риме в 1917 году появилась первая трещина.
