Волосинки с бровей летали в воздухе, как пушинки, волосы с головы, посыпались, словно сено из-под шляпы огородного чучела.

— Давай! — шепнул Кулл Брулу и они, напрягая мускулы, упираясь спинами в дерево колес, что есть мочи рванули путы.

Кулл порвал веревки на правой, как и предполагал, пикт — на обоих. Они упали когда лопнули путы. Привязанные к колесам и за ноги, они встали в дурацких позах и, пока изумленные разбойники с ужасом смотрели на своего предводителя, быстро развязали путы на ногах.

Кулл сразу хотел кинуться на бандитов, но Брул дернул его за рукав, указывая на мертвых стражников с мечами в руках.

Несколько мгновений — и оба были вооружены. Резко развернулись к разбойникам.

— Отойдите… купцы! — крикнул Кулл.

Как обращаться к женщинам он просто не знал, но раз уж подрядился охранять их за два куллашика, то уж обязан защищать их. Так или иначе ему надо было по-своему поговорить с этим Пауком, и вырвать его вместе с паутиной из солнечного прекрасья этих гор.

Его крик к купцам потонул в громком вопле ужаса разбойников — кто-то упал, держась за живот, кто-то схватился за глаза и меж пальцев его текла кровь, кто-то трясся, словно в безумной лихорадке. И все кричали от боли, кто визжал, хуже женщины, кто рычал как раненый тигр.

— Не подходите к ним! — закричала Куллу и Брулу одна из женщин и обе отбежали от фургона. — Не подходите… — тихо повторила она.

— Что это с ними? — глухо спросил пикт.

— Это не вино, — сказала медноволосая. — Это — кровь мертвых богов. Мы везем его из Храма Мертвых Богов, куда простым смертным вход воспрещен…

— Стойте здесь, — жестко сказала вторая женщина и потянула подругу за локоть.

Обе скрылись в первом фургоне, но Кулл даже не обратил на них внимания, он не мог отвести взгляда от десятка разбойников, корчившихся подле бочки с таким притягательным на вид красным вином. Брул стоял рядом, сжимая в руке меч — пораженный, он даже открыл от удивления рот, подобного он не видел никогда в жизни.

Страшное зелье, такое сладкое на вкус, действовало на испивших его по-разному — кого-то адское пламя сжигало изнутри и у него проступили на потемневшем лбу кровавые капли пота; у кого-то вытекли глаза и кожа, словно отяжелев в тысячи раз стекла вниз, оставив голый скелет с вываливающимися внутренностями; одного из разбойников раздуло до невероятных размеров, он стал похож на мыльный пузырь и его оторвало от земли, приподняло на несколько ярдов и, наконец, он лопнул забрызгивая ошметками фургон и окружающих; кто-то превратился в чавкающую кашу, потеряв всякую форму и громко лопались вздувающиеся в луже, где плавали одежды, отвратительные пузыри.

Харкл-Паук, который больше всех успел выпить вина и с которым первым начались метаморфозы, уже совершенно не был похож на человека — черный, ставший вроде даже на голову выше, с горящими желтым огнем глазами (ну точно как во сне Кулла у уродцев между колонн), он сжимал в руке меч, со рта стекала ядовитая тягучая слюна.

Он уставился на Кулла и пошел на него, приподняв меч для удара и не замечая, как с него кусками отваливается плоть.

Женщины, которые были переодеты купцами, выскочили из первого фургона, успевшие одеть какие-то странные широкие шаровары и куртки, плотно закрывающие шею и руки.

— Не вступай с ним в бой! — закричала медноволосая Куллу. — Отступи!..

Чудовище, некогда бывшее предводителем разбойников

Харклом-Пауком тупо и неумолимо надвигалось на атланта. Кулл поднял для зашиты меч, взятый у мертвого стражника. Никудышный надо сказать меч, но все лучше, чем голые руки.

— Бегите же! — кричали уже обе женщины, державшиеся на безопасном расстоянии и в любое мгновение готовые отбежать еще дальше. — Бегите, любое его прикосновение может оказаться смертельным!

Но Кулл не желал отступать. Тем более, что Паук отобрал у него драгоценную реликвию, которую следует вернуть во что бы то ни стало. Да дело даже не в реликвии — пронеслось в голове — а в том, что он царь и не может позволить, чтобы этакое чудище шлялось по горам Валузии.

Кулл прыгнул вперед и влево, желая зайти чудовищу с тыла, но бывший разбойник неожиданно проворно развернулся и взмахнул клинком — металл просвистел в нескольких дюймах от груди Кулла.

Атлант не растерялся — подпрыгнул, одновременно нанося боковой удар, в который вложил всю силу.

Обыкновенно после таких ударов голова врага слетала с шеи, но меч в руках атланта, словно ударился о камень и сломался.

Кулла занесло по инерции и он обеими ногами вляпался в жижу, в которую превратились некоторые разбойники.

Черный тощий гигант развернулся к нему — полуотрубленная голова висела на обугленной плоти затылком вниз. Но чудовище вновь надвигалось на атланта.

Кулл боком выскочил прочь из лужи — поскользнуться в самый ответственный момент ему совершенно не улыбалось. Чудовище неотвратимо следовало за ним, словно жаждало отомстить за собственную смерть и смерть товарищей, тех что погибли сегодня из-за подлого обмана лже-купцов, и тех, что положили вчера Кулл с Брулом и ныне погибшие трое Алых Убийц.

В руках у Кулла был лишь никчемный обломок меча.

Но тут очнулся от удивленного оцепенения Брул. Шепча губами уже не раз выручавшее «Ка нама каа лайерама!», пикт вонзил свой меч в спину чудовищу, на уровне сердца, и трижды провернул.

Из раны повалил дым, чудовище вдруг вспыхнуло холодным голубоватым мечом и взорвалось — не так как недавно человек-пузырь, а сжигая самое себя, лишь грязный пепел летал в воздухе.

В рук у Брула теперь тоже был лишь обрубок меча, оплавленный на конце.

Но и врагов не оставалось — жирные белые черви ползали по лохмотьям, кускам плоти и мерзкой плесени, что образовалась вокруг бочки со столь страшным зельем, которое по цвету и вкусу вполне можно принять за красное виноградное вино.

Кулл решительно подошел к этой мерзко воняющей луже, желая вытащить свой меч, который повесил на себя один из разбойников, превратившийся теперь в гнилую массу бесформенного желе. Две женщины, отвечающие за фургоны подошли ближе.

— Надо закупорить бочку и закатить ее обратно в фургон, — сказала та, что выше ростом. — И отодвиньте дерево на дороге, нам не проехать. И поторопитесь, к закату надо успеть добраться до оазиса, а то придется в пустыне ночевать.

— Что все это означает? — спросил Кулл, дотянувшись до меча и стряхивая с него брызги мерзкой субстанции.

— Сейчас некогда объяснять, — проговорила женщина. — На привале. Поторопитесь. Идите, отодвигайте дерево, мы сами закатим бочку.

— Надо похоронить ваших охранников, — сказал Брул и крикнул:

— Ку… Кузин Торнел, вон мой меч, прихвати его.

— Некогда их хоронить, — жестко произнесла высокая. — Надо как можно быстрее отправляться в путь.

— Почему вы нас не разбудили, когда заметили дерево? — спросил Кулл, дотягиваясь до меча Брула. — Все было бы иначе.

— Мы не успели, — ответила медноволосая. — Мы растерялись — все произошло так быстро. Мы приказали нашим охранникам слезть с коней и отодвинуть ствол, и тут со всех сторон налетели разбойники. Стражников убили сразу, всех четверых. О том, что вы спите во втором фургоне, мы, честно сказать, просто забыли. Слишком неожиданно все было.

— Но предложить отравленное вино вы сообразили…

Кулл вышел из огромной лужи останков и подошел к груде лохмотьев, которая когда-то была одеждой Харкла. Склонился над ней, ковыряя останки кинжалом — золото не могло сгореть даже в адском огне.

— Что вы копаетесь? Время дорого! — нетерпеливо сказала высокая.

— Вы не предупреждали нас, что везете волшебное вино, — продолжая копаться в груде сожженной дряни, ответил Кулл. — И почему вы переодевались мужчинами?

— Женщинами слишком опасно — желающих напасть на женщин больше.

— Что-то вы не очень боялись, что вас затащат в фургон, — хмыкнул Брул.

— Если бы надо, все стерпели, — услышал он в ответ, — но

фургоны дойдут до Грелимануса. Считайте, что ваше жалованье увеличено в десять раз и не задавайте лишних вопросов.