Поезжайте в Николаевск, Владивосток, поезжайте в Хабаровск, все равно какой: атаманский или партизанский, вы всюду услышите: „Во времена Гондатти… При Гондатти… Когда был Гондатти… Если бы Николая Львовича сюда… Нет, Гондатти решил бы иначе… Николай Львович применял в подобных случаях… Гондатти знал, как в данном деле извернуться, он бы…“ Во имя Гондатти, именем этого „царского“ администратора до сих пор живет революционное Приморье, и horribile dictu, красные лидеры или нещадно копируют Гондатти, или выросли под его крылом: возьмите столпа соглашательства Куртеева, возьмите эсэрского шантеклера Прокопьева…

Все птенцы из орлиного гнезда…

А комиссар финансов Дальневосточного Совета народных комиссаров, молодой, жизнерадостный и пухлый „товарищ“ Калманович всегда при первой встрече успевал ввернуть в разговор:

— Я живу в доме Гондатти…

И это тешило его комиссарское самолюбие несравненно сильнее, чем подпись на кредитных билетах, выпущенных Краснощековым и скрепленных „жильцом дома Гондатти“. А в Омске, как радовались в бездарном Омске, когда пустили слух, что Гондатти согласился стать министром внутренних дел. Но на этого старика, который, не будь революции, покоился бы в кресте Мариинского дворца, законодательствуя в сановной усыпальнице, вместо того чтобы руководить продажей земельных участков в Нахаловке, — на него возлагались надежды и в имперском Петербурге.

После ухода Макарова кандидатура Гондатти шла вперед других, и если бы не царский каприз, то вместо „влюбленной пантеры“ Маклакова Россия попала бы в мягкие, но непреодолимые шоры административной системы, которая, возможно, предотвратила бы революцию. Даже враги не отрицают, что в лице этого человека русские потеряли умного, тонкого, гибкого администратора государственного масштаба. Гондатти сделал карьеру при самодержавии, с точки зрения многих, головокружительную карьеру, но ему, к сожалению, не удалось стать, как любил выражаться Столыпин, „главой правительства“.

В Германии, в Англии люди, подобные Гондатти, входят в историю Гладстонами, Биконсфильдами, Бюловыми, а у нас их губило отсутствие „связей“ в виде кузин Фифи, Мими или сиятельных тетушек. Гондатти весь в прошлом, и напрасно для многих это имя остается по сей день жупелом. Время Гондатти прошло, к власти он не вернется, даже если бы обстоятельства сложились в его пользу. Железные законы истории имеют свою логику. Но как „административная реликвия“, как „живая редкость“, Гондатти чрезвычайно интересен.

Вот штрихи воспоминаний, пусть апокрифических, но характерных. Гондатти всегда любил подчеркнуть свою аккуратность. Если заседание назначалось в 12, то с последним ударом часов курьер распахивал дверь и в ней появлялся подтянутый и деловитый Николай Львович. Боже упаси было опоздать. Все это знали и предпочитали лучше прийти за полчаса раньше, чем опоздать хоть на минуту.

Страстная неделя 1908 года. Военно-полевой суд приговорил семерых экспроприаторов к повешению. Гондатти — тобольский губернатор. Власть гражданская, которой, казалось бы, нет дела до разгула военных карателей, тем более, что военный генерал-губернатор Шмидт сам лично руководил „подавлением крамолы“. Но казнь должна совершиться в тобольской тюрьме, и тобольский губернатор Гондатти просит о помиловании. Он телеграфирует Шмидту в Омск и Столыпину. Ответа нет. Телеграфирует вторично и столь напряженно ждет ответа, что вечером, в Страстной четверг, идет сам на телеграф вдвоем с начальником почтово-телеграфной конторы, просиживает всю ночь до рассвета, так и не дождавшись разрешения остановить казнь…

Гондатти — томский губернатор. Студенческие волнения. Кассо предупреждает, что со стороны его нет препятствий к ликвидации „бунта“ вооруженной силой. Но Гондатти — старый студент. Его сердцу, сердцу восьмидесятника, нестерпимо видеть полицию в дверях храма науки. Он узнает место сходки, надевает скромное статское пальто и отправляется на массовку. Просит слова. Говорит страстно, убедительно. Советует воздержаться от эксцессов и, когда резолюция о мирной ликвидации конфликта принята, распахивает полы пальто и позволяет в себе узнать „ненавистного губернатора“. Молодежь качает Гондатти. И по сей день в Томском университете помнят песенку, кончавшуюся припевом:

В Восточном институте во Владивостоке, Гондатти, при посещениях, неизменно обедал в студенческой столовой, за общей трапезой, платил за обед свой четвертак и беседовал со студентами запросто, отвечая подробно и охотно на любой предложенный ему вопрос.

Культивируя принцип всем обещать и никому ни в чем не отказывать, Гондатти даже среди политических именовался не без симпатии „товарищ Гондатти“.

Шармёр Николай Львович необычайный и всем сулил одни только „небесные миндали“.

В том же Восточном институте Гондатти, придя на корейское отделение, говорил примерно так:

— Господа! Корейский язык — самый важный язык для местного деятеля. Исконная тяга корейского народа к России, их бескорыстная любовь к нашей родине, может быть реализована в факторе первостепенной государственной важности, если корейцы будут управляться чиновниками, знающими их язык, нравы и обычаи. Изучайте корейский язык, господа! Корееведы всегда будут кандидатами на лучшие должности в крае.

На японском отделении Николай Львович говорил:

— Японский язык, господа, самый важный язык. Исторически и географически Япония и Россия — две могущественные соседние державы… и т. д. и т. п. Изучайте японский язык, господа!

То же говорилось и на маньчжурском отделении, так что каждый студент мечтал сейчас же, вслед за получением диплома, стать вице-губернатором и зудил иероглифы во славу просвещенного администратора».

Но продолжу свой рассказ о Земельном отделе Управления КВЖД.

…помощник Алексей Алексеевич Варпаховский. Коммерческая часть: Н — Павел Николаевич Меньшиков, помощник Я. Ф. Ткаченко. Квартирная комиссия: председатель Владимир Сергеевич Фаворский. Материальная служба: Н — Николай Иосифович Шпаковский, помощник — Константин Константинович Косцелецкий. Метеорологический отдел: зав. станцией и отделом — Петр Александрович Павлов. Служба пути и сооружений: Н — Владимир Иванович Александров, помощник — Карл Генрихович Якобсон. Русско-китайский секретариат: зав. — Владимир Николаевич Веселовзоров, секретарь Александр Матвеевич Яковлев. Служба сборов: Н — Филипп Петрович Соболев, помощники — Кирилл Кириллович Новиков и Сунь Хэнь.

Отдел судоходства: зав. — Константин Константинович Луневский. Служба тяги и подвижного состава: Н — Андрей Хрисанфович Калина, помощники — Нестор Георгиевич Ильчеев и Ню Инсян. Типография дороги: Н — Дмитрий Ильич Тернов. Учебный отдел: зав. — Николай Викторович Борзов. Служба телеграфа: Н — Александр Александрович Затеплинский, помощники — Георгий Авксентьевич Новицкий и Ши Сюъань.

Церковный отдел: правящий Епархией — архиепископ Мефодий, делопроизводитель — Адам Лазаревич Адамов. Экономическое бюро: зав. — Иван Адрианович Михайлов; старшие агенты — Тарас Васильевич Бутов, Виктор Ильич Сурин, Иван Васильевич Павлов, Николай Степанович Зефиров, Николай Константинович Федосеев. Юридический отдел: главный юрисконсульт — Михаил Иустинович Гейнсдорф, помощник и заместитель — Константин Владимирович Иогель.

Слишком длинный список? Очень уж большим было это русское предприятие. Сочувствую… Но я исхожу при его публикации из того, что кому-то из родных, друзей и, конечно, потомков приятно будет встретить на этих страницах дорогое для себя имя…

И еще несколько слов.

В Управлении дороги работало много интересных людей.

Например, в Службе телеграфа — телеграфист высшего разряда «слухач» Сергей Георгиевич Клестов, дед нашего известного земляка-бухэдинца Георгия Петровича Берзина. Он первым в Маньчжурии принял телеграмму об отречении от престола Николая II. Знатная семья железнодорожников Берзиных в общей сложности проработала на КВЖД 111 с половиной лет!