Китайское правительство не признало Советскую власть. Оно даже просило Кудашева предписать российским консулам в Китае «оказывать содействие китайским властям в мерах противодействия появлению в Китае большевистских агентов». В то же время, по словам Кудашева, Пекин снабдил инструкциями китайские пограничные власти «относиться доброжелательно к большевикам».[255]
Однако Троцкий не успокаивается и 6 января 1918 г. шлет очередную телеграмму в российскую миссию в Пекине, где просит указать фамилии сотрудников, готовых служить Советскому правительству, и обещает им повышенные оклады.[256] Но и эта телеграмма остается без ответа. Тогда в марте Москва пытается заменить Кудашева и консулов своими дипломатическими и консульскими представителями. Оно уведомляет правительство Китая о том, что дипломатическим представителем Советского правительства в Пекине назначается бывший российский вице-консул в Шанхае А. Н. Вознесенский, который был отстранен от работы на посту вице-консула за свои демократические убеждения еще при царском правительстве. Генеральным консулом в Урге назначается типографский рабочий из Кяхты А. Н. Васильев, консулом в Кульдже — ставший на сторону Советской власти секретарь Консульства А. П. Зинькевич, консулом в Хайларе — солдат Домбровский, консулом в Куаньчэнцзы (Чанчунь) — рабочий-железнодорожник Дронов.[257] Однако Пекинское правительство не признало эти назначения и не пустило названных лиц на территорию Китая.
А Кудашев и его штат продолжали занимать обширные здания миссии в посольском квартале и называть себя представителями Временного правительства и русского народа. Самым умным из членов царской миссии считался, по мнению секретаря миссии ДВР М. И. Казанина, первый секретарь царской миссии В. В. Граве, красивый и стройный, с маленькой острой бородкой, безупречно одетый, всегда ходивший с моноклем. Хорошее впечатление производил второй секретарь миссии Игорь Митрофанов, молодой, чисто выбритый блондин, хорошо знавший Пекин и его историю. Хорошо известными среди ориенталистов были драгоманы Бруннет и Гагельстром. Старший драгоман Колесов, по словам китайского учителя Казанина, был «мерзавцем и ничтожеством».[258]
И вот наконец 22 сентября 1920 г. китайские газеты опубликовали декрет президента о том, что «Китай… перестает ныне признавать Российских Посланников и Консулов», так как «они давно утратили свой представительный характер и поистине не имеют оснований продолжать исполнять лежащие на них ответственные обязанности».[259]
Вслед за этим последовали распоряжения провинциальных властей о закрытии царских консульств. Однако царские дипломаты, опираясь на поддержку дипкорпуса, оказывали сопротивление исполнению президентского декрета.
По приказу Чжан Цзолиня 30 сентября 1920 г. было закрыто консульство в Цзилине, затем в Хэйхэ, в Шэньяне и Чанчуне. В Шанхае бывший генеральный консул фон Гроссе пытался удержаться на своем посту, но успеха не имел, его заместителем вице-консулом был К. Э. Мецлер,[260] в царском консульстве также был консульский судья Н. А. Иванов.[261] В декабре закрылось консульство в Гуанчжоу, а в других городах значительно позже.[262]
После длительных переговоров старого консульского корпуса с китайскими властями было достигнуто соглашение, по которому все функции российского консульства, за исключением судебных, были переданы в ведение Бюро по русским делам. Бюро продолжало оставаться в шанхайском помещении консульства в том же составе, но комиссаром по русскми делам был назначен китайский чиновник МИДа, в В. Ф. Гроссе стал его заместителем.[263]
Известно, что сотрудники царских консульств, разбросанные по разным городам Китая, так же как и сотрудники миссии в Пекине, вели разностороннюю антисоветскую деятельность. Они собирали белогвардейских офицеров, а затем переправляли их через границу в армии Колчака, Семенова, Врангеля. Известна роль князя Кудашева, возглавлявшего царскую миссию в Пекине, который укрывал бандита и убийцу Калмыкова, бежавшего в феврале 1920 г. из Харбина на китайскую территорию. Арестованный 8 марта китайскими властями, Калмыков содержался в цзилиньской тюрьме. Однако по указанию Кудашева царский консул в Цзилине (Гирине) Братцев помог Калмыкову 16 июля бежать из заключения, а затем укрывал его в своем консульстве до конца августа.[264]
Пекинское правительство безусловно было осведомлено об истинном характере «дипломатической» работы царского посланника. Для иллюстрации уместно рассказать о беседе между Кудашевым и министром иностранных дел Ян Хойцином, состоявшейся, очевидно, в середине сентября 1920 г. Встреча произошла по просьбе Кудашева, пришедшего заявить протест против того, что Вайцзяобу (Министерство иностранных дел) лишило бывшую царскую миссию права шифрованной переписки. Ян Хойцин, отклоняя протест, объяснил решение министерства тем, что «шифровки посольства несомненно связаны с политическими действиями», которые «могут создать затруднения для местных китайских властей». И чтобы не было сомнений, о каких действиях идет речь, министр сослался на пример цзилиньского консула, который, выполняя распоряжение Кудашева, очевидно, тоже переданное шифром, укрывал у себя политического преступника Калмыкова.[265]
Финансирование сотрудников консульств и их деятельности шло через Русско-Азиатский банк, в который Китай исправно вносил каждые два месяца 250 тыс. таэлей в счет погашения «боксерской» контрибуции.[266] Эти деньги шли в распоряжение Кудашева. Неоднократные протесты Советского правительства, отказавшегося от получения контрибуции, но требовавшего «не выдавать эти вознаграждения бывшим русским консулам… или русским организациям, на это незаконно претендующим», систематически игнорировались.[267]
7 августа, вскоре после того как пограничным властям было дано указание пропустить делегацию ДВР в Китай, пекинское правительство официально уведомило Кудашева и правление Русско-Азиатского банка о прекращении взносов «боксерских» денег и о том, что очередной взнос оно положит в китайский государственный банк.[268]
Как только царская миссия была лишена признания китайцев и Кудашев по известным причинам перестал выплачивать содержание консулам, часть из них обратилась к представителям ДВР с предложением своих услуг. Однако некоторые из них, по данным М. Казанина, просто занимались вымогательством и попрошайничеством. Несколько чиновников бывшего консульского аппарата были взяты на работу в аппарат миссии ДВР. Среди них очень хорошее впечатление производил Тужилин — бывший вице-консул в Цицикаре. Он был образованным китаеведом, скромным и одиноким.[269]
Поэтому закрытие всех царских консульств и отказ пекинского кабинета финансировать деятельность бывшей царской миссии являлись большим успехом советской дипломатии и выбивали финансовые рычаги у организаторов антисоветской деятельности, а также способствовали созданию минимально необходимых условий для ведения переговоров с миссией ДРВ, а позднее и с РСФСР, являясь первым шагом к нормализации советско-китайских отношений и признания Советской России.
После признания Советского Союза китайским правительством весной 1924 г. Бюроо по русским делам в Шанхае было закрыто, а здание российского консульства передано совестким консульским представителям.
