Большая Наташа стала. Коса длинная…

— Когда мы едем?

Офицеров не спрашивают при назначении на новое место. И офицеры не задают лишних вопросов: куда? зачем? почему? Надо — значит, надо.

— Не знаю, Серёженька, не знаю. Вечером или завтра рано утром. Когда самолёт будет.

…Маленький тупоносый автобус двигался в тумане, как танк по дну реки. Серёжка впервые ехал в «уазике» (так ласково называют машину Ульяновского автомобильного завода). В широкой передней кабине два кресла: шофёрское и командирское. Между ними, на уровне локтя, покатый кожух мотора. От него в любой мороз тепло в кабине. И в салоне не холодно.

Кроме Серёжки с Еленой Ивановной, в салоне, заставленном ящиками и чемоданами, ехали незнакомая полная женщина с дочкой, большой, лет двенадцати.

Отец сидел рядом с шофёром.

«Уазик» двигался медленно, с зажжёнными фарами. Но туман был таким плотным, что всё равно ничего не было видно.

— Может, напрямик, товарищ капитан? — предложил шофёр. Он забеспокоился, что не успеет доставить пассажиров к вылету самолёта. — Дорога не очень, конечно, но проскочить можно.

— Давай, — подумав, согласился капитан-инженер Мамонтов.

«Уазик» съехал с невидимой из-за тумана бетонки на полевой тракт.

Тоже невидимый, но ощутимый. Колёса бились в окаменевшей глубокой колее, машину трясло, бросало, раскачивало, мотало во все стороны. Невозможно было сосредоточиться, и Серёжка ни о чём не думал.

Солнце поднялось выше. Туман постепенно испарился. Под голубым небом распростёрлась зеленеющая степь. Пепельно-серая дорога разрезала её до самого горизонта.

Ехали, ехали и вдруг остановились. Впереди лежал деревянный мост через реку. Широкую, как Нева. Только берега не гранитные, а глинистые, изъеденные вешними водами. Вода в реке мутно-жёлтая, в пузырях и пене.

Шофёр и капитан-инженер Мамонтов пошли обследовать мост. Вид его не внушал доверия.

Они пританцовывали, испытывая мост на прочность, сдвигали изжёванные гусеничными траками доски настила, совещались, покачивали головами и возвратились с озабоченными лицами. Понятно было и без объяснений. По такому мосту не то что машиной — пешком рискованно переходить. Серёжка невольно вспомнил рельс через овраг у телевизионной вышки в Рио-де-Раздолье. В сравнении с тем мостом-рельсом этот был по-настоящему чёртовым.

Незнакомая женщина заволновалась.

— Придётся возвращаться?

— Прошу всех женщин выйти из машины, — непререкаемым голосом потребовал шофёр.

Серёжка, опередив всех, соскочил на землю.

— А вы, товарищ капитан, идите, пожалуйста, впереди, поглядывайте и сигнальте, если что.

Солдат-шофёр взял на себя полную ответственность и теперь командовал всеми.

— Потихоньку только, — предупредил Мамонтов.

— Проскочим! Не впервой, товарищ капитан. Товарищи женщины! Переходите вы сперва. Не бойтесь, мост ещё хоть куда!

Незнакомая женщина, уцепив дочку за руку, ступила на мост, как на подтаявший лёд. Дочка вышагивала длинными, цаплиными ногами. И шею вытянула, и голову вниз наклонила, будто цапля. Серёжка чуть не прыснул от смеха. Шофёр встретился с ним глазами и тоже улыбнулся. Только в улыбке его почудилось Серёжке и другое: «Поглядим, брат, как ты пойдёшь. Тогда сразу и посмеёмся. И над тобою заодно».

На душе сразу стало нехорошо и беспокойно. И совестно перед солдатом. Каждый о себе тревожится, а солдат ради всех жизнью рискует.

— Пойдём, Серёженька! — заторопила Елена Ивановна.

Шофёр бил ногой по колёсам — давление проверял.

Отец почему-то смотрел в небо. Но когда Серёжка протянул маме руку, отец так странно глянул на них, что рука отдёрнулась и опустилась. Серёжка понял: не должен он бросать шофёра. Не может уйти с женщинами.

Оторвав от надёжной земли отяжелевшие ноги, Серёжка возвратился к автобусу.

Елена Ивановна переглянулась с мужем.

— Разве он тоже женщина? — громко сказал отец.

Он распахнул переднюю дверцу и подсадил Серёжку на командирское место.

Дверца захлопнулась, как танковый люк. В машине остались двое: солдат и Серёжка. Сердце его колотилось у самого горла, перехватывало дыхание, но отступать было поздно. Шофёр нажал на стартер.

— Вперёд, — приказал капитан-инженер Мамонтов, поднял согнутые в локтях руки и поманил машину за собой.

Мотор утробно рычал и выл. Кожух так нагрелся за дорогу, что пришлось отодвинуться от него подальше.

Машина не катилась, а ковыляла, заваливаясь то на один, то на другой бок. Внизу угрожающе скрипели брёвна, трещали раздавленные достики. Каждую секунду казалось, что мост развалится и машина рухнет вместе с обломками опор и настила в пенистую реку.

В Серёжкиной груди всё заморозилось, а рубашка прилипла к взмокшей спине. Руки, вцепившиеся в скобу, побелели от напряжения. Стоило неимоверного труда не закричать от страха: «Стойте! Я вылезу! Не могу больше. Стойте!»

Но он стиснул зубы и молчал. Его мотало, дёргало. Зелёное море перед глазами тошнотворно колыхалось. Тёмные фигуры женщин за мостом чудились у самого горизонта и тоже качались вместе с землёй и небом. Отец, будто приплясывая, пятился к другому берегу, пристально и тревожно вглядываясь под колёса. Шофёр смотрел только на руки офицера и точно выполнял бессловесные приказы.

Наконец машина скользнула под уклон, и всё кончилось. Мотор зарокотал тихо и умиротворённо. Шофёр тыльной стороной ладони вытер испарину на лбу. Губы медленно растянулись в улыбке.

— Молодец, Ван Ваныч! — вполголоса похвалил сам себя солдат, затем потрепал Серёжку по плечу: — А ты парень что надо!

Подошли остальные. Серёжка хотел уступить отцу командирское место, но руки, ноги — всё тело ощущалось, как чужое.

— Оставайся здесь, Серёга. Командуй. Ты ведь мужчина у нас. Поехали!

— Поехали! — следом за отцом сказал Серёжка.

«Уазик» опять выбрался на бетонку. Гладкая, полированная трасса бежала рекой. Ветер поглаживал зелёную шерсть степи.

Серёжка окончательно пришёл в себя. Чувство самоуважения и гордости наполняло его сердце. На душе было легко и спокойно. Он выдержал нелёгкое испытание. Теперь думалось уже не о прошлом, а о будущем: о неведомом горном крае, незнакомом надоблачном гарнизоне, о новых друзьях и товарищах. Какие они там будут? Что ждёт его? Какие впереди обыкновенные и необыкновенные приключения?

Показались ангары и ряды серебристых самолётов с зачехлёнными двигателями. У взлётной полосы стоял грузо-пассажирский Ил-14, готовый перенести офицера Мамонтова с семьёй в другой далёкий городок. Городок, где живут почти одни военные. И дети военных.