— Я хотел ее убрать вчера вечером.

— Но не сделал этого, — сказал Эммонс вкрадчивым, тихим голосом, похожим на шепот, зовущий из бездонной могилы.

— Нет, я… Лора просила меня… Послушайте, для чего я объясняю вам каждую мелочь?

Он уловил полный злорадства взгляд старика. Чарли чувствовал себя дураком. Его злость сменилась чем-то еще. Ему было не по себе.

— Вы ненавидите меня, — прошептал старик. И это была правда. В первый раз Чарли понял, что это была правда. Старик же прекрасно знал это.

— Вы немного расстроены, — процедил Чарли сквозь онемевшие губы. — Вы знаете, мы так беспокоимся за вас…

Чарли повернулся и вышел. Спрятавшись в своей мастерской, он включил станок, и по гаражу начала разлетаться стружка.

В тот вечер Чарли ждал, когда совсем стемнеет: старик уснет и больше не вылезет из своей комнаты. Он машинально торцевал ножки столика для коктейлей. Вернувшись в дом, он долго мыл руки на кухне, думая, как начать разговор с женой. Лора, поджав ноги, сидела на краю кровати и смотрела телевизор. Приближаясь к ней, Чарли почувствовал огромное нежелание откровенничать. Слово «признание» пришло ему на ум и немного напугало. Но возле Лоры ему стало спокойнее. Она посмотрела на него и улыбнулась. Он действительно любит ее, думал Чарли. Если бы все было по-другому, были хотя бы дети…

— Ну, как твой стол, Чарли?

— Прекрасно.

— Можно, я взгляну завтра?

— Конечно, если хочешь, Лора…

Грохот копыт и выстрелы из шестизарядных револьверов, несущиеся из телевизора, прервали их разговор.

— Я хочу поговорить с тобой, — наконец решился Чарли, чувствуя, как трудно ему стало дышать.

— Об отце, — угадала Лора.

— Да, об этом.

— Ты не хочешь, чтобы он был с нами.

— Боюсь, что да, — признался он.

— Почему боюсь, Чарли? — спросила Лора почти легко. Его взгляд был полон недоумения, смешанного с растерянностью. — Я не боюсь, Чарли. И буду рада, когда он умрет.

— Лора…

— К чему скрывать это. Ты чувствуешь то же самое, что и я. Я не удивлена. Он отравляет все, к чему только прикасается.

— Тогда отвезем его в приют?

Даже при ее отношении к отцу, которое так удивило Чарли, его слова звучали грубо и безжалостно.

— Нет, Чарли, мы не сделаем этого.

— Но если мы будем держать его здесь…

— Это мы и сделаем, Чарли.

— Но ты только что сказала…

— Что буду рада, когда он умрет? Ну да, я это и говорю. Он будет здесь с нами до последнего его дня.

— Я понимаю, — сказал Чарли невесело.

— Ты думаешь, я выбираю между долгом к отцу и любовью к мужу, Чарли? — Она придвинулась, и ее одежда едва слышно зашуршала по мягкой кушетке. Ее рука коснулась щеки мужа. — Я люблю тебя, Чарли. И ему я ничем не обязана. Его скупость и мелочность убили мою мать, погубили мое детство. Если все было бы так просто, проблема бы не стояла.

— Что-то я не понимаю тебя, Лора.

— Конечно, не понимаешь. Я тебе никогда не говорила, что он богатый человек.

— Богатый?

Она слегка наклонилась к мужу..

— Он имеет больше четверти миллиона долларов, Чарли.

— Но ты жила и живешь здесь, в этом жалком сарае!

— Я знаю. Но в этом нет ничего странного и необычного. Бывают случаи и похуже, ты сам читал как-то: некоторые затворники умирают в грязи, тогда как миллионы долларов заклеены у них под обоями или зашиты в матрасах. Мой отец скряга и всегда был таким. До смерти матери я не знала, что он богат. Мне было нужно подписать кое-какие бумаги… Я навела справки, и когда узнала это — Чарли, с того момента я жду его смерти. Я — его единственная наследница, ты знаешь. Все отойдет ко мне.

Стены немного закачались, а телевизор превратился в живое, говорящее чудовище, словно сошедшее с картины Дали. Чарли вытер рукой вспотевшее лицо. Его шокировала не столько тайна старика, сколько эта новая сторона личности Лоры. На мгновение его рассудок помутился.

— Ты считаешь меня гадкой?

— Нет, я представляю… я имею в виду… все годы, прожитые с ним, никого не заставили бы полюбить его.

— Он никогда не подозревал, что у меня на душе. По-моему, за мои муки я достойна большей похвалы за роль искренно любящей дочери.

— Да — вымолвил Чарли хриплым голосом.

— Если мы его выбросим, то какая-нибудь нянька, выйдя за него замуж, получит все.

— Да, такой вариант очень возможен.

— Или назло нам пожертвует деньги в какое-нибудь благотворительное общество. Я знаю, он на это способен.

— Я и сам в этом не сомневаюсь.

— Итак, у нас нет выбора.

— Пожалуй, нет.

Она разгладила, платье на коленях и задумчиво посмотрела на ковер.

— Четверть миллиона, Чарли.

— Я не могу представить так много честно заработанных денег.

— Путешествия по всему миру. Хорошая одежда. Утрешь нос этой вашей закладной компании. Ты только подумай об этом, Чарли. А он делает все, чтобы нам ничего не досталось, — Лора медленно подняла на него глаза. — Мы заработаем эти деньги, Чарли.

— Думаю, заработаем.

— Но пока он жив, мы должны быть добры к нему.

— Конечно, добры.

— Ты боишься, Чарли?

— Заботиться о старике, покуда он не испустит дух?! — Чарли самоуверенно хихикнул. — Нет, Лора, я не боюсь.

Проснувшись утром, Чарли почувствовал себя на пять лет моложе. Во время бритья он тихонько напевал. Такое огромное богатство, что и во сне не приснится, такой подарок судьбы заставил его взглянуть на себя в зеркало и сказать: «Ну, старина, ты, кажется, собираешься стать богатым человеком». Чувство любви и уважения к старику хлынуло в душу Чарли. «Я буду тратить эти деньги, тратить легко и свободно. Я хочу, чтобы ты знал, это мое право. Я никогда не забуду, как утешал тебя в твои последние дни, старик Эммонс». Старик заметил перемену. Два дня спустя после того как Чарли купил ему коробку любимых леденцов, в глазах старика зажегся огонек подозрения, и он стал еще более осторожным. Они были в уютной, солнечной комнате старика.

— Чарли, — начал Эммонс, — что ты задумал?

— Что вы имеете в виду, отец?

— Как-то ты непривычно подаешь мне кресло, называешь отцом, и эта штука типа леденцов…

— Почему, я…

— И никаких «случайностей» за последнюю пару дней.

— Случайностей?

— Ты знаешь, что я имею в виду, — ласково сказал старик. — От еды не тошнит. Таблетки на месте. Никаких коробок на лестнице.

— Но ведь это случайно, — оправдывался Чарли. — Надеюсь, вам понравились леденцы.

— Вот что, — что-то заподозрив, сказал старик, — съешь-ка вот это…

Чарли оторопело уставился на него. Затем взял палочку леденцов из коробки.

— Не эту, — выхватил леденец Эммонс. — Эту буду есть я.

Он вытащил еще одну палочку из коробки и сунул Чарли; Чарли откусил. Старик внимательно следил за ним.

— Ну как конфетка, Чарли, вкусная?

— Конечно, но если бы я вашу…

— Что было бы тогда? Говори, что ты хотел сказать, Чарли. Если бы ты мою съел, что было бы?

У Чарли подступил комок к горлу.

— Если бы у меня был ваш вкус, я бы не стал есть эти леденцы.

— А мне нравится эта конфета, — сказал старик. Он стоял, наблюдая за Чарли, пока тот наконец не выдавил:

— Да, очень хорошие леденцы, сэр.

Он пошел к себе и, закрыв за собой дверь, устало прислонился к ней. У него было предчувствие, первое дурное предчувствие после того разговора с Лорой. Старик уже подозревает, что я что-то задумал… что я знаю о его деньгах… что я собираюсь убить его. Убить… Чарли закрыл уши руками и пошел в ванную, чтобы взять пару таблеток аспирина. Через маленькое окно он увидел старика, который бесцельно слонялся по двору с леденцовой палочкой в руке.

Вернувшись, старый Эммонс застал Чарли в гостиной, где тот пытался заняться газетой. Старик стоял со своей конфетой. Он казался долговязым и нескладным в длинном свитере и обвисших, с пузырями на коленях, штанах.

— Съешь конфетку, Чарли.

— Нет, спасибо, я…

— Это правда вкусно..