— Ты взвинчена и едва ли понимаешь, что говоришь. Боже мой... ты беременна, — повторил Гвидо, пораженный этой новостью, но уже с явным чувством самодовольства. — Глупенькая, ты же могла навредить себе, когда бросилась на меня с кулаками! — Он поднял ее на руки. — Тебе не следует больше устраивать таких сцен. Ты должна сохранять спокойствие и... думать о ребенке, — наставительно проговорил он и понес ее в спальню.

Ошеломленная его реакцией, Корделия тихо произнесла:

— Оставь меня!

— Ты этого не хочешь, — уверенно возразил он.

— Хочу.

С тяжким вздохом Гвидо положил ее на кровать.

— У тебя просто истерика.

Опираясь на руки, Корделия приподнялась на постели.

— Я не истеричка! — закричала она ему в лицо.

— Не будем спорить об этом. Естественно, ты расстроена, тебя мучают подозрения, и для этого есть серьезные причины. Ты права. Очевидно, Жаклин меня одурачила, — мягко сказал Гвидо.

Однако его спокойный тон подействовал на нее, как красная тряпка на быка.

— Думаешь, я никуда от тебя теперь не денусь, потому что беременна? — наступала Корделия. — Ошибаешься! Дедушка и мама помирились, так что теперь ты не сможешь меня шантажировать! Если ты не уберешься отсюда, я сама уйду на яхту!

— Команда сошла на берег, — спокойно сообщил Гвидо. — Так что вряд ли кому бы то ни было удастся воспользоваться яхтой.

Корделию затрясло.

— У тебя больше нет права прикасаться ко мне...

— Да я и сам... Скажи, почему ты позволила мне днем заняться с тобой любовью? — Гвидо, прищурившись, сурово посмотрел на нее.

Лицо ее вспыхнуло.

— Это был просто секс. Я использовала тебя, потому что мне так захотелось!

Он прикрыл смеющиеся глаза длинными черными ресницами и отвернулся. Плечи его вздрагивали.

— Думаешь, это смешно? Ты, похоже, уверен, что я без ума от тебя, и все эти угрозы — пустое. Но это не так. Неужели ты вообразил, будто я настолько глупа, чтобы питать нежные чувства к человеку, который женился на мне только для того, чтобы заграбастать деньги моего деда? Ты сам выставил себя на посмешище! — с горьким презрением выкрикивала Корделия. — Такой красивый, удачливый, умный мужчина... и вдруг женится на женщине, которую и за человека не считает, ради того, чтобы прибрать к рукам “Кастильоне корпорэйшн”!

При этих словах глубокие складки залегли возле рта Гвидо, а взгляд его стал ледяным. Он встал и вышел из комнаты.

— И не возвращайся! — крикнула ему вслед Корделия.

Она долго сидела на постели, прислушиваясь к тишине. В глазах ее стояли слезы, в душе было пусто, но успокоиться она не могла.

А если допустить, что он говорил о Жаклин правду? — подначивал ее внутренний голос.

Нет, возразила ему Корделия, если Гвидо мне не верит, почему я должна верить ему? За четыре недели нашего брака он ни слова не сказал мне об этом. У меня тоже есть гордость — причем это все, что у меня теперь осталось. А еще — его ребенок. Десять лет назад он нанес мне глубокую рану, но я не допущу, чтобы это повторилось.

И с этой мыслью обессиленная Корделия наконец заснула.

Через пять дней на виллу прилетел Леонардо, младший брат Гвидо.

Корделия встретила его неуверенной улыбкой и провела в огромную гостиную с расписным потолком.

Юноша всмотрелся в ее осунувшееся лицо с распухшими глазами и покрасневшим носом, и взгляд его стал удрученным.

— Мне хотелось бы сказать тебе комплимент, — тихо произнес он, — но я не могу лгать. Ты плохо выглядишь.

К ужасу Корделии, из глаз ее бурным потоком хлынули слезы.

— Гвидо в таком состоянии, — продолжал Леонардо, — что мы стараемся не попадаться ему на пути.

— Где он? — не выдержав, спросила Корделия.

— В Милане, работает в своей квартире. Мама, желая утешить его, сказала, что ваш брак был ошибкой, — смущенно рассказывал юноша, — и он впервые в жизни накричал на нее. Отец попытался заступиться за мать, так Гвидо чуть не ударил его. Так что, если тебе плохо, Делли... подумай и о других членах этой семьи, которые тоже страдают.

— Не моя вина, что так получилось, — мрачно буркнула она.

— Можно мне сесть, или я принадлежу теперь к вражескому лагерю?

Корделия вспыхнула, вспомнив о правилах приличия.

— Конечно, садись. Хочешь чего-нибудь выпить?

— Нет, спасибо. Просто удели мне пять минут своего времени, — попросил Лео. — Гвидо не знает, что я здесь, а если бы узнал, то оторвал бы мне голову!

— Я не могу обсуждать с тобой его. Это было бы неправильно.

— Но слушать-то можешь, не так ли? — возразил юноша. — Ваша размолвка произошла из-за той публикации в газете? Ты можешь не отвечать мне, только кивни или покачай головой.

Корделия сделала сначала одно, потом другое.

— И как мне это понимать? — простонал Лео. Она пожала плечами, не давая втянуть себя в разговор. Ей отчаянно хотелось довериться кому-нибудь, но она понимала, что не может жаловаться на Гвидо его младшему брату.

— Ладно, — устало сказал он. — Все равно я должен рассказать тебе все. Так вот, Гвидо провел те пять дней в Швейцарии. Он снял там шале и все время пил. — Юноша увидел, как у Корделии от удивления округлились глаза, и добавил: — Я случайно узнал об этом. Когда появилась эта заметка в светской хронике, хотел разыскать брата, чтобы сообщить ему об этом. Он был очень недоволен, что я его нашел.

— Надеюсь, он пил не в одиночестве? — спросила Корделия.

— С ним, как всегда, был Гильельмо, который каждое утро отпаивал его кофе. Так повторялось изо дня в день.

— И почему же Гвидо напивался? — невольно вырвалось у Корделии.

— Ему нужно было “о многом подумать” — цитирую дословно.

— Мне он сказал то же самое. — Плечи ее поникли. — А почему для этого нужно было уехать именно в Швейцарию?

— Думаю, он пытался спрятаться от самого себя. — Юноша помолчал. — Узнав о той грязной и лживой публикации, Гвидо так разозлился, что даже протрезвел, и утром следующего дня уже связался со своими адвокатами. Так что он никак не мог быть с Жаклин. — Леонардо грустно усмехнулся. — Думаю, мало кому захочется стать героем такой заметки, так что я бы на его месте дважды подумал, прежде чем обниматься с кем-нибудь.

— Ты лжешь мне ради брата?.. — высказала предположение Корделия.

— Нет. Если бы Гвидо действительно был с Жаклин, я бы, скорее, сделал вид, что меня это не касается, а тебе посоветовал бы подать на развод.

— Он распутник, — убежденно произнесла Корделия.

— Ну, — замялся юноша, — до того, как вы познакомились... да и после того, как ты уехала из Италии... Не могу отрицать, мой братец всегда любил женщин. — Но стоило тебе появиться, как он забывал обо всех. Впрочем, как и сейчас! — поспешно заверил ее он.

Крупные слезы снова покатились по щекам Корделии.

— Не думай, что я не ценю твоих усилий, Лео, — сказала она, задыхаясь от подступавших рыданий, — но теперь они уже не имеют смысла. То, что продолжает стоять между нами, нельзя исправить. Я вынудила Гвидо уйти... практически выгнала его. — Заметив огонек любопытства в глазах юноши, девушка осеклась. — Больше я ничего не скажу. Ты останешься на ужин?

— Извини, но я не хочу, чтобы Гвидо начал искать меня. Мне надо возвращаться. — И Лео поднялся с кресла.

Корделия встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Ты совсем не похож на своего брата, — тихо сказала она.

— Я очень поздний ребенок, и меня баловали, — улыбнулся тот.

— А Гвидо разве нет?

— Нет. Когда он в детстве пугался темноты, ему говорили, что нужно вести себя, как мужчина, а я спал с открытой дверью и горящим ночником, да к тому же отец держал меня за руку и рассказывал сказки. — Лео скорчил комическую гримаску. — Гвидо, как только он подрос, отправили в военную академию, где был строгий режим, холодный душ и царил дух соревнования! Думаю, именно там он огрубел и научился скрывать свои чувства.

— А в какую школу ты ходил?

— В ближайшую. Я никогда не уезжал далеко от дома. Когда родители заговорили об академии, я так расплакался, что больше о ней не упоминали.