-- Очаровательная панорама! -- сказал Гоголь, любуясь местоположением. -- А лес так и манит к себе: как там должно быть прохладно, привольно -- не правда ли? -- продолжал он, с одушевлением глядя на меня. -- Знаете ли, что сделаем: мы теперь свободны часа на три; пойдемте в лес?
Пожалуй, -- отвечал я, -- но как мы переберемся через реку?
Вероятно, там отыщем челнок, а может быть, и мост есть.
Мы спустились с горы прямиком, перелезли через забор и очутились в узком и длинном переулке, вроде того, какой разделял усадьбы Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича
Направо или налево? -- спросил я, видя, что Гоголь с нерешимостью посматривал то в ту, то в другую сторону переулка.
-- Далеко придется обходить, -- отвечал он.
-- Что ж делать?
-- Отправимся прямо.
-- Через леваду?
-- Да.
-- Пожалуй.
На основании принятой от поляков пословицы: "шляхтич на своем огороде равен воеводе", в Малороссии считается преступлением нарушить спокойствие владельца; но я был очень сговорчив и первый полез через плетень. Внезапное наше появление произвело тревогу. Собаки лаяли, злобно кидаясь на нас, куры с криком и кудахтаньем разбежались, и мы не успели сделать двадцати шагов, как увидели высокую дебелую молодицу, с грудным ребенком на руках, который жевал пирог с вишнями и выпачкал себе лицо до ушей.
-- Эй, вы, школяры! -- закричала она. -- Зачем? Что тут забыли? Убирайтесь, пока не досталось по шеям!
-- Вот злючка! -- сказал Гоголь и смело продолжал итти; я не отставал от него.
-- Что ж, не слышите? -- продолжала молодица, озлобляясь. -- Оглохли? Вон, говорю, курохваты, а не то позову чоловика (мужа), так он вам ноги поперебивает, чтоб в другой раз через чужие плетни не лазили!
-- Постой, -- пробормотал Гоголь, -- я тебя еще не так рассержу!
-- Что вам нужно?.. Зачем пришли, ироды? -- грозно спросила молодица, остановясь в нескольких от нас шагах.
-- Нам сказали, -- отвечал спокойно Гоголь, -- что здесь живет молодица, у которой дитина похожа на поросенка.
-- Что такое? -- воскликнула молодица, с недоумением посматривая то на нас, то на свое детище.
-- Да вот оно! -- вскричал Гоголь, указывая на ребенка. -- Какое сходство, настоящий поросенок!
-- Удивительное, чистейший поросенок! -- подхватил я, захохотав во все горло.
-- Как! моя дитина похожа на поросенка! -- заревела молодица, бледнея от злости. -- Шибеники *, чтоб вы не дождали завтрашнего дня, сто болячек вам!.. Остапе, Остапе! -- закричала она, как будто ее резали. -- Скорей, Остапе!.. -- и кинулась навстречу мужу, который не спеша подходил к нам с заступом в руках.
* Достойные виселицы, сорванцы.
-- Бей их заступом! -- вопила молодица, указывая на нас. -- Бей, говорю, шибеников! Знаешь ли, что они говорят?..
-- Чего ты так раскудахталась? -- спросил мужик, остановясь. -- Я думал, что с тебя кожу сдирают.
-- Послушай, Остапе, что эти богомерзкие школяры, ироды, выгадывают, -задыхаясь от злобы, говорила молодица, -- рассказывают, что наша дитина похожа на поросенка!
-- Что ж, может быть и правда, -- отвечал мужик хладнокровно,-- это тебе за то, что ты меня кабаном называешь.
Нет слов выразить бешенство молодицы. Она бранилась, плевалась, проклинала мужа, нас и с ругательствами, угрозами отправилась в хату. Не ожидая такой благополучной развязки, мы очень обрадовались, а Остап, понурившись, стоял, опершись на заступ.
-- Что вам нужно, панычи? -- спросил он, когда брань его жены затихла.
Мы пробираемся на ту сторону, -- сказал Гоголь, указывая на лес.
-- Ступайте ж по этой дорожке; через хату вам было бы ближе, да теперь там не безопасно; жена моя не охотница до шуток и может вас поколотить.
Едва мы сделали несколько шагов, Остап остановил нас.
-- Послушайте, панычи, если вы увидите мою жену, не трогайте ее, не дразните, теперь и без того мне будет с нею возни на целую неделю.
-- Если мы ее увидим, -- сказал Гоголь, улыбаясь, -- то помиримся.
-- Не докажете этого, нет; вы не знаете моей жинки: станете мириться -еще хуже разбесите!
Мы пошли по указанной дорожке.
-- Сколько юмору, ума, такта! -- сказал с одушевлением Гоголь. -Другой бы затеял драку, и бог знает, чем бы вся эта история кончилась, а он поступил как самый тонкий дипломат: все обратил в шутку -- настоящий Безбородко!
Выйдя из левады, мы повернули налево и, подходя к хате Остапа, увидели жену его, стоявшую возле дверей. Ребенка держала она на левой руке, а правая вооружена была толстой палкой. Лицо ее было бледно, а из-под нахмуренных бровей злобно сверкали черные глаза. Гоголь повернулся к ней.
-- Не трогайте ее, -- сказал я, -- она еще вытянет вас палкой.
-- Не бойтесь, все кончится благополучно.
-- Не подходи! -- закричала молодица, замахиваясь палкой. -- Ей-богу, ударю!
-- Бессовестная, бога ты не боишься,-- говорил Гоголь, подходя к ней и не обращая внимания на угрозы. -- Ну, скажи на милость, как тебе не грех думать, что твоя дитина похожа на поросенка?
-- Зачем же ты это говорил?
-- Дура! шуток не понимаешь, а еще хотела, чтоб Остап заступом проломал нам головы; ведь ты знаешь, кто это такой? -- шепнул Гоголь, показывая на меня. -- Это из суда чиновник, приехал взыскивать недоимку.
-- Зачем же вы, как злодии (воры), лазите по плетням да собак дразните!
-- Ну, полно же, не к лицу такой красивой молодице сердиться. -Славный у тебя хлопчик, знатный из него выйдет писарчук: когда вырастет, громада выберет его в головы.
Гоголь погладил по голове ребенка, и я подошел и также поласкал дитя.
-- Не выберут, -- отвечала молодица смягчаясь, -- мы бедны, а в головы выбирают только богатых.
-- Ну так в москали возьмут.
-- Боже сохрани!
-- Эка важность! в унтера произведут, придет до тебя в отпуск в крестах, таким молодцом, что все село будет снимать перед ним шапки, а как пойдет по улице, да брязнет шпорами, сабелькой, так дивчата будут глядеть на него да облизываться. "Чей это, -- спросят, -- служивый?" Как тебя зовут?..
-- Мартой.
-- Мартин, скажут, да и молодец же какой, точно намалеванный! А потом не придет уже, а приедет к тебе тройкой в кибитке, офицером и всякого богатства с собой навезет и гостинцев.
-- Что это вы выгадываете -- можно ли?
-- А почему ж нет? Мало ли Теперь из унтеров выслуживаются в офицеры!
-- Да, конечно; вот Оксанин пятый год уже офицером и Петров также, чуть ли городничим не поставили его к Лохвицу.
-- Вот и твоего также поставят городничим в Ромен, Тогда-то заживешь! в каком будешь почете, уважении, оденут тебя, как пани.
-- Полно вам выгадывать неподобное! -- вскричала молодица, радостно захохотав. -- Можно ли человеку дожить до такого счастья?
Тут Гоголь с необыкновенной увлекательностью начал описывать привольное ее житье в Ромнах: как квартальные будут перед нею расталкивать народ, когда она войдет в церковь, как купцы будут угощать ее и подносить варенуху на серебряном подносе, низко кланяясь и величая сударыней матушкой; как во время ярмарки она будет ходить по лавкам и брать на выбор, как из собственного сундука, разные товары бесплатно; как сын ее женится на богатой панночке и тому подобное. Молодица слушала Гоголя с напряженным вниманием, ловила каждое его слово. Глаза ее сияли радостно; щеки покрылись ярким румянцем.
-- Бедный мой Аверко, -- восклицала она, нежно прижимая дитя к груди, -- смеются над нами, смеются!
Но Аверко не льнул к груди матери, а пристально смотрел на Гоголя, как будто понимал и также интересовался его рассказом, и когда он кончил, то Аверко, как бы в награду, подал ему свой недоеденный пирог, сказав отрывисто: "На!"
-- Видишь ли, какой разумный и добрый, -- сказал Гоголь, -- вот что значит казак: еще на руках, а уже разумнее своей матери; а ты еще умничаешь, да хочешь верховодить над мужем, и сердилась на него за то, что он нам костей не переломал.