...Теперь я бы мечтал стать временно исполняющим обязанности ее папаши. Почему? Имел бы законное право ее видеть. Ибо если Дженни еще думает обо мне (в чем сильно сомневаюсь), то она думает, что я в первую очередь ее хочу. Это так, но с существенной и, может, не очень лестной для нее поправкой - в первую очередь я хочу ее видеть. Точно так же я хотел видеть мою маленькую дочку, сходил с ума, а Н.К. - по дремучей глупости, обидевшись на меня - запрещала свидания.

* * *

- При-и-вет, это ты?

Волшебный голос предназначен кому-то другому, а мне перепадает от полноты душевной. (...Смутная картина из какого-то детства: в саду на костре в большом чугунке варят варенье, выкипает, стекает сладкий сок - все, кому не лень, подбирают его ложками.) Не выясняю, кому предназначен, пытаюсь воспользоваться благорасположением.

- Нет, не я. Я зарос бородой, мхом и лишайниками. Подаю жалобу в общество охраны природы. Мы с тобой так не договаривались. Мы договаривались, что по моему прибытии в Лос-Анджелес посидим вдвоем тихо и спокойно в кафе.

- А зачем?

За что я ее люблю - за искренность. Ну, конечно, не только за это.

- Представь себе, что кто-то жаждет на тебя посмотреть. Просто полюбоваться красивой девочкой. И вообще, ты мне обещала, что будет еще кофе и какао.

- Я обещала??!

Она неподражаема.

- Хорошо. Я знаю, ты очень занята госпиталем, Элей, годовым балансом, лабораторией доктора Хоффера и так далее...

Особенно "так далием". Мог бы подробно перечислить этих "так далиев". Не перечисляю.

- ...Найди какой-нибудь час в любое удобное для тебя время. Если совпадет с мой лекцией, я ее отменю.

- Как идут твои лекции?

- Будет повод рассказать. Тема для беседы. Не заставляй меня заниматься попрошайничеством.

А что я делаю? Попрошайничаю, навязываюсь, скулю, как собачонка, встав на задние лапки... Я готов к тому, что сейчас меня пошлют к едреной фене. И шмякнут трубкой.

Не посылают. Завтра она подъедет к факультету и повезет меня в едальное заведение.

- Интересное кафе, связанное с историей Голливуда. Тебе понравится.

* * *

На стенах фотографии разнокалиберных голливудских звезд. На стенах, под стеклом меню с автографами. Мебель а-ля XIX век. Деревянные барьеры. Она говорит, что и поныне еще кое-кто сюда заглядывает. Не уточняет. А я не спрашиваю, откуда у нее такие сведения. Мне до лампочки.

Бесспорно, есть какой-то шарм, амбьянс. Наверно, тут вкусно кормят.

Я не ем в это время. Дженни - на разгрузочной диете. И знаменитостей не видно. И курить, естественно, запрещено.

Не в коней сегодня корм.

Раза три я оставляю свою даму и нервно затягиваюсь сигаретой на улице. Потом возвращаюсь, и с меня продолжают методично, живьем снимать шкуру. Без наркоза.

- Тони, это была цепь случайных совпадений. Видимо, я привыкла к семейной жизни и боялась остаться одной.

...Денежный вопрос? Бред сивой кобылы! Мне не нужны твои миллионы, даже если бы они вываливались у тебя из карманов. До сих пор ты меня с кем-то путаешь. Я никогда не беру у мужиков деньги. Все зарабатываю сама.

...Человек, уже поживший, с опытом и несколько подуставший, чувствуя, что легкий приятный роман может переродиться в нечто затяжное, мучительное, которое обязательно дает боль, - останавливается, начинает пятиться, уходит. Это не страх или злой умысел. Это инстинкт.

...У нас не было никакой перспективы. Для счастливого брака с тобой я опоздала лет на двадцать. Претензии к моей маме, бабушке. Моей вины нет, что мы разошлись во времени.

...Клянусь, Тони, получилось совершенно неожиданно. Увлеклась, влюбилась. И длилось это пару месяцев. Ну не такая любовь, как с тобой, но для меня два месяца - большой срок.

Тут, прекратив стенания, вздохи и всхлипы, я вставил в ее монолог нечто членораздельное, дескать, подобных увлечений у нее еще будет штук сто или двести, и вообще я удивляюсь, почему после моего отъезда к ее дому не выстроилась очередь.

- Ты сейчас увлечена.

И в этот момент между нами проскочила какая-то искра, что-то от прежних отношений, искра доверия. Она поняла, что я обхожу дипломатическим молчанием темно-зеленый костюм и, главное, в дальнейшем тоже буду его не замечать, а зеленый костюм в ее жизни присутствует. Но я закрыл глаза, в упор не вижу, точка. А намекаю на романчик, который то ли уже прошел, то ли не состоялся, а если состоялся, то без особых для нее эмоций. И все перед моим носом, глупо отрицать.

- Я - женщина слабая. Красноречием он даже тебя забил. Но там жена, дети, официальная любовница. Там завязнешь, как в трясине.

"Значит, вы провели достаточно времени вдвоем, раз ты имеешь столь подробную информацию", - подумал я, продолжая сидеть с улыбкой идиота. Навязывался в подружки. Не соображал, что если превращусь для нее в бесполого друга, в священника, коему исповедуются, то попаду из огня в полымя. И будет хуже.

Она сообразила. Усмехнулась. Махнула рукой. Отмахнулась. От него и от меня. Миг доверия кончился.

- Тони, да, я такая. Ну как тебе объяснить? Я пять месяцев рьяно помогаю бездомным, а после, все забыв, полгода занимаюсь спекуляцией недвижимостью. Не понял? Хорошо, еще одно сравнение. Я три месяца стою в церкви со свечкой (извини, я иудейка, но это для сравнения), а потом на восемь месяцев пускаюсь в дикий разгул. Я - качели. Меня бросает то вверх, то вниз. Но в любом положении это я, я остаюсь самой собой. Я такая. Ты же привык идти по прямой линии, без отклонений. Тебе меня не выдержать и не принять.

Я в ответ... Да что мои слова? Пустое колебание воздуха.

Она повезла меня обратно к университету, и где-то на полдороги я сказал: "Стоп, спасибо, теперь сам дойду". Мне нужно было протопать километры, чтобы все это осмыслить, переварить. И у нее наступал цейтнот (заметил, как она украдкой косилась на часы): Элю надо взять из детского сада, домашние дела, и т. д. и т. п. - разумеется, все так, но я догадывался, что сегодняшний вечер у нее ангажирован. С зеленым темно-зеленым или тружеником кино, страдающим от обилия жен и любовниц? То, что картинно махнула на него рукой - ничего не значило. У девочки на качелях большая амплитуда, в болоте не застрянет. Спросить, с кем именно? Ей-богу, не волновало. Я вычислил, что ни тот, ни другой не был первым, с кем она мне изменяла. А тогда - без разницы. И решалась моя судьба.

Дженни поставила "понтиак" к тротуару, машина немного накренилась (все мостовые - дугой) и правое сиденье оказалось ниже, а ее, водительское, выше, и с этой вышины, с верхотуры трона, она молча смотрела на меня несколько минут, а я, вобрав голову в плечи, чувствовал себя склизкой раздавленной лягушкой. Сгущаю краски? Одно я знал точно: так уже было, так уже смотрели на меня, вернее, не на меня, так смотрела Жозефина Богарне на капитана кавалерии Жерома Готара из окошка Императорской кареты. Взгляд принцессы, бывшей Золушки, случайно попавшей в свою прежнюю обитель. "Неужели я жила тут, в такой нищете?" То есть - неужели я жила с этим типом? Что я в нем нашла? И если нашла, где все это?

Жозефина отвесила Готару пощечину - произвела его в полковники! - и он перестал для нее существовать.

Перевернула страницу.

В глазах Дженни читалась жалость. Жалость к себе или ко мне? Или к нам обоим? Но вот ее взгляд стал непроницаемым.

- Тони, вытащи из-под сиденья пакет. Там твоя игрушка. Давно собиралась тебе передать.

Моя "игрушка"! Улетая в Париж, я оставил свой пистолет Дженни. Не проходить же с ним паспортный контроль в аэропорту? И пока пистолет хранился у нее дома, у меня теплилась надежда, что не все потеряно, есть общая тайна, которая нас связывает.

Я вытащил пакет и засунул его под пиджак, за пояс.

Дженни перевернула страницу.

- Будь осторожен, Тони.

- Будь осторожна, моя девочка. Не гони по улицам.