По дороге купили буханку хлеба, запивки и банку консервов. После первых двух выпитых стаканчиков я захотел открыть консервы, но сраным ножичком не очень хорошо получалось. О. Фролов сказал: дай сюда, блядь, не умеешь, и мастерски выполнил. Смотрю: а он уж хуяк и открыл! Стало невыносимо жарко (пошли-то часа уже в четыре), и нам пришлось растелешиться: сняли майки, О. Фролов закатал штаны и вытащил из них свой солдатский ремень. И тут оказалось, что мы сидим рядом с тропинкой, по которой ходють люди — дед с бабкой. «Отдыхаете, ребята?» — на что мы очень весело, я бы даже сказал, несколько жестковато, сказали: «Да!» и стали отдыхать ещё жёстче.
Мы уписали литор, а наступили уже сумерки, надо было идти домой. Во время пьянки мы не двигались с места, вставали только чтоб отлить уриной в можжевельничек, поэтому действие змия было неосознанным. В полной мере мы осознали его воздействие, когда прошли метров 100 — точнее, осознал я, а О. Фролову было по хую — у него сорвало башню. Майки мы, естественно, надели уже… Вернее, О. Фроловуже снял опять. Вышли на асфальтовую дорогу за корпусами «Пигмента» (а, он говорил ещё, что название завода переводится «Менты — свиньи»!), О. Фролов начал пороть так называемую хюйню. Стал куда-то порываться, я его хватал за руку, призывая домой и в сознание. Он продолжал сопротивляться, я ему сказал: щас уебу и уебал прям в лицо. Он стал уж подходить ко мне с намерением замеситься, но драки как-то не получилось: О. Фролов замялся, а сначала, конечно, корячился: ну чё я не могу ответить что ли?! Я был в майке, а О. Фролов нёс свою в руке. И тут он стал её выкидывать. Я, главное, подбирал и как дурак ему отдавал. Он взял и выкинул ремень. Я поднял его, а отдавать не стал, думаю: чтобы не перегружать, а то точно что-нибудь выкинет. Зачем-то намотал на руку — как в армии хуячатся при глобальных драках часть на часть — и так и пошёл.
Нам захотелось курить. Я говорю: Сань, давай закурим. Он достал «Приму». Оказалось, что у нас нет спичек. На счастье едет машина. Вышли на дорогу, тормознули 99-ю — выходят два быка со зверскими рожами, чуть ли не с пистолетами. «Извините, — говорю (причём не разжимая рта, потому что в нём «Прима»), — у вас не будет сигарет?» Полминуты помолчали — думали, переглянулись, удохли, сели и уехали. Курить так и не получилось. Даже О. Фролову! Да мы уж и забыли. Раза после сорокового он успокоился — одел поданную ему майку — это было уже около депо на Чичканова — а до этого он швырял её прямо на улице куда не попадя. Где-то до мясокомбината мы дошли без происшествий (как нас менты не заметили — тут ведь опорничек!). И тут О. Фролов увидел на той стороне улицы какую-то бабку, которая, по его словам, мешала ему жить.
Он выпростал свою косоротую натужную ухмылочку, согнулся, как крюкан, и устремился за бабкой, крадясь в тени деревьев (уже горели фонари). Я за ним, он от меня — и за бабкой. Подзывает меня и говорит: пойдём, Сань, я её убью, всё равно никто не узнает и ничего не докажет. Я стал его отговаривать — заговаривать зубы, тянуть время, чтобы бабка смогла скрыться во дворе. Когда она пропала, и О. Фролов осознал сие, то сам сказал: пойдём, Сань, домой. Я аж удивился. Да, пройти-то до дома оставалось от силы метров 200 — кто же мог подумать, что начнётся самое интересное…
Этот ренегат опять снял майку и выкинул её за забор частного дома, откуда я её достать уже не смог. Потом он стал отставать и прятаться за деревьями. Я останавливался, звал его. Он, со своей улыбочкой и вытаращенными глазами, приговаривая что-то типа «Володя, Володенька, открой» из «Места встречи» и «В пизду тебя, в пизду тебя» из «восстановленного Достославного» (хы-хы, да ты поди и научил!), выглядывает из-за дерева и опять прячется — как будто я его не вижу! Потом стал даже перебегать на другую сторону улицы. У 2-й Шацкой всё это вроде бы прекратилось. А я решил сделать хитрый шаг — пустился бегом, завернул за угол и хотел посмотреть, что О. Фролов будет делать.
Ну ты и хитрый, Саша, я поражаюсь! — вмешался я, О. Шепелёв, удыхая (а вообще я подгыгикивал на всём продолжении рассказа).
Сам поражаюсь. Ты слушай дальше! Во время выполнения сего замысловатого маневра я ёбнулся с бугорка, что и естественно. (Да, наш Саша Большой действительно всегда падает припимши, наверно из-за своего роста.) Упал прямо на колени! Кое-как встал, подошёл к углу и осторожно выглянул к тому месту, где должен был стоять О. Фролов. Но его не было. Оказалось (как после я узнал от него), что О. Фролов, завидев, что я от него побежал, сам побежал от меня в другую сторону. Минуты три я оглядывал улицу (причём стоя наместе), потом пошёл домой. Мне опять захотелось курить и я обнаружил в кармане рубля полтора. Купил две сигареты и спички. Один «Аполлон» искурил прям у ларька. И тут чувствую — по ногам ветер гуляет. Посмотрел: а коленки-то разорваны (когда с бугорка-то). Ну и в рот копать! Да в рот этого О. Фролова! И прям в таком виде — изодранный, пьянищий в жопу, с ремнём на кулаке пошёл домой через двор.
Моё ухо раздражали звуки, похожие на «Чижа» — около третьего подъезда сидело кучка шершней и бренчали на «бобре». Я приостановился, с трудом закурил второй «Аполлон» и подхожу к ним: «Хули орёте, мудаки! Время уже одиннадцать!» Они заткнулись и стали расходиться. Я им вслед ещё благословил на весь двор. Захожу домой. — «А где Саша?» — спрашивает мать (он у меня же должен был ночевать — тебя-то как раз не было с ключом) — «Не знаю. А разве он не пришёл ещё?!» — «В чём дело?» (тут и батёк выходит) — «Мы как-то разбежались»… Получив подобный ответ вопросов на шесть, маман рассвирепела и провозгласила: «Идите Сашу моего ищите и без него не возвращайтесь!» Десять минут двенадцатого! Пошли обходить Шацкие. Батёк шёл посередине дороги, а я лазил по кустам и искал там тело О. Фролова, расшугивая при этом всех бабок на лавках дебелыми выкриками «С" а-ш" а!» К тому же, я опять же зачем-то взял собой ремень.
В поисках прошёл час. Батёк сказал, что устал и пойдём возьмём бутылочку, деньги я взял. Мы взяли и пришли на 2-ю Шацкую его пить. Смотрим: два мужика сидят уже в дуплет на подоконнике (низком) частного дома. Мы подошли, предложили им выпить. Они ушли. Оставили на окне два охуенных помидора и немного хлеба. Пили из горла (!), поскольку во мне уже сидело пол-литра, пить я не хотел, но, влив в глотку граммов пятьдесят, не продолжать уже не мог. Закончив 0, 5, мы пришли домой. Матери говорим: «Нету, наверно в ментуру забрали». А она нам и рассказывает всю историю: «Он уж здесь давно! Минуты через три как вы ушли, слышу звонок в дверь. Открываю — стоит: голый, босиком, ну то есть в носках, в разорванных трусах и каком-то рабочем халате, очень грязном, весь в репьях! Боже ты мой! Где ж, говорю, тебя черти носили, и где одежда твоя?! Он плечами пожимает, улыбается и заваливается в квартиру. Нет — сначала робко так говорит: «Можно?», и лезет. Я вообще, говорю, в шоке, Фролов, от тебя. А он всё: «Тёть Леночка, тёть Леночка, простите меня!» и чуть не плачет. Мне его стало так жалко… Я говорю: раздевайся, вернее, одевайся и ложись спать. Он заходит в твою спальню и тоже в шоке: «А Саша где?» Так они же, говорю, Саша и Саша-старший, пошли тебя искать. Тут он мгновенно взъерепенился, надевает опять халат, пойду, говорит, искать их. Я его схватила, на раскладушке прижала. Куда, спрашиваю, ты пойдёшь-то такой? А он: сейчас, говорит, по периметру обойдём. По какому периметру? И ни в какую — пойду и всё! Я его насильно удержала, мы тут дрались буквально-таки… Вон он спит — опять в позе сфинкса». Мы удохли радикально, а когда рассмотрели халат — ещё радикальней. Выбросить всю одежду — кроссовки, джинсы, майку, изорвать трусы (они были практически изорваны в клочья) и прям в таком виде идти по городу! А где же он халат-то взял?! Потом вместе с О. Фроловым мы восстановили, что он рванул на Полынки (а это совсем другой конец города, но, как вы знаете, для бешеной собаки сто вёрст не крюк), лазил там по разным маргиналиям, пока не забрёл на обувную фабрику, где мы в том году недолго работали. Его узнали рабочие и дали халат. Оттуда через весь центр города он шёл пешком, так как троллейбусы ходят до одиннадцати. Но это суть только догадки. Вполне возможно, что он был не там, а на АРТИ, где мы тоже работали (но это значительно ближе, и тоже токо несколько дней!) — он только помнит, как они умилились и дали халат. На другой день я часов до двух не мог встать, О. Фролов сидел смотрел «Солярис» по телевизору, я заставлял его подтаскивать воды, а потом и чифира, а потом и свои штаны и его халат. Халат был стильный — тёмно-синий, без пуговиц, весь в каком-то мазуте и грязи, штаны оказались тоже непригодны и с них потерялся ножичек с ключами. Мы облачились в новое (О. Фролов выглядел как кловун в моих ботинках и подвёрнутых джинсах), отпились чаем, поели плавленых сырков у ларька… Отгадай, что мы сделали с деньгами, которые мать дала на еду и на пиво и куда и зачем мы пошли…
