– Что с тобой случилось? Что это за парень там?

– Там много парней.

– Ты знаешь, кого я имею в виду. Тот, который не спускал с тебя глаз. Я его раньше тут не видел.

– Не спускал с меня глаз! Хотела бы я знать, он пришел на меня поглядеть или отведать подаваемые Фан гренки с анчоусами.

– Они хлопают, требуют тебя. Надевай-ка лучше платье и выйди спой им что-нибудь.

– Не собираюсь больше сегодня петь. Я сейчас ухожу домой. Лицо Сэма стало таким же красным, как вышитые на его жилете цветочки.

– Не уйдешь! – заявил он.

– Уйду.

– Послушай, я тебе за что плачу?

Лилит состроила ему рожу.

– За то, чтобы я их зазывала... что я и делаю.

– Послушай...

– Слушаю.

– Да не нахальничай же ты!

– Я ухожу, Сэм.

Сэму редко изменяло добродушие, но, как он сказал, если уж он рассердится, то удержу не знает; и он держался сколько мог и достаточно вытерпел от нее.

Он старался говорить решительно:

– Если ты сейчас не выйдешь и не споешь им, считай, что ты здесь больше не работаешь.

– Хорошо, Сэм. Прощай.

Она сошла с ума сегодня; должно быть, она почти не слышит, что он ей говорит.

– Ты слышишь? – крикнул он. – Ты слышала?

Лилит кивнула.

– «Иди и пой или уходи!» – вот что ты сказал. Хорошо. Я ухожу. Я больше не выйду и не стану петь... после этого танца.

Она готовилась выйти на улицу, надела свою новую шляпку с черными и коралловыми лентами. Сэм смотрел на нее во все глаза.

– Послушай, – сказал он, – ты что, уходишь к Дэну Делани?

Она покачала головой.

– После всего, что я для тебя сделал... – Он заикался.

– Это не из-за меня, Сэм. Это из-за тебя.

– Я был для тебя отцом.

– Ну и странный отец! – сказала она насмешливо.

Это была уже прежняя Лилит, и он был рад видеть ее такой.

– Ты знаешь, что нужно такому парню, как тот? Думаешь, что он предложит тебе выйти за него замуж? Ты не дорожишь приличным положением? Только подумать, каких хлопот стоило мне сделать из тебя настоящую певицу!

Но она направилась в зал ресторана. До него донеслись удивленные возгласы завсегдатаев, увидевших ее в верхней одежде. И он рассвирепел. Кто здесь владелец, она или он? В таком случае пусть уходит. Скатертью дорога! Он справится без нее. Найдет кого-нибудь, кто будет исполнять этот танец с вуалями, да так, как потребуется!

Лилит села за столик к Фриту.

Он предложил:

– Давай уйдем.

Они поднялись, и все наблюдали за ними, пока они шли к выходу. Сэм появился в зале как раз в тот момент, когда они исчезли за дверью.

Они молча прошли несколько улиц; наконец она сказала:

– Ты пришел посмотреть, как я танцую?

– Аманда рассказала мне о ресторанчике Марпита. Мне захотелось самому на него посмотреть.

– Где же Аманда? – спросила она со смехом.

– Я проводил ее домой.

– Тебе хотелось оставить ее у себя, – сказала Лилит. – Но это было бы неправильно. Это было бы неприлично. Поэтому ты проводил ее домой и отправился насладиться ночной жизнью.

– Я отправился повидать тебя.

Тут она отбросила всякую осторожность; пусть он увидит, что она счастлива, и поймет причину этого; все равно теперь уже совершенно невозможно спрятать это.

– Фрит, ты рад, что мы нашли друг друга?

– А ты как думаешь?

Она рассмеялась. Он не скажет, как рад, потому что они на улице; он такие вещи говорил в темноте, когда они были наедине.

– Да, – ответила она, – Думаю, что ты рад.

– Возьмем извозчика, – сказал он.

Когда они оказались в экипаже, он обнял ее и поцеловал. Ее шляпа оказалось смятой, но она забыла, как гордилась ею еще недавно.

– Ты такая же, как была в Корнуолле, – заметил он.

– О нет, не такая! Я повзрослела. Не изменилась лишь моя любовь к тебе. И пребудет такой вечно.

– Да, – сказал он. – Я помню. Ты всегда восхитительно говоришь восхитительные вещи.

Они помолчали. Прислонившись к нему, она думала, что слушать стук копыт и смотреть на освещенные газовыми фонарями улицы приятнее, чем находиться в корнуоллском лесу. Там ее не оставляла мысль, что счастье будет недолгим, что близка разлука.

Лилит не покидал страх, что она его потеряет. Но теперь-то она его не потеряет; они повзрослели. О да, на освещенных газом улицах Лондона она чувствовала себя счастливее, чем в морвалском лесу.

Он прервал молчание:

– Ты всегда заканчиваешь в это время?

– Нет. Гораздо позднее.

– Тогда почему ты сегодня ушла рано?

– Потому что ты пришел за мной.

– Значит, в другие дни ты будешь освобождаться гораздо позднее?

– Мне не надо будет освобождаться. Мне сказали, что если я сегодня уйду, то могу больше не возвращаться.

– Лилит! Почему ты так поступила?

– Потому что ты меня ждал.

– Ты хочешь сказать, что потеряла работу?

– Не говори об этом. Теперь я буду с тобой. Он молчал, а она продолжала:

– Не имеет значения, чем заниматься, мне все равно. Быть с тобой – это все, что я хочу.

Извозчик остановился на Уимпоул-стрит перед его домом. Она удивленно посмотрела на него.

– Здесь... – сказала она и тихонько засмеялась. – Я думала, что ты везешь меня домой... к Аманде.

– Как мы можем быть там вместе?

– Здесь... – повторила она. – В твоем доме... будет ли это... прилично?

Он не ответил, и они поднялись на крыльцо. Открыв дверь своим ключом, он впустил ее в холл, где вполсилы горела газовая лампа из матового стекла.

Назвав ее по имени, он провел рукой по ее волосам. Она молчала, потому что от счастья потеряла дар речи. Затем они тихо ступили на лестницу.

Прошло три недели; это были недели пылких любовных свиданий для Фрита и Лилит, выздоровления – для Наполеона и тревоги – для Аманды. Понимая характер отношений Фрита и Лилит, Аманда волновалась. Лилит приходила в дом семьи Мерфи рано утром, но Аманда знала, что она оставила работу в ресторане. Аманда ни о чем не спрашивала, потому что знала, что происходит. Лилит потеряла свое обычное благоразумие. Ни Фрит, ни Лилит, казалось, не понимали, что поступают неблагоразумно. Они походили на одурманенных.

Фрит часто приходил навестить Аманду, а Аманда бывала у него в доме на Уимпоул-стрит, якобы навещая Наполеона. Ее угощали чаем в гостиной у Фрита; Лилит всегда присоединялась к ней. Фрит беспокоился из-за Аманды. Он не переставал повторять:

– Шьешь сорочки! Смехотворно. Конечно, это не может так продолжаться.

– Лилит, – сказал он однажды вечером, когда та скрытно пришла к нему домой, – нам нельзя продолжать так до бесконечности. Я думаю, слуги уже что-то подозревают. У слуг на это хороший нюх. У меня есть идея.

– Не собираешься ли ты меня куда-нибудь отправить?

– Полно, не смеши. Как будто я смог бы! И как будто ты бы мне позволила, если бы я захотел!

– Нет, – заметила она. – Тут ты прав. Я не соглашусь. Я бы бежала за твоей каретой, пока не упала замертво.

– Не говори о смерти.

– Не буду. Только я надеюсь, что умру раньше тебя, потому что я не вынесла бы жизни без тебя.

– Лилит, – сказал он, – не говори так. Будем практичны. Тебе надо иметь жилье, куда бы я смог приходить навещать тебя.

– Каждый вечер?

– Всякий вечер, когда смогу, можешь рассчитывать на это.

– Это будет каждый вечер, – в голосе ее слышалось блаженство. Она замолчала, обдумывая сказанное, а потом спросила: – Надо будет сказать Аманде, верно?

– Н-нет, не думаю.

– А что она подумает? Что она станет делать?

– Пусть думает, что у тебя есть дружок... может быть, тот человек из ресторана.

– Ох!

– Это было бы лучше всего.

– Но что будет делать она? Без меня она не может жить в семье Мерфи.

Он ответил не сразу, а потом начал говорить медленно, как бы подбирая слова поубедительнее:

– Лилит, думаю, это можно решить. Думаю, будет хорошо, если мне... По сути, я думаю, что это единственный выход. Понимаешь, я чувствую некоторую ответственность за Аманду. Давно, когда настаивали, чтобы она вышла замуж за своего кузена, я советовал ей вести себя смелее. Я не думал, что ей хватит смелости убежать из дому. Это на моей совести. Когда я увидел ее в мансарде, я глубоко осознал свою ответственность.