– Да, Аманда и я... мы обе спим здесь.
– Чем вы занимаетесь?
– Она шьет сорочки, а я пою в ресторанчике.
– Аманда шьет сорочки! – Ему было больно слышать это – она это заметила, так как лицо Фрита вдруг странно сморщилось и от улыбки не осталось и следа; он даже покраснел от досады.
Она с гордостью продолжала:
– Мы неплохо устроены... если подумать. Я весьма преуспеваю в ресторанчике.
Он снова рассмеялся.
– О, Лилит... как может быть иначе!
Она должна заставить его прекратить разговоры об Аманде.
– Наполеон... – начала она.
– Его сбили на улице, когда он бежал за мной. Я услышал, что кто-то меня зовет. Обернулся и увидел, как он падает. Я забрал его к себе домой. Он очень плох, едва не умер. Я уж думал, что мне не удастся его спасти. Он бредил, все говорил о каком-то джентльмене. Я решил, что он имел в виду меня, так как мое имя тоже повторялось. Потом он сказал «Лилит» и «леди». И только сегодня он был в состоянии рассказать мне, где ты находишься и зачем он меня звал. Я сразу же пришел.
Она сделала к нему несколько шагов и сказала:
– Он поправится... бедный Наполеон?
– Да. Но может стать калекой. Одна его нога раздроблена!
– Ох, – ответила она, – значит, Наполеон должен был стать калекой, чтобы я смогла снова тебя увидеть.
Голос ее дрогнул; он обнял ее и поцеловал.
– Ты все такой же, – прошептала она.
– Да, – ответил Фрит. – Думаю, это так.
И тут Лилит от счастья громко рассмеялась. Теперь, когда она его нашла, все остальное не имеет значения.
Вскоре вернулась Аманда, так как ей не удалось найти Давида. Лилит отошла в сторону и наблюдала их радостную встречу. Внешний вид Аманды его поразил; он испытывал смешанные чувства радости, сочувствия и боли.
– Фрит! – воскликнула Аманда.
Он стремительно подошел к ней, взял ее за руки и расцеловал в обе щеки, а потом долго вглядывался в ее лицо.
– Аманда! Как ты решилась на такое?
Она лишь смеялась.
– О, Фрит, как приятно видеть тебя! Что привело тебя к нам? Как ты узнал?
– Наполеон.
– Наполеон?
Да, конечно, ведет себя как следует, подумала Лилит с горечью; она сразу же показала, что тревожится о мальчике. Она больше волнуется о Наполеоне, чем радуется встрече с Фритом, да, легко поступать как следует, когда все твое существо не озабочено лишь одним.
– Все в порядке, Аманда, – поторопилась она присоединиться к разговору. – Наполеон в безопасности.
– Да, – сказал Фрит. – Он пострадал. Бежал за мной, не глядя вокруг. Он у меня уже два дня. Я только что узнал, зачем я был ему нужен, и пришел немедленно.
– Но Наполеон, как он?..
– Он поправится. Его изрядно искалечило, беднягу. Не волнуйся. Я позабочусь о нем.
– Мы должны пойти повидать его.
– Конечно, должны. – Он обвел глазами комнату. – Аманда, ты... шьешь сорочки! Что бы сказали твои родители?
– Разве им это интересно?
Фрит не ответил. Он не сказал ей, что отец отрекся от нее, когда она убежала из его дома; нет нужды говорить ей об этом. Она знала, что он поступит именно таким образом. В его глазах она была опорочена, обесчещена, поэтому логично не считать ее больше своей дочерью.
– Следует что-то предпринять, – сказал он.
Лилит беспокойно наблюдала за ним, раздумывая над тем, принесет ли в конце концов появление Фрита счастье именно ей или ее слегка окрашенная презрением любовь к Аманде превратится в мучительную ревность.
Они сразу же отправились навестить Наполеона. Он выглядел так непривычно в своей собственной маленькой кровати! Смущаясь, он раздумывал, не из-за фантастической ли ошибки оказался он здесь. Время от времени он удивленно поглаживал простыни; никогда прежде не спал он на простынях. Было очевидно, что он нашел для себя новое божество и этим божеством был Фрит. Когда Аманда с Лилит стояли у его постели, он по глазам Лилит понял, что поступил замечательно, найдя этого джентльмена.
Аманда поцеловала его.
– Наполеон! Бедняжка Наполеон! Как я рада, что мы нашли тебя.
– Это настоящая кровать, – сказал он. С гордым видом он оглядел комнату. – А на столе настоящее зеркало. В нем себя можно видеть... прекрасно. Я никогда такого места не видал.
– Ты очень счастлив, Наполеон?
Он кивнул.
– А мой переход? Я бы не хотел его терять. Там уж другие работают покуда…
Фрит положил руку ему на голову.
– Не думай о переходе. Ты туда не вернешься. Когда поправишься, будешь учиться работать моим грумом.
– Вашим грумом, сэр?
– Ливрейным грумом при моей карете.
Наполеон начинал понимать, что в жизни есть кое-что получше, чем работа с метлой.
– Лилит, – сказал мальчик, – я его нашел, я нашел его, верно, Лилит?
Тут Лилит опустилась у кровати на колени и, не в силах удержаться, разрыдалась – это было совсем не похоже на трогательные слезы, придававшие очарование Аманде; Лилит сотрясали судорожные, громкие рыдания.
– О, Лилит, – испуганно воскликнул мальчик, – значит, я не то сделал? Я плохо сделал?
– Нет! – рыдала Лилит. – Нет. О, Наполеон, ты пострадал... а я тебя не так уж и жалела.
Почувствовав руку Фрита у себя на плече, она взяла ее и с чувством поцеловала у всех на глазах. Тут Аманда поняла то, что должна была понять уже давно – Лилит любит Фрита. Это открытие ее встревожило.
– Все хорошо, Наполеон, – сказал Фрит. – Это она от радости, что ты поправляешься. Мы все этому рады. И помни, что ты будешь жить у меня и учиться управлять моей каретой. Тебе не о чем тревожиться. Ты здесь навсегда.
– Да? – обрадовался мальчик. Но для полного счастья ему не хватало подтверждения Лилит. – Лилит, я все правильно сделал?
– Да, Нап. Да. Но я ведь не хотела, чтобы ты пострадал.
– Поднимись, – обратился Фрит к Лилит и слегка потянул ее за волосы, как будто... подумала Аманда... как будто что? Она не знала. Лилит улыбнулась и поднялась.
– Простите. Так глупо вышло, я не смогла удержаться. – Она смотрела на Фрита и говорила ему.
– Давайте выпьем чаю, – предложил Фрит. – Нам его подадут в гостиную. А тебе, Наполеон, его принесут сюда.
Аманда и Лилит перед уходом поцеловали Наполеона, и он остался в своей постели, разглядывая удивительный белый потолок и восторгаясь прекрасным миром.
Чай в гостиной! Совсем как дома! Хотя мебель здесь была очень современной, тяжеловатой, Аманда все же не могла не представить себе мысленно гостиную в доме Леев.
Лилит за столом молчала, стараясь обнаружить малейшую оплошность у слуг, уж она бы ее заметила сразу. Разве не была сама она служанкой и не знала, как подается чай?
Они говорили об увечьях Наполеона, о своей удивительной встрече, о его и своей жизни.
Лилит сказала, что ей уже время идти в ресторанчик, и Аманда почувствовала облегчение после ее ухода. Фрит же, казалось, сочувствовал себя свободнее, и они заговорили о Корнуолле.
– Должен тебе сказать, шуму было много. Алиса говорит, что твоя матушка едва не умерла от потрясения, а твой отец уединился на много дней и не желал ни с кем говорить. Он не согласится, чтобы ты вернулась, Аманда.
– Мне и думать об этом не хочется.
– У меня есть для тебя новость. Алиса вышла замуж.
– За кого?
– Должен тебе сказать, ты никогда не догадаешься. За Энтони Лея, твоего кузена.
– Бедняжка Алиса!
– Она бы с тобой не согласилась. Когда я видел ее в последний раз в доме Леев, она была очень счастлива. Твой отец сделал Энтони своим наследником. Я боюсь, Аманда, что ты лишилась всего. Когда я заговорил о тебе с твоим отцом, он сказал: «Моя дочь? У меня нет дочери!» Именно так, весьма драматически. Не могу тебе передать, как я счастлив, что нашел тебя. Сказать им, когда поеду?
– Нет, Фрит. Не стоит.
– Я был бы рад, если бы мог сказать им, что ты вышла замуж за герцога. Вот было бы забавно!
– Забавно для кого? Для них? Для меня? Или для герцога? Думаю, в основном это относилось бы к герцогу.