Медсестра сердито удалилась, на прощание молча махнув рукой в сторону выхода, и Маша снова осталась одна.

Она опять очутилась на улице. По-прежнему вокруг было пусто. Стояла тяжелая жара, и не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Воздух, казалось, звенел.

Хотя Маша толком и не напилась, жажда неожиданно мучить перестала. Зато захотелось в туалет. Но вновь входить в это странное здание не тянуло. Там небось и туалеты странные, вроде этого бака с питьевой водой. Девочка вспомнила звяканье металлической цепи, запах хлорки и поежилась. Проще дойти до ближайшего куста сирени, благо они тут густые, а кругом так пустынно. Так что бояться нечего.

Еще сидя на корточках, девочка услышала чьи-то голоса. Она испуганно вскочила и хотела уже побежать к машине, но потом вспомнила, где находится. Откровенно говоря, она и согласилась ехать сюда в надежде увидеть хоть одного сумасшедшего. Какие они, сумасшедшие, она представляла плохо. Неужели именно такие, как те маньяки, которых она нагляделась по видаку?

Девочка осторожно пошла на звук голоса.

Через несколько шагов она увидела скамейку, на которой сидели двое. Одеты они были в нелепые одежды, напоминающие застиранные до белых ниток пижамы, а старший еще и в синий ватник. Именно его голос и услышала Маша.

Его собеседником, вернее, слушателем, был мужчина лет тридцати, с гладким, как репа, румяным лицом и наголо остриженной головой.

По-видимому, это и были сумасшедшие, о которых она так много слышала. Девочка смотрела на них во все глаза. На первый взгляд, ничего странного, кроме одежды, в этих гражданах не наблюдалось. Старик и вовсе был похож на их соседа, отставного полковника милиции Каратыгина. Он точно так же, как Каратыгин, надувал при разговоре щеки, отчего казалось, что он сердится. У него были усы и густые бакенбарды, точно такие же, как у полковника. Маша сначала даже подумала, что это Каратыгин и есть.

Но вот разговор, который вел человек, так похожий на их соседа, был крайне неприличен. Говорил двойник полковника о женщинах, причем в таких выражениях, что даже десятилетняя девочка поняла их смысл. Рассказывал о какой-то графине. По понятиям Маши, графини – создания благородные и воздушные – бывают нынче только в сказках. Эта же графиня, если верить описаниям старика, была очень мерзким созданием. Маша даже мысленно не решилась бы повторить те эпитеты, которые использовал старик, рассказывая о ней.

Обращался он непосредственно к собеседнику, постоянно требуя от того подтверждения своим мыслям. Но тот почему-то упорно молчал и лишь кивал головой.

Вдоволь насмотревшись на сумасшедших и поняв, что, представляя их, она была далека от истины, девочка хотела было уйти, но в этот момент ее заметили. То ли ли веточка хрустнула под ногами, то ли ее яркое платье мелькнуло среди листвы и привлекло внимание, но невольный соглядатай был обнаружен.

– А ну-ка иди сюда! – грозно произнес старик.

Маша стояла ни жива ни мертва. Все тело будто свело судорогой, и не было сил бежать.

– Иди-иди! – еще громче приказал старик.

«Лучше подойти, – мелькнула мысль, – а то, если побегу, догонит, непременно догонит». Что может случиться потом, она даже представить боялась. Девочка вышла из-за кустов и подошла к скамейке. Некоторое время старик грозно смотрел на нее и молчал.

– Это она! – наконец сказал он, обращаясь к товарищу. – Она, точно, дочь графини. – Тут он назвал какую-то фамилию. – Так ли это? – продолжал он, обращаясь к девочке. – Отвечай!

Маша решила не спорить и молча кивнула.

– Вот! – старик поднял палец вверх. – Я был прав! Они и здесь выследили меня.

В этот момент собеседник старика поднял дотоле опущенные глаза и посмотрел на девочку. Взгляды их встретились. Какое-то время Маша с испугом смотрела на стриженного «под ноль» человека, но вскоре ее охватило невероятное, в высшей степени странное чувство. Она перестала обращать внимание на сидевшего рядом старика и неотрывно глядела на его соседа. Ей стало казаться, что все это происходит не с ней, а с кем-то посторонним. Одновременно нечто огромное, темное входило в нее, заполняло до краев, мешало дышать, мешало взирать на солнце, на зеленую траву, на весь этот сверкающий мир. Глаза стриженого притягивали как магнит, в них хотелось смотреть и смотреть, забыв обо всем. Теперь и стриженый внимательно вглядывался в девочку. Лицо его начинало меняться. Еще с полминуты назад оно казалось придурковатым и недоделанным, как будто кто-то лепил его из пластилина и не закончил, сейчас же оно приобрело четкость и значительность, словно одушевленное чьей-то внезапной сверхъестественной волей. Обнажились в улыбке, напоминающей волчий оскал, желтые прокуренные зубы, в зеленоватых глазах замерцали золотистые искорки, нос заострился и побледнел. Впрочем, побледнело и все лицо. Одновременно на нем появилась заискивающая угодливость. Казалось, скомандуй сейчас Маша, он бросится на старика в ватнике и будет грызть его, пока не прикончит.

Старик внезапно замолчал и тоже словно что-то почувствовал. Физиономия его некоторое время сохраняла грозное выражение, потом он стремительно соскочил со скамьи и, не разбирая дороги, бросился сквозь кусты.

В этот момент из-за кустов выскочили Галина и еще какая-то женщина в белом халате. Лицо Галины покраснело и было покрыто испариной.

– Вот она! – закричала Галина, и в голосе ее были одновременно радость и негодование. – Ты зачем ушла от машины и почему не отзывалась? Я уже минут пять кричу. – Потом Галина посмотрела на стриженого, и на лице ее снова отразился испуг.

– Он ничего тебе не сделал? – тревожно спросила она у Маши. Та отрицательно мотнула головой.

– Да что вы, Галина Васильевна, – вмешалась женщина в белом халате. – Проша и мухи не обидит. А где твой друг? – обратилась она к стриженому. – Шереметев-то где?

Тот не отвечал и продолжал неотрывно смотреть на девочку.

– Пойдем, Маша, – Галина потянула девочку за руку.

Маша еще некоторое время смотрела на человека, которого звали Прошей, потом направилась с Галиной к «Запорожцу».

Касьянова в сердцах рванула машину с места и пулей вылетела с территории лечебницы.

– Я очень испугалась, сама не знаю почему, – говорила она, петляя по разбитой дороге. – Выхожу, а тебя нет. Все-таки лечебница не то место, где могут находиться дети. Это, конечно, я виновата, бросила те-бя без присмотра.

– Но ведь ничего не случилось? – Маша недоуменно посмотрела на нее.

– Слава богу, что не случилось. Но мало ли что?! Ведь они – больные! И не просто больные. В большинстве своем они – невменяемы.

– Что значит – невменяемы?

– Не контролируют свои действия.

– Убить могут?

– Ну… – замялась Галина, – не знаю, убить не убить, а неприятности доставить могут.

– А тетя в халате, что была с вами, сказала, что этот Проша и мухи не обидит.

– Он-то, может, и не обидит, а вот другие… Ну хватит об этом. Сейчас свернем в лес, отдохнем, пообедаем.

Через несколько минут они остановились в светлом сосновом бору. Галина расстелила покрывало, достала еду.

Девочка ела неохотно, то и дело поглядывая по сторонам.

– Ты чего? – поинтересовалась Галина.

Маша неопределенно мотнула головой. Потом ее заинтересовал огромный муравейник, возвышавшийся неподалеку. Муравейник действительно был очень большой, почти в рост человека. Маша подошла к нему и стала разглядывать муравьев, снующих в траве и по стволам деревьев.

– Здоровый какой, – восхищенно произнесла она, – интересно, сколько их тут?

– Наверное, несколько миллионов, – ответила Галина.

– Миллионов?! – Глаза девочки округлились. – Столько, сколько людей в нашем городе?

– Нет, у нас в городе населения значительно меньше.

– Значит, как в Москве?

Галина не стала возражать, пусть будет как в Москве.

– И похожи они на людей, – продолжала наблюдать Маша, – так же суетятся, куда-то бегут, вон жука дохлого тащат, наверняка своим детям для пропитания. А этот щепочку тянет, щепка в пять раз больше него самого, а все равно тянет. Видать, сам не знает – зачем.