Уже следующим летом он совершил свое первое многодневное путешествие на виндсерфере по Азовскому морю. В составе флотилии из семи туристических швертботов и одного катамарана Леха успешно преодолел путь от Геническа до мыса Казантип. В этом походе была апробирована идея размещения груза как на самой доске, так и в специальных термоконтейнерах, выполняющих функции спасательных жилетов. Продемонстрировав товарищам такой чудо-жилет, Леха мимоходом сослался на парус одинокий и предложил совершить автономное плавание на серферах. Не по какой-то там грязной соленой луже, прозывающейся Азовским морем. По Каспию, где шторм бушует триста дней в году.
Почему бы и нет?
Сборы в поход заняли чуть меньше года. Четверка смельчаков собиралась для начала пройти вдоль западного побережья Каспийского моря. Чтобы пересечь его от берега до берега, понадобились бы сложное оборудование для ночевок в открытом море, серьезная спортивная подготовка и сопровождающее судно. Ребята не хотели ждать. Им не терпелось испытать свои силы. Вдоль побережья так вдоль побережья, лишь бы не откладывать затею в долгий ящик.
Несколько дней назад, в последних числах мая, они прибыли в Махачкалу, выбранную в качестве отправной точки великого похода. С вокзальной площади хорошо просматривался порт. Серая морская даль казалась гладкой, как заасфальтированная площадь. Однако проходящие мимо сухогрузы зарывались носом в волны, что напоминало о буйном нраве Каспия.
Проверяя снаряжение на загородном пляже, путешественники познакомились с коварными повадками здешнего ветра. Когда они совершали пробный выход в море на двух досках, стоял полный штиль, но уже через пятнадцать минут на ребят обрушился такой шквал, что им пришлось выброситься на берег в двухстах метрах от места старта. Здесь же четверка получила и первые навыки борьбы с прибоем. Все без исключения получили массу синяков, а Макс в придачу лишился плавок, к полному восторгу дагестанской детворы, наблюдавшей за происходящим.
Испытания лишь раззадорили мореплавателей. На следующее утро в резиновые герметичные мешки были уложены личные вещи, палатка, примус, спальники – все, что могло пригодиться в пути. Багаж надежно привязали к носу и корме виндсерфов. Натянув гидрокостюмы и спасательные жилеты, ребята помахали руками зрителям, волнуясь, как артисты перед ответственной премьерой. Ответом были залихватский свист и пожелания скорейшего возвращения, желательно не только без плавок, но и без купальников. У махачкалинских гаврошей было не так уж много развлечений. Надо полагать, вид голой задницы Макса произвел на них неизгладимое впечатление.
Доски были спущены на воду, мачты – подняты, паруса – наполнены ветром. Легкий бриз подхватил путешественников и понес их вдоль белых бурунов, кипящих над подводными скалами.
Это было незабываемое путешествие. Днем плыли, рассекая барашки волн, по вечерам причаливали к берегу и ставили палатку, раздувающуюся, словно воздушный шар. Ветер пел в капроновых растяжках и швырял в лицо песок, превосходящий колючестью снежную поземку. Самым привычным выражением четырех обветренных физиономий сделался улыбчивый оскал, дополненный прищуренными глазами. Хруст песка на зубах стал таким же обыкновенным явлением, как привкус морской соли на языках. Кожа стремительно задубевала и покрывалась необычайно плотным загаром. Во время ночных купаний казалось, что ребята одеты в белые плавки и купальники, хотя никакой одежды на них не было.
Загаром, кстати, обзаводились не без мучений. Майское солнце припекало вовсю, так что в первые дни процесс снятия гидрокостюмов превращался в настоящую пытку: руки путешественников покрывались волдырями от солнечных ожогов, и разоблачиться без посторонней помощи было невозможно. Но вскоре необходимость надевать рубахи с длинными рукавами поверх гидрокостюмов отпала, а тюбики с противоожоговой синтомициновой эмульсией были выброшены за ненадобностью.
Спали как убитые, просыпались – как заново рождались на свет. Поутру, откопав доски из-под песчаных заносов, перекусывали на скорую руку и вновь пускались в плавание, продвигаясь от Махачкалы в направлении устья Волги. За проливом между Аргаханским полуостровом и островом Чечень ветры ослабли, сделавшись умеренными.
Чертя по морю замысловатые зигзаги, обе команды соревновались в сноровке и скорости, причем молодоженам Белохвостиковым зачастую удавалось обогнать Леху и Аню, считавших себя бесспорными лидерами. Тогда они стали применять коварную тактику, заходя с наветренной стороны, чтобы перекрыть доступ воздушного потока к парусу соперников. Это срабатывало. До тех пор, пока военную хитрость не переняли Белохвостиковы.
Охваченные азартом и духом соперничества, проходили километров по пятьдесят в день. Время летело незаметно. Дни мелькали, как телеграфные столбы за окнами скорого поезда. Пейзаж постепенно менялся. Обрывистые берега, тянувшиеся слева, уступили место пологим холмам, покрытым кустарником. Сразу за Кизлярским заливом начались плавни, а ближе к разветвленной дельте Волги – бесконечные острова и протоки, поросшие камышом.
На одном из таких необитаемых островков решили задержаться подольше, чтобы почувствовать себя Робинзонами. Почувствовали. Но продолжалась эта идиллия недолго. Из четверых островитян, которые еще пару часов назад наслаждались ролью первооткрывателей, в живых осталась только Аня, и шансов увидеть новый день у нее было крайне мало.
* * *
Преследователи никак не желали оставить ее в покое. Времени и упорства им было не занимать. Мужчина, разминувшийся с Аней, дошел до песчаной отмели, на которой не сумела бы спрятаться даже черепаха, и повернул обратно, перекликаясь с двумя сообщниками. Они медленно продвигались ему навстречу, не ленясь прочесывать каждый квадратный метр зарослей. В их поведении угадывалась неумолимость охотничьих псов, идущих по кровавому следу.
Аня попыталась вспомнить какую-нибудь молитву и не сумела. Дальше вступительных слов «Отче наш» дело не пошло. Тогда она не придумала ничего лучше, как по-детски зажмуриться.
Фр-р! Резкий звук, прозвучавший над головой, заставил ее вздрогнуть. Когда к Ане вернулась способность соображать и видеть, она обнаружила, что кусает собственные пальцы, сунутые в рот, чтобы подавить готовый вырваться визг. Прямо перед ней плескался селезень, шумно опустившийся на поверхность заводи. Несколько раз окунув изумрудную головку в воду, он услышал мужские голоса, насторожился и скользнул в камыши.
«Все удрали, а я осталась», – тоскливо подумала Аня.
Она ошиблась. За ней наблюдали крохотные глазки, блестящие, как пара черных бусин, лежащих на земле. Между ними торчал длинный клюв, похожий на сломанный стебель сухой травинки. Это был бекас, втянувший голову и прижавшийся к земле так, чтобы полностью слиться с ней. Когда шлепанье мужских ног зазвучало совсем близко, он не выдержал, с криком вспорхнул из камышей и зигзагами полетел к берегу.
Прогремели выстрелы, бекас будто взорвался в воздухе, разлетевшись в мелкие клочья.
– Нервы не выдержали, – виновато сообщил невидимый стрелок.
– Лечи нервишки, – посоветовали ему.
– Или запишись в общество охотников, – подал голос третий мужчина. – Там тебе будет раздолье. Постреляешь в свое удовольствие.
– По дичи неинтересно. Я на двуногих охотиться люблю.
– Тогда какого хрена бекаса укокошил?
– Что, птичку жалко?
– Патронов, баран. Доллар штука.
– Окупятся.
– Ага, окупятся. Особенно если тебе гусиная стая попадется.
– Ха-ха-ха!..
– Ге-ге-ге!..
– Хо-хо-хо!..
Аня подумала, что через минуту все трое будут стоять над ее трупом, так же жизнерадостно комментируя ее собственную смерть. Но она не дичь для любителей охоты! Она еще поборется за свою жизнь! Утопающий хватается за соломинку, не так ли?
Мысль о соломинке подсказала Ане дальнейшие действия. Склонившись к обломку сухой тростинки, она перегрызла ее у основания и продула полый стебель, проверяя, насколько хорошо тот пропускает воздух. Метелки камышей раскачивались уже совсем рядом, когда Аня, плотно обхватив трубочку для дыхания губами, ушла под воду. Чтобы не всплыть в самый неподходящий момент, она держалась за корни, торчащие из берегового уступа. Сидя на корточках с запрокинутой головой, она гадала, не выдаст ли ее предательское облачко ила, поднявшееся со дна.