«Стоп, стоп! – Товарищ загораживается от моих упреков растопыренными пятернями. – Никто никого ни с кем не сравнивал, брат. Это просто выражение такое: давай, мол, вернемся к нашим баранам. То есть продолжим начатое».

Мой взгляд машинально устремляется на бутылку водки и тут же перемещается на окно, за которым не видно ни зги.

«Пожалуй, с меня хватит, – заявляю я. – Вот завалюсь сейчас спать, а ты сам продолжай начатое. В гордом одиночестве».

«Как Будда? – иронически спрашивает товарищ. – Нет, брат, это не по мне. Кстати, постиг он главный закон мироздания или нет?»

«Постиг, – отвечаю я, мало-помалу оттаивая. – Он пришел к выводу, что в основе всего сущего лежит страдание. Хочешь избавиться от переживаний – не привязывайся ни к чему, не прикипай сердцем. Человека, отказавшегося от всех связей, ожидает освобождение. Так называемая нирвана».

Ответная реплика заставила меня иначе взглянуть на буддийское учение, казавшееся мне до сих пор весьма стройным и совершенным.

«Сказки Христиана Андерсена, – пренебрежительно хмыкнул товарищ. – Ту, которая про Снежную королеву, я всегда терпеть не мог. Помнишь Кая, этого маленького, злобного паршивца, который сидел в своем ледяном дворце и перебирал снежинки? Тоже своего рода нирвана. Не хотел бы я очутиться в такой».

«Но страдания-то действительно существуют», – не слишком уверенно возражаю я.

«Правильно. Только дворцов на всех не напасешься. Так что отсидеться в сторонке не удастся, даже не надейся. Родился человеком – живи по-человечески. Настанет срок – умри достойно».

«Никто не даст нам избавленья, – саркастически бормочу я, – ни бог, ни царь и не герой».

«Вот именно, брат. Как говорится, на Будду надейся, а сам не плошай. Мир – это такое место, где тобой пообедают и даже спасибо не скажут».

Судя по широкой ухмылке моего товарища, аппетитно жующего ломоть хлеба, накрытого пластами ветчины и сыра, лично его подобная перспектива ничуть не пугает. Понятное дело, за его плечами такой богатый опыт, что скушать его непросто. Но на всякого удалого молодца есть другой удалой молодец. Примерно в этом духе я и высказываюсь, добросовестно перечисляя всяких там «зеленых беретов» и «морских котиков».

«Красные шапочки, пингвины, бакланы, – продолжает перечень товарищ. – Это же просто детский сад, Серега. Круче спецназовца ГРУ может быть только спецназовец ГРУ. Выставь против одного такого отделение самых бравых американских вояк, и через минуту они будут хором звать на помощь дядю Сэма и вопить о неприкосновенности личности гражданина Соединенных Штатов».

«Чем же они такие особенные, эти парни из ГРУ? – забрасываю я удочку. – В чем их отличие от остальных спецназовцев?»

«Ты уверен, что ты действительно хочешь это узнать?»

«Почему бы и нет?»

«Хм, действительно, почему бы и нет». – Товарищ задумчиво смотрит на меня, как бы решая, достоин ли я такой чести.

С каждой секундой выражение его глаз нравится мне все меньше и меньше, а я все больше и больше ощущаю себя мышкой, за которой наблюдает кот. Он еще не знает, чего ему хочется: позабавиться с любопытным мышонком или отправить его в пасть вместо очередного бутерброда. Зато знаю я: мне вовсе не хочется, чтобы мною закусили, независимо от того, скажут ли мне потом спасибо или нет.

Наконец, когда я уже не знаю, чем занять свои ставшие чересчур суетливыми руки, товарищ разжимает губы.

«Я мог бы напомнить тебе про некую Варвару, лишившуюся носа из-за своего любопытства, – говорит он. – Но не стану этого делать. Все-таки Варвара – баба, а ты – мужик, так что подобные параллели не слишком уместны, согласен? – Дождавшись моего утвердительного кивка, он продолжает голосом монотонным, как мерный перестук колес нашего поезда. – Я расскажу тебе кое-что о спецназе ГРУ. В самых общих чертах».

«Можно и поподробнее, – оживляюсь я, глядя на часы. – Времени у нас еще валом».

«Времени много, а желания вдаваться в подробности нет, – осаживает меня товарищ. – Так что ограничимся весьма поверхностной лекцией. Для твоего же блага, Серега».

Я не спорю. Во-первых, мой товарищ не из тех людей, дискутировать с которыми легко и приятно. Во-вторых, мне льстит тот факт, что о моем благополучии заботится не какой-нибудь захудалый министр здравоохранения или финансов, от которого реальной пользы не дождешься, а ветеран спецназа ГРУ, который слов на ветер не бросает.

Он говорит, я слушаю. И постепенно начинаю понимать, что даже поверхностных знаний о военной разведке достаточно, чтобы относиться к ней с уважением.

Итак, знаменитый путешественник Пржевальский вовсе не лошадьми интересовался, странствуя по Средней Азии и Уссурийскому краю. Российская империя уже тогда придавала огромное значение разведывательно-диверсионной деятельности, тратя на нее колоссальные средства. Пришедшая на смену царизму советская власть лишь продолжила начатую традицию: тут тебе и вездесущие красные партизаны, и подозрительно дисциплинированные добровольцы в Испании, и сотни немецких составов, пущенных под откос во времена Великой Отечественной. Разумеется, ГРУ незримо присутствовало в Афганистане, не говоря уж о горячих точках в Анголе, Мозамбике, Эфиопии, Никарагуа, Кубе, Вьетнаме.

Чтобы пояснить отличие бойцов ГРУ от всех прочих спецназовцев, мне был приведен такой конкретный пример. В начале войны в Афганистане находилась только одна настоящая спецназовская рота – кабульская. Она действовала столь профессионально, что ее общие потери за три года непрерывных боев составили всего… три человека. Окрыленное таким успехом, военное руководство тут же сформировало еще два псевдоспецназовских батальона, набрав в них обычных десантников разных мастей. Все они полегли в первых же операциях. Вывод: суперменами не рождаются, ими становятся.

Кстати говоря, с виду в них ни за что не распознаешь чудо-богатырей. Столкнешься с таким нос к носу и даже не заподозришь, что этот человек может в два счета оставить тебя без головы или же без любой конечности, на выбор. Но спецназовцы редко вступают в открытую рукопашную схватку, предпочитая атаковать противника сзади, устраивая засады. Некрасиво? Неблагородно? Зато очень и очень эффективно. Потерь в личном составе практически не бывает, а это главное. Потому что спрос со спецназовцев ГРУ огромный, каждый из них на особом счету.

Всех задач, которые ставятся перед подобными подразделениями, не перечислить. Вот лишь некоторые.

В случае войны или незадолго до нее из запасников, прошедших соответствующую подготовку, создаются костяки диверсионных отрядов, которые оседают на оккупированной территории. Бригады ГРУ действуют, опираясь на эти отряды и нелегальную агентуру. Их конек – стремительные рейды в тылу врага: разгром штабов и командных пунктов, молниеносное уничтожение армейских соединений, боеприпасов, вооружения, аэродромов, военно-морских баз. Если, не приведи господь, заваруха начнется в Европе, то стартовые площадки «першингов» рискуют взлететь в воздух значительно раньше, чем установленные на них ракеты. Электростанции, плотины, военные заводы и промышленные предприятия, они тоже могут неожиданно гикнуться. Причем глава недружественного государства рискует остаться в полном неведении по поводу столь прискорбного факта.

«Почему, – тупо спрашиваю я товарища, – почему глава недружественного государства рискует остаться в неведении? Разве его не оповестят?»

«Всенепременно, – звучит саркастический ответ. – Обязательно. Если он будет в состоянии воспринимать эту или любую другую информацию».

«Как так? Он что, невменяемый? Типа нашего Ельцина в его лучшие годы?»

«Не тормози, Серега, – морщится товарищ. – Неужели это такая уж сложная загадка? Ну, подумай хорошенько. В каком случае в стране объявляется национальный траур, а президент об этом не ведает?»

«Скоропостижная кончина?»

«Еще какая скоропостижная. Хочешь, назову парочку конкретных фамилий политиков, окочурившихся в расцвете сил? Многие из них до сих пор на слуху».