Милли и Бланш смутились, но м-сс Гослинг неспособна была испугаться женщины. - Да неужто же вы не хотите продать нам стаканчик молока?

- А спички у вас есть? Я стянула в Харроу зажигательное стекло, но, ведь, солнце же не всегда бывает.

- Нет, спичек мы и сами не видали уже три месяца. Но, если у вас у самих денег куры не клюют, вы могли бы пожертвовать нам стаканчик молока и так, из сострадания.

Женщина сурово улыбнулась. - Из сострадания? Да знаете ли вы, что я уже три месяца обороняю эту ферму от тысяч вам подобных? Я убила трех полоумных женщин, пытавшихся выгнать меня отсюда, и зарыла их, как кошек, на огороде. Теперь не так трудно приходится, как вначале. За три месяца я вас первых вижу на этой дороге. Это должно быть, ваши дочери, мадам, и, разумеется, Вы все три кормились трудом какого-нибудь дурака-мужчины. Да? Ну, так и поделом вам. Попытайтесь теперь немного поработать сами: это и полезнее, и здоровье. У меня самой на руках такие же две дуры: мать и сестра - она ткнула рукой по направлению к коттэджу. - Такие же паразиты: только и проку от них, что не дают огню погаснуть. Нет, голубушка, от меня сострадания не ждите.

Окончив эту маленькую речь, обличавшую привычку и уменье говорить, приобретаемую только на эстраде, женщина снова сложила руки на калитке и бесцеремонно уставилась на миссис Гослинг.

- Пойдемте, милые, - сказала та, обиженная, тяжело поднимаясь на- ноги. Я не желаю, чтобы вы слушали такие слова от женщины, забывшей, как надо держать себя благородной даме. Наверное, и она, бедняжка, свихнулась от всех этих напастей.

Незнакомка угрюмо усмехнулась и не ответила, но, когда Гослинги отошли немного, она крикнула им вслед: - Эй, вы! Там дальше, по пути, есть одна идиотка, которая, может быть, и поможет вам. Ее дом на горе, повыше. Сверните вправо.

- Вот животное! - пробормотала Бланш, когда они отошли дальше.

- Одна из этих «новых» женщин, милая, - ответила запыхавшаяся миссис Гослинг. Она подразумевала суфражисток. - Отвратительное, бесполое создание! Ваш бедный отец, помню, прямо-таки ненавидел их.

- Я рада бы и с ней остаться, - вздохнула усталая Милли.

Они не сразу нашли дом, о котором говорила суровая женщина. Свернули вправо, но не взяли в гору и пропустили нужную дорогу, на которой стояла надпись; «Частная собственность. Ходить воспрещается», по привычке испугавшись и не решаясь идти по ней. Миссис Гослинг устала, запыхалась, измучилась, отмахиваясь от мух, целыми тучами садившихся на ее Раскрасневшееся, потное лицо.

- О, Господи! Да отстаньте вы, проклятые. Я прямо не в состоянии дальше идти. Никогда меня так не мучила жара.

Бланш и Милли тоже вынуждены были остановиться.

- Какая тишина! - сказала Бланш. Воздух полон был звуков: жужжанья и гуденья насекомых, птичьего щебета, но они ждали только звуков, имеющих связь с человеком, а т. к. ни людских" голосов, ни детского крика, ни стука копыт и скрипа колес, ни даже собачьего лая не было слышно, им казалось, что кругом царит глубокая тишина. - Неожиданно издали донесся как бы стук запираемой калитки и тонкий девичий голос звавший: - «Цып! Цып! Цып!».

- Я вам говорила, что мы пропустили ту дорогу, - торжествующе воскликнула миссис Гослинг. И они поспешили повернуть назад тележку, жадно вглядываясь в деревья, закрывавшие им вид на юг, и по временам останавливаясь, чтобы прислушаться. Женский голосок звучал теперь слабее, но зато отчетливо слышно было жадное клохтанье наседок.

У ворот, отгораживавших запретную дорогу от шоссе, они поспорили немного о том, вправе ли они идти по ней и не лучше ли оставить тележку за воротами, но Бланш, по обыкновению, решила дело, крикнув: «Да ну, идем уже!…» И они пошли.

В лесу за воротами их, по крайней мере, не осаждали докучные мухи. Даже старуха Гослинг оживилась. - Здесь так приятно - не жарко. А обе девушки совсем повеселели.

- Чего доброго, опять влетит нам, - хихикнула Милли.

- Что поделаешь? Попытка не пытка, а спрос не беда, - вздохнула ее мать. - Ведь теперь обстоятельства совсем особенные. И в том, что мы попросим продать нам кружку молока, обиды нет.

Бланш нетерпеливо дернула за рукоятку тележки. Да неужели же мать ее не понимает, как теперь все изменилось. Бланш начинала восхищаться собственным умом. Насколько она сообразительней других, насколько лучше их умеет приспособиться к изменившимся условиям жизни. Она гордилась своим умением разобраться в происходившей перемене.

- Теперь иди, куда хочешь, делай, что хочешь, - говорила она себе. - Теперь все другое. Как будто все стерли с доски и начинай сначала.

И эти мысли бодрили, ее, окрыляли. И странное, новое ощущение радости жизни вливалось в грудь ее, ей было жаль матери и сестры.

Неожиданно они очутились на просеке и увидали перед собою дом - низкий и длинный, весь увитый ползучими мелкими розами и виноградом, и вокруг дома запущенный сад с невысокой оградой из красного кирпича. На краю просеки, в тени под деревьями лежало несколько коров, медленно и вдумчиво жуя жвачку; одна корова стояла поодаль от других, положив голову на садовую калитку и по временам взмахивая длинным, тонким хвостом.

Процессия остановилась.

- Как же нам быть теперь? - спросила миссис Гослинг. Милли негромко крикнула: «Кыш!» и слабо хлопнула в ладоши; Бланш сделала то же, погромче; но корова только сердито махнула хвостом.

- Скверное животное! - пробормотала миссис Гослинг и замахала платком на корову.

- Я знаю, что мы сделаем, - вскрикнула Бланш. - Мы оттесним ее тележкой. - Она повернула тележку, и все три женщины покатили ее по направлению к корове, как осадный таран, но при этом сделали маленькое обходное движение, чтобы атаковать неприятеля с фланга и оставить ему место для ухода.

- Боже мой! Что вы такое делаете? - неожиданно раздался женский голос. Гослинги с испугу выронили из рук дышло. Из-за ограды на них смотрела молоденькая девушка, лет шестнадцати-семнадцати, очень смуглая, растрепанная, с раскрасневшимся лицом и удивленными глазами. Когда они перепугались и разом все три повернулись к ней, она прыснула со смеху:

- Тут у калитки такое огромное животное. Мы так испугались, - залепетала миссис Гослинг. - Мы только…

- Да неужто вы это про Алису? Не может быть, чтобы вы втроем напали на бедную Алису, да еще с такой большой тележкой. И еще втроем.

- Это называется Алиса? - тупо удивилась Бланш.

- Это? Это моя любимица, Алиса, если вы хотите знать. - Она откинула назад Полосы со лба и подошла к калитке. Корова приветственно замахала головой.

- Милая моя Алисочка! Бедненькая! Обидели тебя? А ты отойди в сторонку. Дай этим смешным людям войти. И тебе самой вовсе не полезно стоять на солнце, - иди-ка лучше, полежи в тени. - Она тихонько отвела голову коровы от калитки и, положив обе ладони ей на бок, стала тихонько подталкивать ее к деревьям.

Миссис Гослинг смотрела на нее с таким же изумлением и страхом, словно в цирке на укротителя львов. - Кто бы мог подумать, что она такая ручная!

Корова, наконец, улеглась в тени. - Ну, смешные вы люди, говорите теперь, чего вам надо, - обратилась к ним молодая девушка.

Миссис Гослинг начала было объяснять, но Бланш поспешно перебила ее: - Ах, мама, помолчи. Ты ничего не понимаешь. Мы идем из Лондона…

- Господи помилуй! - вскричала девушка.

- И нужно нам… - Бланш запнулась. Определить, что собственно им нужно, было не так-то легко. Давеча Бланш обиделась, что сердитая женщина назвала их нищенками. Но, ведь, в сущности, оно так и есть.

- Разумеется, прежде всего, пищи, - помогла ей девушка. - Не стесняйтесь. Вы не первая. Сколько их у нас перебывало!

- Не столько пищи, сколько перемены пищи, - догадалась Бланш. - У нас с собою есть консервы, и довольно много, но нам консервы опротивели. Мы от них больны. Мы с радостью бы выменяли несколько жестянок консервов на молоко и яйца.