Розалия. Что же вы ему скажете?

Монсиньор. Что вы страстно желаете его видеть.

Розалия. Нет, скажите ему лучше, чтоб он не приходил, чтобы он уважил мое положение, чтобы пожалел меня.

Монсиньор. Как вы советуете мне подобную глупость? Ранить льва, когда слышно уж его рычание? Нет, одумайтесь, моя милая, и примите его с кротостью. (Уходит.)

Розалия. Коррадо! Я увижу Коррадо!.. Не сон ли это? После той страшной ночи! После стольких лет увидать его, говорить с ним! Сегодня! Здесь! У меня нехватит силы, нехватит слов, нехватит смелости смотреть на него! Монсиньор говорил правду, он будет о многом спрашивать; а как, с каким лицом мне отвечать ему? Что сказать о дочери? Ничего? Или все? К несчастью, доктора нет дома, не с кем посоветоваться. Бежать или спрятаться? Не будет ли хуже? Да и вправе ли я бежать, оттолкнуть его, отказать ему в утешении, которого он ищет? Разве я не любила его, не бежала с ним от родителей? Ах, если б не странное, ужасное положение, в котором я нахожусь, я бы открыла ему свои объятия… Но, боже! Он придет отнять у меня, разрушить…

Входит Эмма.

Розалия, Эмма.

Эмма (подходит близко). Что с вами, Розалия?

Розалия. Ничего, милая Эмма.

Эмма. Ничего? Правда ли?.. Мне кажется, что вы сегодня печальнее обыкновенного, и это мне неприятно. Хоть поцелуйте меня, разве я не стою?

Розалия целует ее.

Ах, у вас слезы! О чем вы плачете? Что вы так смотрите на меня? Не бледна ли я? Не думаете ли, что я больна?

Розалия. Нет.

Эмма. Так что же вы? Вот и отец тоже что-то задумался. Меньше бывает дома, а когда воротится, такой скучный, молчаливый… Боже мой! Что с ним? Он сердится на меня? Я огорчила его?

Розалия. Вы? Бедная, чем же?

Эмма. Может быть, вы ждете какой-нибудь беды? О, говорите, если знаете! Говорите!

Розалия. Беды?.. Не думаю… Бедная Эмма! Вы очень любите отца?

Эмма. Я его люблю так, что и выразить не могу. Помните, когда он отправил меня в институт, в Неаполь, долго ли я там осталась! Я не могла больше выдержать разлуки с ним… Послушайте меня, я никогда не выйду замуж; я не могу понять, как дочь может оставить родителей и итти за человеком, которого едва знает!.. Это дурная дочь! Что с вами, Розалия? Что вы нахмурились? Я говорю глупо?

Розалия. Напротив, дочь моя!

Эмма. Ах, как мне это нравится, — дочь! Сколько раз я вас просила называть всегда меня дочерью, а вы все забываете. Зачем же это? Послушайте, что я вам скажу, только не браните меня. Однажды, то есть не однажды, а несколько раз, я видела во сне, что вы и мой папа — муж и жена и что я сижу между вами, и так я счастлива… Поутру просыпаюсь, бегу к папа в кабинет, он сидит один, — и долго я плачу на груди его.

Розалия в сильном волнении, не в силах выговорить ни единого слова, горячо обнимает Эмму и быстро убегает в свою комнату.

Она ушла от меня… но как она меня обнимала! Ах, если б сбылось то, что я видела во сне! Да и не во сне, сколько раз я думала о том же и наяву… Отчего ж бы этому не случиться? (Садится и в задумчивости закрывает глаза руками.)

Входит Коррадо.

Эмма и Коррадо.

Коррадо (в дверях). Где ж она?.. Она не хочет меня видеть? (Входя в комнату, замечает Эмму.) Девушка? Может быть, она… (Тихо подходит к ней и, чтоб лучше рассмотреть, берет ее за руку, чтоб открыть ей глаза.)

Эмма (встает со стула и в испуге отходит). Чужой человек… Кто вы? Кого вам нужно? Вы к папà?

Коррадо (быстро). А кто ваш папа?

Эмма. Он отличный человек.

Коррадо. Да кто же наконец?

Эмма. Он всем здесь благодетель, доктор Арриго Пальмиери.

Коррадо. Пальмиери?

Эмма. Вы его не знаете?

Коррадо. Желал бы познакомиться.

Эмма (отходя дальше). Ну, так…

Коррадо (подвигаясь к ней). Ну, так… что же?

Эмма. Не подходите ко мне.

Коррадо. Отчего же? (Пристально смотрит на нее.)

Эмма. Ах, ваши глаза, точно угли, — не глядите на меня!

Коррадо. Нет, мне нужно глядеть на вас.

Эмма. Нужно? (Хочет закрыть глаза.)

Коррадо. Дайте мне поглядеть на вас! В вашем лице я ищу сходства с моей дочерью.

Эмма. У вас есть дочь?.. Ну, так я меньше боюсь вас: отец не бывает злым человеком.

Коррадо. Это правда! И я был бы добрее, если б дочь моя была со мною.

Эмма. Вы ее потеряли?

Коррадо. Да; но я найду ее, если только она жива. Позвольте поглядеть на вас. (Смотрит на нее пристально, с напряженным вниманием.) Нет, я сумасшедший! Припомнить невозможно. Как вас зовут?

Эмма. Эмма.

Коррадо. Эмма?

Эмма. Разве вам не нравится это имя?

Коррадо. Нет; но лучше, если б вас звали Ада.

Эмма. Отчего же Ада?

Коррадо. Это имя моей дочери. Вас никто так не называл?

Эмма. Никто.

Коррадо. И ваша мать даже?

Эмма. Моя мать на небе.

Коррадо. На небе?.. Она была жена доктора?

Эмма. Да, и умерла при моем рождении.

Коррадо (про себя). Ложь! Вот оно, ужасное сомнение! Ада умерла, законная дочь доктора умерла… Чья же эта?.. Розалии? Целовать мне ее или… (Подходит к Эмме.)

Эмма (в испуге). Вы меня пугаете!

Коррадо. Нет, дитя мое, не бойтесь.

Эмма. Но ваши глаза такие страшные.

Коррадо. Не всегда они страшны, в них бывает и любовь, бывают и слезы, — много слез, горьких слез! Поглядите на меня.

Эмма. Когда вы говорите нежно, я вас еще больше боюсь.

Коррадо. Все страх да боязнь! Вы сами сказали, что отец не может быть злым… Ну, я вас буду называть Ада, а вы зовите меня отцом. Я хочу быть вашим отцом. (Подходя.)

Эмма (удаляясь). Вы мой отец?

Коррадо (горячо). Ведь если не я, так горе вам! Горе вам!

Эмма. Ах, боже мой, помогите!

Входит Розалия.

Розалия, Эмма, Коррадо.

Розалия (не замечая Коррадо). Что с вами, Эмма? (Увидав Коррадо, вскрикивает от ужаса, прижимает Эмму к своей груди, потом уводит Эмму в ту же дверь, откуда вышла, и, возвратясь, остается на пороге с поникшей головой.)

Коррадо. Розалия!

Она закрывает лицо руками.

Я не привидение, чего меня бояться? Ты не хотела сама притти ко мне, так должна была приготовиться принять меня у себя. Твое поведение непонятно. Я не знаю, чего ты испугалась, — меня ли, или того, что застала меня с этой девушкой, которую я считаю нашей дочерью.

Розалия. Адой? Ты в бреду. Она говорила тебе, что ее зовут Эммой?

Коррадо. Говорила.

Розалия. Что она дочь доктора Пальмиери?

Коррадо. Говорила; но ты подтвердишь ли?

Розалия. Подтверждаю.

Коррадо. Тем хуже для тебя. Она дочь доктора Пальмиери? Но единственная законная дочь доктора умерла давно. Теперь я тебя спрошу, и ты мне ответишь: кто же мать этой девочки, которую ты так поторопилась спасти от моей ревности?

Розалия. Кто ее мать? Не знаю. Я была в крайней бедности, когда взяли меня к ней в гувернантки, и не считала себя вправе требовать ее метрического свидетельства. Спроси у ее отца.

Коррадо. Спрошу. Теперь другой вопрос: где Ада? Что ты с ней сделала?

Розалия. Странный вопрос! Что я с ней сделала? Она умерла.

Коррадо. Ада умерла?

Розалия. Да, умерла. Бедной жене преступника, презираемой всеми, недоставало милостыни для прокормления себя с дочерью; она умерла от нужды.