Коррадо. Я не имею права наказывать, а тем более мстить… я согласен. Розалия, брошенная мной на краю бездны, без опоры, слабая, могла поскользнуться, упасть… не спорю. Розалия желала моей смерти, ждала ее со дня на день, как приятную весть, чтоб быть свободной, счастливой… и… Но что ж нейдет этот доктор? Что он мучит? Они, вероятно, советуются, как обмануть меня… О, горе им, если они не сознаются… горе! (Увидав Пальмиери.) Вот он наконец! Господи, помилуй нас!

Коррадо и Пальмиери.

Пальмиери. К вашим услугам. Извините, что заставил ждать, но мне нужно было приготовиться к этому неожиданному разговору и спокойно обдумать все, что я должен сказать вам.

Коррадо. Я так и полагал.

Пальмиери. Для меня решение этого дела очень не легко. Я не мог положиться в этом случае на одного себя, я должен был соображаться с чужой волей.

Коррадо. С Розалией?

Пальмиери. Именно. Я так и сделал. Вот наше общее решение: человек провинившийся должен уметь загладить свои проступки даже ценою собственной жизни.

Коррадо. Это ваше признание?

Пальмиери. Нет еще. Я говорю о вас.

Коррадо. Обо мне? Но прежде всего, сделайте одолжение, покажите мне метрическое свидетельство вашей дочери.

Пальмиери. Вы требуете невозможного, у меня нет детей.

Коррадо. Нет детей? А эта девочка?

Пальмиери. Этот ангел-девочка?.. Она считает себя Эммой, и другие тоже… Она Ада.

Коррадо. Ада?

Пальмиери. Ваша дочь.

Коррадо. Ада жива? Она здесь? Я ее видел? (Едва стоит на ногах.)

Пальмиери. Вы теряете силы? Вы дрожите?

Коррадо. Есть радости, от которых можно умереть… но я буду жить… теперь только я живу. Моя Ада так хороша! Но зачем она считает вас своим отцом? Зачем любит? Вы не говорите; я не хочу и знать. Вы мне ее возвращаете — и довольно. Остальное я вам прощаю, прощаю, все… и всех… Я бегу к ней!

Пальмиери. Подождите.

Коррадо. Я вам повторяю, что мне больше ничего и нужно.

Пальмиери. Но мне нужно знать, стоите ли вы Ады.

Коррадо. Если не стоил, так буду стоить.

Пальмиери. Я надеюсь, увидим. Успокойтесь и подумайте хладнокровно о том, что я вам скажу, я еще очень мало сказал вам. Сядемте лучше.

Коррадо. Говорите.

Пальмиери. Лишнее рассказывать, как мы встретились с Розалией. Это случилось через несколько месяцев после вашего заточения. Я узнал ее в горе, в бедности, покинутую родными. Ее положение меня тронуло, и я решился помочь ей. Я сам был в несчастии, недавно я потерял жену и дочь Эмму. Я был не в таком положении, чтоб думать о любви, но, признаюсь вам, если б Розалия была свободна, я бы женился на ней, чтоб дать ей положение в обществе. К несчастию, она была скована с вами… С чувством сожаения глядел я на Аду, — она была несколько похожа на Эмму и День ото дня привязывалась ко мне, быть может и оттого, что я ласкал ее. Вскоре я убедился, что Ада была одна из тех нежных, болезненных, нервных натур, для которых всякие сильные впечатления и радости и горя равно губительны. Я думал: «Бедная малютка! Когда ты вырастешь, ты спросишь об отце. Что тебе ответит мать твоя? Что тебе скажут чужие? Увы! постоянная мысль будет портить каждую твою радость, каждое чувство, прерывать твой сон; а позже, когда душа запросит любви, кто ответит тебе любовью?.. Кто даст свое имя дочери преступника?» Я начал думать, как помочь ей, и однажды сказал Розалии: «Вы добрая мать; если хотите, я заставлю общество уважать Розалию. Если я не могу восстановить вашего положения, я могу сделать это для дочери, — могу дать ей беспорочное имя, — свое имя. Я буду думать, что моя дочь не умирала, и в вашей Аде буду обнимать свою Эмму». Так и сделалось — теперь судите меня!

Коррадо. Без сомнения, все это благородно… и тем более, если вы не ждали награды…

Пальмиери. Ждал от вас.

Коррадо. От меня? Но я скажу вам, что доброе дело теряет всю свою цену, когда нарушается чужое право. Синьор! У этой девочки был отец.

Пальмиери. Извините, я никак не могу убедиться в этом; я не знаю разницы между вечным заключением и могилою. Во всяком случае, если я даже и нарушил чужое право, то с добрым намерением; если я сделал проступок, то благородный.

Коррадо. Который вы и загладите, как сами сказали.

Пальмиери. Слова мои относились к вашим проступкам, которые важней моих, — искупить их ваша обязанность. Розалия, ваша жертва, подает вам высокий пример твердости. Чтобы скрыть обман, чтобы уверить всех, что моя Эмма жива, Розалия должна была отказаться от прав и радостей матери.

Коррадо. Розалия отказалась? Но вы понимаете, что я не могу и не хочу отказываться.

Пальмиери. Вы откажетесь — это необходимо.

Коррадо. Необходимо?

Пальмиери. Как же иначе? Я не знаю, где вы найдете слов для разговора с этим нежным, робким созданием. Что вы ей скажете? Честный человек, которого ты уважаешь и так горячо любишь, не отец твой; твой отец я, — я убил твоего родного дядю; я протягиваю к тебе руки, израненные кандалами, — я не прощен, я бежал, — каждый день, каждый час меня могут схватить и отправить в тюрьму, я твой отец. Если ты умрешь от жалости, от горя, мне нужды нет, — только бы обнять тебя.

Коррадо. О, ради бога, молчите!

Пальмиери. Я буду молчать, лишь бы заговорило ваше сердце.

Коррадо. Вы его истерзали и хотите, чтоб оно заговорило.

Пальмиери. В таком случае кончим разговор. (Подходит к двери и знаком приглашает войти кого-то.)

Коррадо. Что это значит?

Пальмиери. Вы увидите. Я исполнил долг мой — исполняйте свой. Судите, милуйте, казните — все, что вам угодно. Вы хотите разрушить весь мой труд? Вы имеете на то право; я его не оспариваю. Я признаю за вами право убить вашу дочь. Смотрите, она идет; бедная, великодушная мать ведет ее на ваш суд.

Коррадо. Ах! (Закрывает лицо руками.)

Пальмиери. Будьте тверже! Одним словом вы можете убить два сердца.

Коррадо. Что за мука!

Входят Розалия и Эмма.

Пальмиери, Коррадо, Розалия, Эмма.

Эмма (не замечая Коррало, подбегает прямо к Пальмиери). Наконец-то я тебя нашла, гадкий папа! Я одной минуты не могу быть без тебя и очень обрадовалась, когда Розалия позвала меня к тебе. Не приласкаешь ли ты меня хоть немного?

Пальмиери. Мне нужно кой-что сказать тебе… но я заговорился с этим человеком…

Эмма (увидав Коррадо, с испугом). Он опять здесь?

Пальмиери. Разве ты его боишься?

Эмма. Очень боюсь. Я уж его раз видела, и Розалий насилу спасла меня от него. Коррадо. Но тогда я…

Розалия не сводит глаз с Коррадо.

Эмма. Что я вам тогда сделала? Представь, папа, он говорил, что меня должно звать не Эммой, а Адой…

Коррадо. Потому что… (Встретив взгляд Розалии, останавливается.)

Эмма. Потому что так зовут вашу дочь, так каждую девушку и звать Адою?.. Хотел обнять меня, хотел, чтоб я называла его отцом…

Пальмиери. А ты не хочешь, чтоб он был твоим отцом?

Эмма. Я бы умерла сейчас же. Но ведь ты мой отец. (С криком и дрожа от страха.) Ты, это правда? Не оставляй меня! Я останусь с тобой всегда, всегда! (Обвивает его шею руками.)

Пальмиери (кладет ей руку на голову). Всегда.

Эмма. Всегда?.. Ах, как это хорошо! Но пойдем отсюда, у меня болит сердце, когда я вижу этого человека… Пойдем, ты хотел что-то поговорить со мной.

Пальмиери. Поди в кабинет… я сейчас приду.

Эмма. Не заставляй меня дожидаться. (Уходит.)

Пальмиери (Коррадо). Подумайте хорошенько о том, что вы слышали и видели. (Уходит; некоторое молчание.)