– Ну пусть пока порадуется тому, что видит во сне, – в конце концов, согласилась Наташка. – Вот когда узнает то, что ты собираешься мне сообщить, тогда поймет, что такое настоящий кошмар. Догадываюсь – меценат Паша, в которого она втрескалась по уши, всерьез замешан во всей этой истории, а выход из нее – прямо за решетку. Часть телефонного разговора с Черновым я слышала. Давай, развивай тему дальше. Больше всего опасаюсь, что нам придется рыть землянки у родника и сидеть в них до тех пор, пока не сдохнут все, кто мешает нам жить. Ир, кажется, последние слова из старого тоста? Видишь, до чего дожила, со всеми этими круизами? Боюсь, что не дождемся бесславной кончины врагов. Ладно бы отсиживаться в своем высоком терему на тринадцатом этаже, в который благодаря запорам нет хода никому.

Я оглянулась на затихшую Антонину. Неужели притворяется, что спит? Но ее лица не увидела, оно было загорожено локтем. Подумав, решила, что скрывать от нее свои догадки не стоит.

– Джин-Тоник в своем уме и совсем не втрескалась в мецената, – первым делом возразила я Наташке. – Павел Ильич – родной сын ее клиента, Будковского, который недавно взлетел на воздух. Мы слышали, что Тонику вроде как повезло, она не была рядом с ним в машине, хотя должна была быть. Обстоятельства вынудили ее отказаться от поездки.

– Ты подозреваешь ее в соучастии?

– Давай пока без вопросов. Их столько, что боюсь запутаться. Есть и другие интересные факты: после смерти Будковского остается солидное наследство. Претенденты на него в случае отсутствия завещания: в большем объеме – жена Ольга, в меньшем – наш знакомый меценат. Скорее всего, покойный не подготовил завещание. Умирать в его планы не входило, поскольку не было врагов. Обычно их наживают среди конкурентов, которым перебежали бизнес-дорогу. Перед гибелью Будковского Ольга неожиданно исчезает. По словам самого Будковского, у нее произошел сдвиг по фазе – стала сектанткой, в секту и удрала. Но, по словам психиатра, ее похитили, в общине держали силком, требуя передачи в пользу секты своего имущества, а равно отказа от причитающегося в будущем наследства. Также в пользу общины. Она, бывшая интер-девочка… ой, прости, оговорилась, имела в виду интернатовку, активно этому противилась. Смерти не боялась. Редкие жертвы такие храбрые, поскольку в условиях похищения, как при смертельной болезни, особенно остро ощущается жажда жизни.

– Получается, что сыночек Павел вспомнил страницы прошлой бандитской жизни, наплел «по секрету» папочке о странном увлечении Ольги нетрадиционной религией. А по договоренности с бывшим соратником по банде и обожествленным по собственному разумению руководителем, застарелым наркоманом Властом, организовал ее похищение и постарался сжить со свету. Зачем делить с ней отцовское наследство? Лихо!

– Хорошо. Давай обсудим этот вариант. Лихо-то лихо, только у них нестыковочка получилась. Ольга – претендентка на значительную часть имущества мужа. Допустим, формально, по договоренности с Павлом, эта часть должна была отойти Власту, чтобы отвести от Павла подозрения. За минусом оплаты насильственной смерти «новоиспеченной фанатки», подогнанной под самоубийство «от рьяной любви к Богу». Гибель Будковского в таком случае открывает золотые врата единственному наследнику – Павлу. Но ведь Ольга же осталась жива! На тот момент. Да и сам Будковский был жив. На тот момент. И Павел не мог об этом не знать! Каков вывод? Гибель Будковского бессмысленна! А придать ей смысл может только смерть мачехи, как главной наследницы. Тем более что она собралась активно защищаться лучшим способом – нападением. Предпринимается новая попытка убить Ольгу и… удается! Но предварительно убирают самого Будковского. Почему кардинально меняется план и кто инициатор?

Вернемся к тому времени, когда Ольга еще была жива и только-только спаслась от секты. Павел – основной подозреваемый. В этом Ольга уверена. Обстоятельства, а может, просто некая личность, убеждают ее в том, что пасынок – главный организатор похищения (а впоследствии и убийства Будковского). Именно поэтому она после освобождения не вернулась к мужу. И наверняка предупреждала его об опасности. Думаю, у них была крупная ссора, скорее всего, по телефону. Будковский не верил в виновность сына и считал все обвинения жены полным бредом. Кстати, наш психиатр либо не сказал нам всей правды, либо просто о ней не знал. Думаю, Ольга временно приютилась у Лолиты. Ей нужна была эта женщина. Выяснить адрес нетрудно, тем более что Сережа сам мог проболтаться. Другого, более подходящего места, Ольге было не найти. Каким-то образом об этом узнала Тоник. Интересы женщин во многом совпали. Им хотелось разоблачить и наказать преступников, попутно спасти Сергея. Так организовалось трио любительниц частного расследования, по результатам которого они не погнушались бы вынести виновным свой приговор. И привести его в исполнение так, чтобы никто не ушел от ответственности. Как в свое время Павел Ильич. Вот только одна из мстительниц впоследствии оказалась предательницей…

– Убью… – громко простонала Тоник, и я сразу умолкла.

– Где моя дрель?! – наверное, это прозвучало у меня слишком нервозно.

– Валяется у тебя под ногами. Неужели не чувствуешь? – обеспокоено спросила подруга.

– Вот теперь чувствую, – со вздохом облегчения я отметила ногами инструмент. И почему решила, что он все время должен храниться в упаковке?

– Антонина, будешь сыпать угрозами, вытащим из машины, останешься лежать на обочине, пока вся не задубеешь, как твоя гипсовая нога, – на всякий случай пригрозила Наташка.

– Всех убью… – легкомысленно промурлыкала Тоник и вдруг тоненько завыла.

– Что она хочет этим сказать? Оплакивает тех, кого собирается убить? – озадачилась Наташка. – Надо попросить ее огласить весь список.

– А по-моему, она поет.

– Да за такое пение ее саму убить мало.

Тоник затихла. И слух сразу же уловил ровное гудение мотора, шуршание шин по асфальту, напомнив, что едем не на прогулку. Уткнувшись носом в холодное боковое стекло, я пыталась отыскать хоть малейшие черты привлекательности в сплошной полосе леса, тянувшегося вдоль дороги. Но она только пугала своей темнотой. Не помогали даже мысли о туристских и, если уж на то пошло, партизанских тропах. А несущийся вдогонку месяц, иногда маскирующийся за тучами и неожиданно вылетающий из них снова, казался хитрым рогатым злодеем. Наташка никак не могла заставить меня разговориться. Немного знобило. Соответственно знобило и мои слова, что пугало подругу до невозможности. В результате она умолкла сама, напряженно вглядываясь в габаритные огни «Рено». Вскоре они погасли. Фары у бедняги-иномарки вышли из строя еще раньше, психиатр вел машину втемную.

Резкое торможение не прошло даром. В спешке укладывая Тоника сзади в «люльку», не закрепили мое сиденье, на нем я молниеносно прокатилась вперед до упора, где оно и застопорилось. Благодаря ремню безопасности почувствовала себе птицей в клетке, а точнее, попугаем. Именно попугаев клетка устраивает по причине «мой дом – моя крепость». «Люлька» Антонины Георгиевны съехала набекрень и застряла между сидениями, острого угла, как не бывало. Загипсованная конечность приветственно торчала вверх, упираясь в обшивку крыши. Про убийства Тоник уже и не заикалась, не своим голосом просила о помощи.

Наташка даже не охнула. Коротко, но громко заметив, что будить Тоника не стоит, пусть болтает, раз хочетется, осторожно подъехала к «Рено», довольно странно притормозившему – наискосок. Первая мысль была о технической неисправности машины. Второй – что эта техническая неисправность, в принципе, позволяла Геночке летать на ней, куда его полуслепые глаза глядят – почти в никуда. И только третья оказалась разумной – впереди на дороге что-то случилось. Как назло, дрели под ногами не было. Экстренно затормозила, где пришлось.

– Эй! Кто-нибудь! Вытащите меня из преисподней, – внятно и уже своим голосом попросила Тоник.

– Пока здесь никого нет! – отрезала Наташка. – И тебе там безопаснее. Заткнись и временно забудь про радости жизни. Ир, кажется, у нас ЧП. «Рено» не подает признаков наличия в нем жизни. Может, нам с тобой их подать? Сдам назад, и дунем обратно… Блин! Не дунем. Вроде бы Сережа собирается то ли выйти, то ли вывалится из машины. О! И Геннадий Львович задом вылезает. А я уж, грешным делом, о тебе, как о снайпере подумала. Случайный выстрел дрелью с глушителем. Слушай, куда это они отправились?