Мундиры? Приглядевшись, я мысленно поправил себя: Мужчины были одеты в белоснежные врачебные халаты с маленькими ламинированными табличками на груди, которые мне не удалось прочесть. Один из них, молодой мужчина с намечавшейся залысиной на лбу, сделал шаг мне навстречу. Я не испугался, не вздрогнул, но почувствовал нечто совершенно неожиданное: вину и стыд. Мне не разрешено проходить через эти ворота, пояснил мне мужчина категорическим тоном, местность за этими воротами для меня запрещена, потому что там прячется ужасное чудовище, которое только дожидается случая, чтобы растерзать меня. Но я был уверен, что я уже однажды проходил через эти ворота, и хотя мне и было стыдно, я попытался прошмыгнуть мимо охранников, но один из них крепко схватил меня за плечо. Он оттащил меня от ворот, железной хваткой держа мое запястье, и провел меня по крутой, извилистой тропе вниз. Это был неприветливый, пожилой человек, который выглядел примерно как Эд, если бы тот дожил до шестидесяти. Во время быстрой ходьбы, когда этот чужак тащил меня за собой, я оглянулся назад и только теперь заметал, что это были ворота в крепость Грайсфельдена, через которые мне запрещено было выходить. Ворота с падающей решеткой, путь через которые чуть не стоил нам с Эдом жизни! С зубьев крепости свисали огромные бойскаутские знамена.
У подножия горы, к которому вела крепостная дорога, стояли мужчина и женщина среднего возраста. Оба были блондины со светлыми голубыми глазами. Они стояли возле огромного «мерседеса» старого образца, но он выглядел так, как будто был новенький, и, казалось, ждали меня.
Мои родители!
Я узнал их только тогда, когда подошел совеем близко, но не понимал, почему они здесь и почему они хотят забрать меня. Они подались навстречу тому чужаку, который был похож на Эда, с какой-то раболепной приветливостью, а я помнил отца как очень гордого, самолюбивого человека. Или это мне только казалось? В конце концов, я очень мало знал о своих родителях, и то, что я знал, было запечатлено в фотографиях моего единственного фотоальбома. Почти умоляюще, снизу, как маленький ребенок, я посмотрел на мужчину, который все еще крепко, до боли, сжимал мое запястье, но он не удостоил меня вниманием и что-то обсуждал с моими родителями, чего я не понимал.
Я проснулся в поту, с колотящимся сердцем на узкой кровати в моей комнате — чье-то прикосновение пробудило меня. Это была Юдифь, она низко склонилась ко мне, так что ее лицо было совсем близко к моему. Она озабоченно гладила меня по щекам тыльной стороной ладони. Во лбу все еще сильно болело, кроме того, я снова ощутил тупые удары в затылок, возможно, это было следствием сотрясения мозга, а согласно заключению Элен, это было весьма возможно после моей схватки с толстым трактирщиком. В первое мгновение я инстинктивно бросил взгляд на запястья Юдифи, чтобы убедиться в том, что на них не были завязаны шнуры. Понятное дело, никаких шнуров там не было, но какое-то нехорошее чувство, осадок после возвращения к реальности остался, и я чувствовал, что что-то здесь не так, что Юдифь каким-то образом переменилась, но я был не в состоянии описать это изменение, которое я чувствовал в каких-то неуловимых деталях. Я попытался подмигнуть Юдифи, чувствуя неловкость от моего состояния и моих собственных мыслей, состроить подобие виноватой улыбки, но это мне не удалось. И без того озабоченная складка на лбу Юдифи сказала мне, что моя неудачная гримаса скорее сделала меня еще более жалким.
— Ну, хватит! — услышал я грубый голос Карла. — Поднимите на ноги этого симулянта!
В следующую секунду мои глаза ослепил яркий свет. Я испуганно поднял руку и снова зажмурил глаза. Хозяин гостиницы взял фонарь и светил им прямо мне в лицо.
— Поднимайся, парень!
Тут было что-то еще. Толстяк держал это в другой руке, но я успел это заметить в тот короткий миг, когда он еще не посветил мне в глаза фонарем, который он держал в левой руке, этим как будто для меня придуманным пыточным орудием. Что-то маленькое, серебряное… Хромированный пистолет Марии!
— Что… что случилось с Марией? — испуганно прошептал я. Я не узнал собственного голоса. Он звучал очень чисто, почти как детский.
— Эта сумасшедшая пустила себе пулю в висок, — ответил Карл, чье участие в этом событии, мягко говоря, было под вопросом. — К счастью, обе дамы предпочли, как завороженные, стоял и смотреть в окно, когда я уже пустился бежать по лестнице.
Я мужественно приоткрыл глаза на два-три миллиметра и посмотрел на хозяина гостиницы. Карл снисходительно улыбался. Его нарочитая пугливость теперь быстро превратилась в противное высокомерие, которое меня не только, как и раньше, сердило, но в данном случае и пугало. У трактирщика есть огнестрельное оружие! Втайне я проклинал Элен за невероятную глупость, с которой она выпустила его из поля зрения, только потому, что ей хотелось рассмотреть убитую на мостовой. Смущение и ужас не могли здесь быть оправданием!
— Я первый к ней подоспел, — Карл брезгливо поморщил нос. — Ужасное зрелище… Ее голова выглядела как взорвавшаяся дыня. Пушка лежала рядом.
— Как долго я был без сознания? — все еще очень тихим голосом, почти шепотом, спросил я, обращаясь к Юдифи. Я слышал, как дрожал мой голос. Мое сердце даже не пыталось вернуться к нормальному ритму, оно колотилось в совершенной панике, разрывая мне грудь изнутри.
— Не очень долго, — ответила Юдифь, качая головой. — Ну, может быть, минут десять. Почти все время ты что-то напевал про себя. Какая-то мелодия. Мы никак не могли тебя разбудить, ничего подобного я никогда раньше не видела.
— А я видела, — подала голос Элен, стоявшая где-то сбоку, своим бесстрастным голосом. — Мне кажется, это выглядело так, как будто ты наркоман, перебравший дозу. Ты был полностью не от мира сего.
— Так, может быть, он наркоман, — презрительно фыркнул и безобразно ухмыльнулся Карл. — Он такой хилый, такой бледный…
— У него нет следов уколов ни на руках, ни где-либо еще, — докторша подошла к Юдифи и посмотрела на меня уставшим, разбитым взглядом, и у меня было такое впечатление, что она говорила это скорее, чтобы возразить Карлу, нежели чтобы защитить меня, а может быть, просто оттого, что она была в этом убеждена. Она была бледна, но, слава богу, не производила впечатления, что может в обозримом будущем снова потерять контроль над собой. Было достаточно вещей, которые мне хотелось бы иметь — например автомат Калашникова или работающий телефон, но это было невозможно, так что было весьма кстати, что докторша оказалась на моей стороне.
— Что ты собираешься с нами делать? — спросила она, обращаясь к хозяину гостиницы.
— Буду следить, чтобы вы не топтали газоны, больше ничего, — хозяин гостиницы не был больше заносчивым, и даже улыбка превосходства, скользнувшая по его губам, бесследно исчезла. Пожалуй, впервые за все время, как я его знал, он выглядел честным и серьезным. — Просто я не буду спускать с вас глаз, и так, я надеюсь, спокойно пройдет ночь, — проговорил он. — А утром мы попытаемся дать знать о себе. Может быть, получится при помощи прожектора подать сигнал SOS азбукой Морзе, или еще как-нибудь.
Его слова звучали не так уж безрассудно, если бы я хоть на секунду допустил, что этому трактирщику можно доверять. Но это было трудно, ведь он уже не раз обманывал нас. И я не мог поверить, что Карл всерьез заинтересован в том, чтобы спасти нас. Он просто хочет спасти свою шкуру, в этом я был уверен. Он законченный эгоцентрик, и по его собственным словам, об этом знала вся деревня. А может быть, он даже был безумцем, который убил Стефана и Эда, или даже фон Туна, ведь все-таки он был здесь управляющим и у него были все предпосылки, чтобы убрать его с дороги, подстроив несчастный случай. Я точно не знал, какова, собственно, его цель во всем этом деле, искал ли он в действительности это мифическое нацистское золото, или у него были совершенно другие мотивы, но они были не менее эгоистические, это уж точно. Он в любом случае будет преследовать только свои цели, и я истово молился, чтобы Юдифь, Элен и я остались живы.
