Очень хочется написать все, что думается человеком; хоть в продолжение шести часов, но все. Это было бы страшно ново и поучительно. [...]

Нынче 9 ноября 1906. Ясная Поляна. Был несколько дней нездоров - животом. И была большая слабость физическая - душевное состояние изрядно. Писал письмо Sabatier - нехорошо, но решил послать перед богом. Слава богу, не иду назад. Записать:

[...] 3) Грех богатства, не только богатства, но излишка, а тем более большого богатства, кроме своего внутреннего греха пользования трудом, отнимания для себя труда других людей, еще и в том - и ужасный грех - в возбуждении зависти и нелюбви людей.

4) Мысль только тогда движет жизнью, когда она добыта своим умом или хотя отвечает на вопрос, возникший в своей душе; мысль же чужая, воспринятая только умом и памятью, не влияет на жизнь и уживается с противными ей поступками.

5) Братство, равенство, свобода - бессмыслица, когда они понимаются, как требования внешней формы жизни. От этого-то и была прибавка: "ou la mort" [или смерть (фр.)]. Все три состояния - последствия свойств человека: братство это любовь. Только если мы будем любить друг друга, будет братство между людьми. Равенство - это смирение. Только если мы будем не превозноситься, а считать себя шике всех, мы все будем равны. Свобода - это исполнение общего всем закона бога. Только исполняя закон бога, мы все наверно будем свободны. (Хорошо.)

[...] 7) Как можно приучить себя класть жизнь в чинах, богатстве, славе, даже в охоте, в коллекционерстве, так можно приучить себя класть жизнь в совершенствовании, в постепенном приближении к поставленному пределу. Можно сейчас испытать это: посадить зернышки и начать следить за их ростом, и это будет занимать и радовать. Вспомни, как радовался на увеличение силы телесной, ловкости; коньки, плаванье. Так же попробуй задать себе хоть то, чтобы не сказать в целый день, педелю ничего дурного про людей, и достижение будет также занимать и радовать.

[...] 10) Человек упорно держится своих мыслей, главное, потому, что он дошел до этих мыслей сам, и может быть, очень недавно, осудив свое прежнее. И вдруг ему предлагают осудить это свое новое и принять еще более повое, то, до чего он не дошел еще. А тут еще одно из самых смешных и вредных суеверий, что стыдно изменять свои убеждения. Стыдно не изменять их, потому что во все большем и большем понимании себя и мира - смысл жизни, а стыдно не переменять их.

[...] 12) Да, как атлет радуется каждый день, поднимая большую и большую тяжесть и оглядывая свои все разрастающиеся и крепнущие белые (бисепсы) мускулы, так точно можно, если только положишь в этом жизнь и начнешь работу над своей душой, радоваться на то, что каждый день, нынче, поднял большую, чем вчера, тяжесть, лучше перенес соблазн. Только любоваться нельзя, да и не на что, потому что всегда остается так много недоделанного.

[...] 17) Удивительно, что люди не видят того, что и внутренняя глубокая причина и последствия совершающейся теперь в России революции не могут быть те же, как причины и последствия революции, бывшей больше ста лет тому назад. [...]

Сегодня 10 ноября. Было досадно, что не вышла статья. Вот и не поднял гирю.

17 ноября 1906. Ясная Поляна. Целая неделя. Написал "Что видел во сне" (порядочно) и поправлял корректуры присланного "Что делать?" и немного серьезнее с Дориком. Живется хорошо. Сознание смысла жизни в исполнении не проходит, а скорее усиливается. Ох, боюсь похвастаться. Чертков болен, и мне было очень страшно потерять его. Неужели и это забота о себе? Умилившее меня письмо Суткового. Начал нынче было писать "Отца Василия", но скучно, ничтожно. Все больше и больше думается о значении дилеммы, разрешаемой революцией. Очень хочется написать. Записать:

1) Что сновидения - воспоминания, видно из того, что не знаешь, что было прежде и что после. Связываешь же все воспоминания в последовательный ряд событий в момент пробуждения. От этого и кажется, что длинный сон кончается и сливается с звуком действительным, пробуждающим.

[...] 7) Понятны верования буддизма о том, что, пока не дойдешь до полного самоотречения, будешь возвращаться к жизни (после смерти). Нирвана - это есть не уничтожение, а та новая, неизвестная, непонятная нам жизнь, в которой не нужно уже самоотречения. Не прав только буддизм в том, что он не признает цели и смысла этой жизни, ведущей к самоотречению. Мы не видим его, но он есть, и потому эта жизнь так же реальна, как и всякая другая.

18 ноября 1906. Ясная Поляна. До сих пор не очень дурно. Нет доброты. Ничего не хочется работать. Написал два ничтожные письма, и Дорику плохо, и теперь записываю:

1) Все заблуждения философов - от построении объективных. А несомненно только субъективное, не субъект Ивана, Петра, а субъективное общечеловеческое, познаваемое не одним разумом, но разумом и чувством - сознанием.

2) Надо приучаться спокойно переносить дурные, превратные о тебе суждения, даже не переносить, а быть совершенно равнодушным. [...]

21 ноября 1906. Ясная Поляна. [...] Вчера написал для "Родника" "К юношам". Порядочно. Не поправлял еще. Нынче интересная статья о революции в японском журнале, а вчера в индийском о желтой и белой цивилизации.

23 ноября 1906. Ясная Поляна. В очень хорошем душевном состоянии любви ко всем. Читал Иоанна послание. Удивительно. Только теперь вполне понимаю. Нынче было великое искушение, которое так и не преодолел вполне. Догнал меня Абакумов с просьбой и жалобой за то, что его за дубы приговорили в острог. Очень было больно. Он не может понять, что я, муж, не могу сделать по-своему, и видит во мне злодея и фарисея, прячущегося за жену. Не осилил перенести любовно, сказал Абакумову, что мне нельзя жить здесь. И это не добро. Вообще меня все больше и больше ругают со всех сторон. Это хорошо. Это загоняет к богу. Только бы удержаться на этом. Вообще чувствую одну из самых больших перемен, совершившихся во мне именно теперь. Чувствую это по спокойствию и радостности и доброму чувству (не смею сказать: любви) к людям. Все почти мои прежние писания последних лет, кроме Евангелия и некоторых, мне не нравятся по своей недоброте. Не хочется давать их.

Маша сильно волнует меня. Я очень, очень люблю ее.

Да, хочется подвести отделяющую черту под всей прошедшей жизнью и начать новый, хоть самый короткий, но более чистый эпилог.

[27 ноября 1906] 26 ноября 1906. Ясная Поляна. Сейчас, час ночи, скончалась Маша. Странное дело. Я не испытывал ни ужаса, ни страха, ни сознания совершающегося чего-то исключительного, ни даже жалости, горя. Я как будто считал нужным вызвать в себе особенное чувство умиления горя и вызывал его, но в глубине души я был более покоен, чем при поступке чужом - не говорю уже своем - нехорошем, не должном. Да, это событие в области телесной и потому безразличное. Смотрел я все время на нее, как она умирала: удивительно спокойно. Для меня - она была раскрывающееся перед моим раскрыванием существо. Я следил за его раскрыванием, и оно радостно было мне. Но вот раскрывание это в доступной мне области (жизни) прекратилось, то есть мне перестало быть видно это раскрывание; но то, что раскрывалось, то есть. "Где? Когда?" - это вопросы, относящиеся к процессу раскрывания здесь и не могущие быть отнесены к истинной, внепространственной и вневременной жизни. Записать надо:

[...] 5) Как в минуты серьезные, когда, как теперь, лежит не похороненное еще тело любимого человека, ярко видна безнравственность и ошибочность и тяжесть жизни богатых. Лучшее средство против горя - труд. А у них нет необходимого труда, есть только веселье. А веселье - неловко, и остается невольно фальшивая, сантиментальная болтовня. Только что получил фальшиво сочувственные письма и телеграммы и встретил дурочку Кыню, она знала Машу. Я говорю: слышала наше горе?

- "Слышала", - и тотчас же: "Копеечку дай".

Как это много лучше и легче.

29 ноября 1906. Ясная Поляна. Сейчас увезли, унесли хоронить. Слава богу, держусь в прежнем хорошем духе. С сыновьями сейчас легче. [...]