Живя в доме, он может следить за моими передвижениями. Если я выезжаю на верховую прогулку, он оказывается рядом. Я часто беру с собой Фредди. Он мне вроде маленькой дуэньи. У него это очень хорошо получается, и, по-моему, он считает, что должен защищать меня.

Я часто езжу в мастерскую к Магнусу. Иногда мы выезжаем вместе, чтобы позавтракать на природе тем, что привозим с собой. Однажды Десмонд Фидерстоун имел наглость к нам присоединиться.

Он принес в дом новую атмосферу, тревожную, более того — какой-то ужас для меня. Истина заключается в том, что я его боюсь. Да, я по-настоящему боюсь Десмонда Фидерстоуна.

У меня появилась потребность чаще писать в дневнике.

Такое чувство, словно это друг, которому я могу довериться. У меня по-прежнему тревожное ощущение, что я не могу доверять мачехе, хотя она ласкова со мной и вызывает такую жалость в своем горе. Я часто недоумеваю, почему она не велит Десмонду Фидерстоуну уехать, ибо у меня такое чувство, что ей его пребывание здесь нравится не больше, чем мне. Вчера я видела их вместе. Я выглянула из окна, а они были в саду. У мачехи на руке висела корзина, и она равнодушно собирала последние хризантемы. Фидерстоун что-то говорил ей, и она отвечала довольно сердито. Жаль, что не могла слышать, о чем они говорили.

Магнус дал мне копию карты. Я храню ее в ящике вместе с дневником. Жаль, что у меня нет надежного тайника — какого-нибудь ящика, который я могла бы запирать, где могла бы держать свои секреты. Однако, возможно, самое надежное место — в глубине комода. Никому не придет в голову рыться в моих перчатках и шарфах, а если бы я что-то запирала, можно было бы подумать, что мне есть что прятать. Эта одержимость поисков надежного места появилась только после смерти отца.

Я часто достаю карту и смотрю на нее. Мечтаю о том, чтобы плавать по этому морю, среди этих островов. Как бы мне хотелось посетить Гавайи, Таити… А эти новые открытия!

В один прекрасный день мы с Магнусом найдем его остров. Я буду вспоминать то, что происходит сейчас, и смеяться над собой. Это просто воображение, я выдумываю то, чего нет на самом деле. Наделяю Десмонда Фидерстоуна недобрыми намерениями, как когда-то свою мачеху.

Десмонд Фидерстоун на несколько дней уехал, и какое это было облегчение! Я действительно делаю целую историю из этого человека. Что такого он сделал — разве что навязался к нам в дом и сделался мне особенно противен. Однако, с другой стороны, он бы не остался, не позволь ему этого мачеха. Она могла велеть ему убраться, если бы захотела, и я бы ее в этом поддержала. Иногда мне кажется, она этого не хочет. Но почему?

Разумеется, вскоре Фидерстоун вернулся и снова стал жить с нами.

Он всегда ест с нами. Ему нравится подаваемая пища и особенно вино из наших подвалов. Я не раз видела, как он вытягивает ноги и оглядывает комнаты с удовлетворением, почти с хозяйским видом. Это меня раздражает. Почему мачеха не велит ему убираться?

Сегодня я была у Магнуса и, хотя раньше ничего не говорила, сегодня я все выложила.

Я заявила:

— Терпеть не могу этого человека. Он меня пугает. Он так бесшумно двигается. Сидишь в комнате, поднимаешь глаза — и обнаруживаешь, что он следит за тобой. Ох, Магнус, в доме все так изменилось.

— Так оно и должно было быть… после смерти твоего отца. Ты любила его… и у тебя ведь нет настоящей матери.

— Мой брат погиб, — ответила я. — Отец умер. Понимаешь, в каком-то смысле я совсем одна.

— Как ты можешь быть одна, когда я рядом? — отозвался Магнус.

— То, что ты рядом, замечательно. И я очень счастлива. Просто у меня такое ужасное ощущение, что что-то может произойти… до того… до того, как я смогу быть с тобой.

— Что же может произойти?

— Не знаю. Что-нибудь. Ожидание кажется мне таким долгим.

— На следующий год в апреле, — сказал Магнус, — мы уедем ко мне домой. Там мы побудем некоторое время и все спланируем. Мы будем вместе открывать новые земли и будем вместе до конца наших дней.

— И найдем наш остров.

— Как ты находишь карту?

— Она мало что мне говорит. Просто синее море и остров и материк, и другие острова. Мне бы хотелось увидеть картину с изображением острова.

Магнус рассмеялся:

— Мы ведь собираемся искать его.

— Мы не будем жить там?

— О нет, не думаю, что мы сможем это сделать. Но мы навестим его жителей. И тоже заразимся их счастьем. Может быть, поможем им сбывать золото.

— Но ведь это изменит их! Я думала, что их счастье объясняется простотой их жизни, а мысль о том, что они обойдутся без золотых горшков, продавая их торговцам, как-то портит мечту.

— Мы поедем и вместе разберемся, что нам делать. Пока мы вместе, я буду счастлив.

— Жаль, что сейчас еще не апрель.

— Может, нам пожениться раньше?

— О… а это можно?

— Энн Элис, ты что, действительно боишься?

— Н-нет… В общем-то, не очень. Наверное, я слишком стремлюсь начать новую жизнь вместе с тобой.

Мы засмеялись, поцеловались, обнялись. Время, что мы проводим вместе, для меня всегда совершенно счастливое. Пока я писала, я услышала шаги на лестнице. Я прислушалась. Раздался тихий стук в мою дверь. Я поспешно сунула дневник в ящик. Это была мачеха.

— Я знала, что ты еще не спишь, — сказала она.

— Вы очень бледны, — заметила я. — Вам нездоровится?

Говоря это, я раздумывала, не нарочно ли она выглядит нездоровой. Я знала, что у нее были таинственного вида баночки с лосьонами и кремами, которыми она умащивала кожу, и мне пришло в голову, что она могла выглядеть бледной или румяной в зависимости от настроения. Мачеха притронулась к голове.

— У меня головные боли. С тех пор, как умер твой отец. Я должна была догадаться, что он долго не протянет. Но ведь казалось, что ему действительно лучше. Я должна была быть готова к этому. Однако, когда все случилось, это было таким потрясением. Иногда у меня такое чувство, что я никогда не оправлюсь.

Она печально улыбнулась мне.

— Этот дом траура — не место для юной девушки.

— Вы хотите сказать для меня. Но ведь это мой дом. А он был моим отцом.

— Дорогая Энн Элис, я знаю, что когда впервые приехала сюда, ты меня отвергала. Ты ведь была так привязана к мисс Брей, правда? А прийти на смену любимице всегда трудно.

Я молчала, и она продолжала:

— Я старалась сделать что могла. По-моему, ты возмущалась и тем, что я вышла замуж за твоего отца. Это можно понять. Мачехи часто бывают не самыми популярными персонажами, правда? Да и как иначе — ведь они заменяют горячо любимую мать. Но я старалась. Возможно, у меня ничего не вышло.

Я не знала, что сказать. И, запинаясь, произнесла:

— Вы сделали отца очень счастливым. Мачеха улыбнулась и снова стала самой собой.

— Да, это мне удалось. И он оставил мне священную опеку.

— Вместе с приличным доходом, я полагаю. Мачеха с упреком посмотрела на меня:

— Об этом я не думаю. Я думаю о тебе. Я воспринимаю эту опеку очень серьезно.

— Нет нужды. Не понимаю, зачем отцу вздумалось это делать. Я ведь уже не ребенок.

— Тебе восемнадцать. Это не такой солидный возраст, и ты всегда вела очень уединенный образ жизни. Отец считал, что у тебя есть склонность к импульсивности, что тебя легко увлечь.

— Ах, он так и сказал?

— Да. Его несколько беспокоила твоя внезапная дружба с Магнусом Перренсеном.

— Ему незачем было беспокоиться, — резко отозвалась я.

— Он боялся, что ты примешь какое-нибудь поспешное решение. В конце концов, ты встречала так мало молодых людей.

— Я часто встречаюсь с соседями, некоторые из них молоды. И мужчины приходят в дом.

— Молодой человек, избороздивший семь морей, даже потерпевший кораблекрушение. Это очень романтично. Твой отец много говорил мне об этом. Он всегда твердил, что Перренсены — хорошая семья, известные картографы, их знают по всей Европе. Но Магнус молод, и ты — тоже. Отец всегда говорит, что если вы обручитесь, помолвка должна быть длительной.