Человека мыслящие, эта книга – не для того, чтобы думать. Поверьте, внутренний комфорт и веселье, сила и могущество – вся эта роскошь отнюдь не от мысли. Увы. В нашем мире совершенно логичны лишь тревоги, сожаления, неудачи, несчастья, а главное – ядовитый страх все это испытать, постоянно отравляющий жизнь всем двуногим или почти всем. А потому мы предлагаем вам ускользнуть из-под гнета логики в магический мир паралогии, взглянуть оттуда на самих себя и неожиданно себе понравиться. Мы, вроде бы, где-то слышали, что именно там человек мыслящий преображается в нечто иное, быть может, более совершенное и, уж во всяком случае, более счастливое. В конечном счете, цель любой логики – осудить мир и оправдать себя, в то время как наиболее понятная задача паралогии – устроиться в мире с максимальным комфортом и научиться по-настоящему смеяться. Но это – лишь одна из ее задач и, безусловно, не самая важная.

Вообще-то, владения логики несоизмеримо малы по сравнению с царством паралогии. Первые соотносятся со вторым, как плоскость с пространством. И человек мыслящий есть лишь точка логической плоскости. Мы же предлагаем вам однажды развернуться из этой безликой точки в роскошную пространственную фигуру.

Теперь – в нескольких словах о нас самих. В пределах логики у нас много функциональных обозначений, или псевдоимен. Практикующший психолог, гипнотизер, кандидат наук, мастер рукопашного боя и пулевой стрельбы, инструктор подготовки бойцов спецподразделений, сэмпай – вот далеко не полный перечень логических ярлыков одного из нас; второго можно логически же обозначить как редактора, журналиста, писателя. Но в паралогическом пространстве мы всегда суть то, кем вознамерились быть сообща. Иногда с вами будет беседовать маг через своего компетентного переводчика нормального магического языка на поднормальный людской. В другой же раз вам предложат, допустим, посмеяться сообща двое веселых собеседников. В общем, это уже исключительно ваша проблема – чувствовать, кто именно с вами общается в то или иное время. Кстати, последнее – самое важное и, пожалуй, самое трудное.

Между тем, успех любого общения напрямую зависит от используемого языкового кода, точнее, от того, насколько однозначно интерпретируются термины обеими сторонами. Тут уж просто необходимо, чтобы каждое слово воспринималось именно в том значении, в каком оно произнесено, причем, по возможности, со всеми нюансами и оттенками и во всей его многозначности. В логическом мире такого просто не бывает.

Например, вы произносите слово «дом», подразумевая огороженное комфортабельное пространство, где красавица-жена по утрам варит вам кофе. Но слушающий вас строитель-неудачник вспоминает недостроенный каркас некогда возводимого им сооружения, у которого по неизвестной причине вдруг обрушилось два этажа. Поймете ли вы друг друга? Конечно же, нет. Так обстоит дело даже с самыми простыми словами – тем более, с теми, которыми обозначены сложные понятия.

В этой связи нам вспоминается весьма забавный случай, имевший место в славной столице культуры городе Санкт-Петербург. Одному нашему знакомому художнику была заказана вывеска для офиса, на которой, по настоятельному требованию заказчика, долженствовал быть изображен героический троянец Эней. (Дело в том, что фирма-заказчик, занимавшаяся производством бутылок и иной стеклотары, именно так и называлась, «Эней». В общем, приносит наш художник эскцз вывески Рассмотрели его заказчики, затылки почесали и говорят, что называется, без энтузиазма:

– Неплохо, конечно… Только нам другой Эней требуется. Дело мы имеем со стеклом, так что наш Эней просто обязан дуть – ну, как на итальянской картине неизвестного мастера (неизвестного – это для нас, а для тебя, художника, данное полотно непременно должно быть известно).

Бедняга-художник даже вспотел: как это дуть?! И что это за картина такая, на которой троянский беглец не по морю плывет, не с врагами сражается, не женщин охмуряет, а вульгарно дует, точно кустодиевская купчиха на чай?! Впрочем, художник был догадлив, а потому вскоре и сообразил, чего же от него хотят. Оказалось, что заказчики имели в виду античного повелителя ветров Эола, только малость перепутали имя.

Еще древние арьи к немалому своему огорчению подметили, что любое слово человек мыслящий трактует так, как ему заблагорассудится в данный момент, а в следующий – уже совсем по-другому; об этом печальном факте сказано предостаточно в их священных писаниях.

Вообще же, чтобы выявить своеобразие того или иного народа, достаточно обратиться к его языку. Например, у якутов более пятидесяти слов обозначают ветер. Причем это не совсем синонимы. Одно слово определяет сильный и холодный северо-восточный ветер, другое – умеренный западный и т.д. Конечно, для оленеводов, кочующих в тундре, ветер – существенное явление.

У манси, таежных охотников, двадцать слов обозначают тайгу, лес. У индийцев множество слов используется для обозначения различных аспектов человеческого сознания. Не случайно же именно этот период породил столько религий и философских систем. Возможно, кого-то заинтересует, какие жизненные явления наиболее полно представлены нынче в нашем родном русском или, скажем, в почти уже нашем, но, слава Богу, еще не родном английском. Наверное, это что-нибудь из области торговли…

К сожалению, и тысячи слов, и даже всего словаря, как правило, бывает не достаточно, чтобы адекватно передать самые простые вещи. (К счастью, это справедливо только в плоскости логики.) Оттого-то и существует в мире поэзия. На наш взгляд, истинная поэзия – это попытка языковыми средствами – ритмом, звучанием, метафорой – передать непередаваемое. Иначе говори, поэзия отражает неосознанное инстинктивное стремление человека к паралогии. Настоящая поэзия, будучи даже непонятной, все-таки доходчива. То же самое можно сказать и о музыке, и о живописи, и о танце – и вообще о любом искусстве. Итак, паралогия – это истинное искусство, или квинтэссенция всех искусств.

В чем же, с нашей точки зрения, разница между наукой и искусством? Наукой – как, впрочем, и искусством – называют весьма разнородные явления. Например, физика – это наука; история – это тоже наука. Что же в них общего? Да то, что в обеих предмет познания рассматривается как бы со стороны. Иначе говоря, научное постижение чего-либо подразумевает деление на субъект и объект, на зрящего и зримое, на познающего и познаваемое. В искусстве же творение и творец слиты воедино. Зачастую наш язык демонстрирует вопиющую скудость, выделяя только одно слово для обозначения совершенно разных по сути явлений. К примеру, медицина, изучающая влияние тех или иных факторов на здоровье человека. – это, конечно, наука. Но действия хирурга, удаляющего у пациента опухоль, – это уже искусство Тем не менее и то и другое мы, не задумываясь, называем медициной или даже научной медициной. Повторяем, паралогия – это искусство и даже нечто большее, чем просто искусство, но живительная сила всех возможных искусств.

Теперь вернемся к языку. Наши ключевые слова – глаголы «понимать» и «знать». Вот мы и хотим, чтобы вы поняли и знали то значение, которое нами в них вкладывается. На наш взгляд, перемножить на калькуляторе какие-то два числа и выяснить, каково будет их произведение, вовсе не значит это узнать. Более того, даже если вы проделаете всю процедуру умножения самостоятельно – скажем, на листке бумаги в столбик, – то все равно по-настоящему знать итог вы не будете. Потому что простая фиксация в уме абстрактной информации, так же как и обретение любой информации механическим путем, с точки зрения паралогии, познанием не являются. Вот, когда вам хочется есть или пить, тогда вы это воистину знаете. Мы пытаемся показать, что в процесс понимания, позволяющий нечто познать,должно быть вовлечено все наше существо.