Виктор Мережко вспоминает: «Как-то я позвонил ей, спросил, не покажет ли она новую квартиру. „Витя, какие проблемы. Бери Тамару и приезжайте в гости“. Нас с Тамарой поразила невероятная чистота и аккуратность, розовые в мелкую клеточку занавески помню до сих пор. Красиво и уютно. Наташа накрыла стол... Я впервые увидел Наташу женой и чудесной, радушной хозяйкой дома. У нас с ней встречи проходили в основном на съемочных площадках, в гостиницах, в кафе и столовых. А тут был дом, созданный с любовью».
Зимой 1987 года состоялась премьера спектакля, сыгравшего особую роль в творческой жизни Натальи Гундаревой. Владимир Портнов поставил в Театре им. Вл. Маяковского пьесу Эдварда Радзинского «Я стою у ресторана...». По словам самой актрисы, это был для нее «выход в какое-то удивительное пространство. Я ощущала себя как в планетарии – на фоне огромного звездного неба. И вокруг – космические бури». Эту пьесу (полное название звучит поистине шокирующе: «Я стою у ресторана: замуж поздно, сдохнуть рано...») вполне можно рассматривать как вторую часть той, что уже шла на подмостках Театра им. Вл. Маяковского – «Она в отсутствии любви и смерти». Но на этот раз Радзинскому понадобилось всего два героя – Она и Он, – чтобы рассказать о такой несчастливой, но такой необходимой Любви, о такой несложившейся, но такой эмоционально наполненной Жизни. Темы – невероятно дорогие для Гундаревой.
«У меня немало друзей и подруг, много приятелей и приятельниц, – говорила актриса. – Это разные люди, но если я прослежу судьбу каждого из них, то в их жизни столько намешано. И какую пьесу ни возьмешь – Шекспира, Чехова, Островского, я не знаю, Горького, – все любовь, любовь, любит – не любит. Мне это не надоело и никогда не надоест».
Многие критики называли «Я стою у ресторана...» моноспектаклем, несмотря на то, что партнером Гундаревой стал Сергей Шакуров. Просто энергия актрисы, перехлестывающая через край, переполняла ощущением ее и только ее присутствия. Это был спектакль о женщине неустроенной, наполненной нерастраченной нежностью и великим даром любить. Как все последние пьесы Эдварда Радзинского, «Я стою у ресторана...» была произведением весьма вычурным, излишне многословным, но это и захватило Гундареву, которая, по мнению одного из критиков, «словно берет реванш за все не сыгранные ею роли, демонстрирует виртуозное, зрелое мастерство. Пьеса дала возможность Гундаревой рассказать о себе и о женщинах своего времени – отсюда пронзительная исповедальность исполнения... В этой Нине... обнаруживаются судьбы и боль всех сидящих в зале женщин. Их готовность к любви и самопожертвованию, их гордость и горечь, их желание защитить и утешить, их умение прощать, их тоска о самом обыкновенном женском счастье, о семье, тепле, добре... Гундарева сыграла Судьбу. Жизнь».
Этот немного выспренний, наполненный пафосом отзыв об игре актрисы довольно точно передает впечатление от спектакля: поначалу он вызывает недоумение, но вскоре полностью захватывает тем, как проживала Гундарева историю своей героини, Нины. Она все время что-то проигрывала, ерничала, смеялась над собой, откровенно кривлялась, но, словно в воронку, втягивала в свои переживания, в свое бытие – ощущая себя, «как в планетарии», она и нас приводила на встречу со звездным небом, один на один, без свидетелей и сочувствующих...
И это была не очередная женская история, где нет счастья в любви, а есть лишь страдание от безответности, – это была, если не бояться высоких слов и сравнений, спроецированная на сегодняшний день диалектика любви-ненависти Ф. М. Достоевского. Что это за страшное чувство? Чем оно питается? На какой почве взрастает? Что делает с людьми и их чувствами и помыслами? Наталья Гундарева ставила перед собой цепочку этих вопросов и мучительно, страстно искала на них ответы, понимая, насколько это важно, нужно ее зрителям.
Герои пьесы Эдварда Радзинского – актеры, люди с особым нервным устройством, с особой организацией душевного мира, в котором человеческие переживания туго сплетены с пережитым на сцене. Как говорилось в цитированной выше рецензии, «в игре прорываются те неиссякаемые, огромные жизненные силы, которые самой жизнью подавляются и отвергаются. Та удивительная свобода духа, которую нам сегодня с трудом удается в себе и других обнаружить, которую нам так страшно показать и которая живет в каждом из нас, рвется, просится наружу».
Как ни странно, именно в маленькой рецензии на спектакль «Я стою у ресторана...» прозвучало определение того феномена, который мы называем тайной Натальи Гундаревой, – грани ее таланта, соединенные с человеческим талантом, человеческой глубиной, женской мудростью. Было бы наивно считать этот спектакль событийным в судьбе актрисы, но он дал ей то, чего не давали в то время другие спектакли и фильмы, – ощущение свободы духа, женской выговоренности на самые больные темы, словно вынутые из сокровенных душевных глубин, чтобы, наконец, проявиться в полную силу.
Может быть, именно потому и считала Наталья Гундарева эту свою роль в каком-то смысле этапной.
«Знаете, человек привыкает носить сиреневое, – говорила она. – И все у него сиреневое. И шарф, и шапка, и юбка, и кофта... А кто-то говорит: „Попробуй желтое!“ – „Что ты! – отвечает она. – Мне – желтое?!“ А потом задумывается... и пробует, и оказывается, что желтое тоже очень идет. Что-то подобное происходит и со мной. Мне все время предлагают ходить в сиреневом. В чем-то я привлекательна – это и используют все в первую очередь.
Считаю, что определенное изменение со мной произошло в спектакле «Я стою у ресторана...». У меня как у актрисы появилось другое качество. До этого я играла эпические русские роли. Здесь я играла иначе, другими средствами. По актерской профессии, по ходам – иначе. Эта роль очень тяжелая, но когда после перерыва в полгода мне пришлось ее снова играть, я, несмотря на свои страхи, играла ее радостно и по-новому. «Ресторан» для меня был истинным пиршеством в профессии. Я там исполняла немыслимые кульбиты. Чувство, похожее на игру в шахматы: доска одна, определенные фигуры, а вариантов – миллион. Поле ограничивает, но как я буду ходить – не знаю. Я начинала играть, не зная, какой приду к финалу, как его сыграю... Я не знала, где буду смеяться, где плакать, где устрою истерику. Обычно актер знает, где надо смеяться и плакать, а тут – как бы полная свобода, ограниченная рамками определенного поля».
По словам многих критиков, эта роль Натальи Гундаревой органично встроилась в ряд блестяще сыгранных актрисой обездоленных женщин, которым не повезло в любви, мощно обогатив эту вечную тему. И произошло это, по иронии судьбы, в тот момент, когда сама Наталья Гундарева была счастлива, обретя, наконец, в жизни свою «половинку»...
Кто знает, может быть, именно поэтому вложила она в образ своей Нины такую силу стремления к счастью, такую яркую эмоциональность, такое страстное желание поменять сиреневое на желтое?..
Премьера спектакля «Я стою у ресторана...», как уже говорилось, состоялась в 1987 году. Давайте вспомним это время и попытаемся осмыслить его с расстояния в два десятилетия.
Наступило время перемен, которые коснулись и искусства. В тот год начался эксперимент – сократились государственные дотации театрам, отныне они переводились на хозрасчет и самоокупаемость. Естественно, пришлось повысить цены на билеты, что резко снизило посещаемость. Большинство зрителей теперь предпочитали утолять голод по прекрасному перед экраном телевизора.
Большинство театров оказались в довольно трудном положении. В частности, Театр им. Вл. Маяковского не смог оставить в репертуаре спектакль «Я стою у ресторана...» по причине того, что надо было оплачивать работу Сергея Шакурова, не являвшегося штатным артистом этого театра, а ставка его была по тем временам высока. «Сняли спектакль, потому что никто не хотел платить нам с Шакуровым, моим партнером, за исполнение этих ролей, как мы того заслуживали, – говорила Наталья Гундарева. – Ведь мы вдвоем три с половиной часа держали зрительный зал, а это непросто. Это физически тяжело».
