Игнатий честно поразмышлял над этим вопросом. Или сделал вид, что поразмышлял. Потом с отрешенным видом налил себе еще одну рюмку «Абсолюта», хряпнул, потом еще одну…

- Не помнишь, кто нам эту водку принес?.. – неожиданно заинтересовался Присядкин. - Ларс?.. Ларс… Я так и думал. Хорошая водка…Все, Валь, я пошел спать… Как я ото всего этого устал!

И он зашаркал в спальню. Валентина посмотрела на часы: девять вечера!

Рановато для сна. Валентина отправилась в кабинет и там заперлась. Это была единственная комната в квартире, в дверь которой был врезан замок. Не считая, конечно, санузлов. Из кабинета она набрала номер Анны Бербер:

- Анечка! Привет. У меня очень мало времени. Давай сразу к делу. Скажи, ты помнишь, чтоб Игнатий на конференции сравнил действия наших войск в Чечне со сталинским геноцидом?

- Ну еще б не помнить! – загрохотала в трубке Анна. – Он у тебя просто герой. Он бесстрашно сказал об этом во весь голос. Он герой! Позови его к телефону, и я ему сама скажу об этом… Что, спит? Уже? Тогда поцелуй его от меня. Я ведь знала, что Игнатий принципами не поступится никогда. Игнатий у нас – скала! Потрясающий человек! С большой буквы человек! Человечище! А ты слышала новую сплетню про Поллитровскую? Несмотря на упадок сил, Валька с удовольствием приготовилась послушать сплетню. Ну хотя бы чтоб отвлечься немного. Тем более у нее остался неприятный осадок от Кельна, когда выяснилось, что Игнатием заменили не прибывшую на конференцию Поллитровскую.

- Ну что там еще произошло с этой комедианткой?

- Ну, Валь, если помнишь, она не приехала в Кельн. Потому что в Вашингтоне ей как раз вручали Пулитцеровскую премию. Премия крошечная, так что Поллитровской было наплевать, вычли из нее налог или выдали целиком, она просто не обратила на это никакого внимания. И из Вашингтона, практически не заезжая домой, она приехала в Берлин, чтобы получить премию Вальтера Гамнюса. За гражданское мужество якобы. Вы к тому времени из Германии уже умотали в Москву. А я еще там поболталась немного, и вот стала свидетелем такого скандала. Короче, приезжает Поллитровская, ей с помпой вручают 30 тысяч евро…

- Нехило, - искренне позавидовала Валентина.

- Чем менее известна премия – тем она больше по размеру. Это закон, запомни. Но ты слушай - дальше самое интересное. Между Германией и Россией соглашение об отсутствии двойного налогообложения. И аккуратисты-немцы у нее спрашивают: где желаете платить налоги. «А где меньше?» - естественно интересуется Поллитровская. Ей отвечают: «Сколько у вас в России, не знаем, но у нас сорок процентов!» Ну то есть полная обдираловка. И посоветовали вообще-то платить в России. «Ну, в России так в России» - согласилась хитрожопая Поллитровская. Разумеется, в России она никому сообщать о полученных деньгах не собиралась. «Очень хорошо, сказали немцы, так и запишем. А теперь не соизволите ли вы сообщить нам свой ИНН?» - «А зачем вам ИНН?» - «А это чтобы поставить в известность ваши налоговые органы» - спокойно так ей отвечает какой-то клерк из гамнюсовского комитета. Что тут началось! Как она орала! Что она потом несла на пресс-конференции!

- Ну что она могла нести?

- Валь, я сама не слышала, знаю в пересказе. Но типа орала, что получила премию от общественного немецкого фонда за то, что в поте лица борется с тоталитаризмом в России, а немецкие бюрократы фактически львиную долю премии прямым ходом отправляют российскому тоталитарному государству, и там на эти деньги, собранные честнейшими немцами, русское правительство будет строить тюрьмы для диссидентов… И все в таком духе. Левая пресса, естественно, подняла крик. Наша душечка Понте дель Веккио включилась. Короче, все в самом разгаре.

- Да, умеет девушка сделать пиар на голом месте, - заметила Валентина, вообще-то считавшая себя лучшим в мире пиарщиком.

- Ой не говори, Валь. Помнишь, как она в самолете блеванула, и из этого целое дело выросло – что ее спецслужбы специально отравили, чтоб она до Кавказа не долетела. Я лично ни в какие спецслужбы в данном конкретном случае не верю, но даже тень сомнения в приличном обществе продемонстрировать не могу – тут же обвинят в пособничестве.

- Ага. Помню. Во всех ее историях всегда бывает захватывающее начало, интереснейшее продолжение и никогда не бывает никакого конца. То есть сидишь ждешь, а чем же скандал закончится, подтвердится ли факт происков... Но она умудряется ближе к финалу как-то так тихо отойти в сторону… Я не я, корова не моя. Вроде как было какое-то дело, а какое точно, чем закончилось – уже никто и вспомнить не может.

- Ну да. Я, например, точно запомнила, что ее правозащитным дебютом было сидение в какой-то земляной яме. Но, убей меня бог, не помню, как она туда попала: то ли чеченцы выкуп требовали, то ли федералы ее оттуда не выпускали, то ли она сама пряталась там от кого-то… Вот не помню, и все. Помню, что пострадала, помню, что сидела в яме, а детали, наверно, уже и не так важны.

- Да, не говори, это высший пилотаж.

- Ладно, Валь, пока. Не забудь передать Игнатию, что он герой. Кстати! Чуть не забыла!

- Что такое?

- Я тут встретила Пламенева. Он говорит, что вы с Игнатием выставили их кооператив дачный на 16.000 долларов…

- В каком смысле?

- Ну говорит, что за ваш дом расплатились со строителями не вы, а кооператив. А вы не заплатили ни гроша. Строители якобы подали в суд, и с кооператива взыскали всю сумму. Списали со счета.

- Ань, это полностью вранье. Ничего такого не было. Ты же знаешь, как Пламенев всю жизнь ненавидел Игнатия.

- А ну ладно тогда. Привет ему. Спокойной ночи.

Валентина отправилась на боковую. Настроение окончательно было испорчено. Было не до сна. «Хорош Пламенев, - размышляла она, ворочаясь в постели, - настраивает общественность против нас. Наверное, и бандита тоже он прислал. Вряд ли хохлам-строителям пришла б такая дурь в голову. Они тут вообще на птичьих правах. Я ж помню, как строитель по телефону струхнул, когда я про администрацию президента упомянула. Хотя черт его знает, кто у них начальство, под кем они ходят… Может, если потянуть за ниточку, она к кому-нибудь из высокопоставленных гостей Давилкиных приведет. Ну во всяком случае к людям такого плана. Вполне может быть. В стране беспредел…»

Странно, но история с неудачной публикацией в немецкой газете не имела никаких заметных глазу последствий, если не считать одной-единственной упомянутой выше беседы с Кускусом. Напротив, о Присядкине, кажется, решили забыть окончательно. И если раньше его на службе хоть в какие-то кабинеты приглашали и хоть о чем-то беседовали, теперь наступил полный штиль. Целый месяц он исправно приходил на работу, но телефоны молчали, бумажек ему не приносили, он даже умудрился ни разу не встретиться с Кускусом в коридоре или буфете. Однажды мимо него с самым озабоченным видом пролетел Иван Давилкин: «Приветствую! Я тебе перезвоню» - но, разумеется, не перезвонил.

Естественно, Присядкин поделился с Валентиной своими неприятными ощущениями. У Валентины, как у человека мнительного, не могло не закрасться подозрение, что где-то на самом верху было принято специальное решение полностью игнорировать старика. Нехорошие мысли измучили Игнатия. Для него это была пытка.

- Лучше б сразу уволили, чем так-то… - говорил жене Игнатий.

- Никто тебя увольнять не собирается, - проводила с мужем сеанс психотерапии Валентина. - Игнатий, все будет в порядке, сейчас, после твоего прокола, тебе надо отлежаться на дне, не высовываться. И даже не месяц, а дольше. Сколько потребуется. Я буду следить за ситуацией, позванивать женам, ходить по гостям. Если что дурное будет замыслено, я это сразу пойму по тону разговоров. Через какое-то время мы тебя немного попиарим. Вызовем интерес к твоей персоне. Парочка пресс-конференций на тему прав человека, о которых с твоей помощью печется заботливый президент, - и твоя репутация начнет восстанавливаться. Поверь, я в этих делах дока. К тому же, мы можем ускорить мероприятия к твоему юбилею. Начнем трезвон не за месяц, как планировалось, а за три. У них просто рука не поднимется на такого классика, которого мы изобразим на телевидении и в газетах. Тебе еще орден дадут или госпремию по совокупности. Так что время работает на нас. Но только запомни: никаких писательских командировок, никаких бюллетеней по болезни, никаких отгулов и отпусков. Сиди как пень. Поселись с утра до позднего вечера в кабинете, разгадывай кроссворды, или если кроссворды тяжело для твоей головы, давай я тебе куплю книжки-раскраски и цветные карандаши, ни о чем плохом не думай, не грызи себя. Я все сделаю.