Несколько ошарашив меня этой бредовой, но вполне в техническом плане осуществимой идеей, архивариус разлил на посошок. А после того как мы с ним выпили, ему вдруг настолько похорошело, что даже петь потянуло. Подстраиваясь к мелодии, что всё ещё доносилась снизу, он несколько раз щёлкнул пальцами и запел на испанском. Хотя и пел он на испанском, но пел как русский. В этом я разбираюсь. О чём бы ни пел испанец, он всегда поёт о тоскующей страсти, о чём бы ни пел русский, он всегда поёт о страстной тоске. Архивариус пел о тоске, о неизбывной и бескрайней, как русская степь.
Ушёл я от него – а зачем хорошему человеку настроение ломать? – тихо, не прощаясь. Вообразив теперь уже в мельчайших деталях комнату с четырьмя лунами за четырьмя окнами, подбросил-поймал кубик и в тот же миг очутился в темноте. Точнее на какую-то долю мига сначала в сером сумраке, успев при этом подумать, что серый меньше всех остальных цветов нагружен смыслами, коннотациями, аллюзиями, ассоциациями и прочее дребеденью, мешающей фантазировать, а только потом – в темноте. Она, обступившая меня сразу со всех сторон, не была кромешной, в одной месте её разрезала тонкая полоска мерцающего света. Когда глаза чуток пообвыкли, я понял, что свет идёт из приоткрытой двери. А потом мало-помалу проступили контуры мебели и прочих деталей интерьера, и я понял, что это та самая комната, где состоялась памятная моя встреча с Претёмным. Всё здесь осталось на своих местах, только вот свечи в канделябрах давным-давно отгорели да луны из окон куда-то испарились, в оконных проёмах теперь зияла беспросветная мгла. Впрочем, пропажа лун меня ничуть не разочаровала, главное, что жезл Ваала никуда не пропал, он по-прежнему лежал на столе.
То обстоятельство, что пол этой превратившейся в склеп комнаты усыпан множеством осколков Зеркальной Сферы, в каждом из которых отражается Жан Колишер, меня, честно говоря, несколько смущало. Не хотелось мне его видеть, не хотелось с ним коварным и подлым вновь глазами встретится. Не то чтобы боялся, просто не хотел и всё, без всяких причин. Слава Силе, обошлось. Благодаря царящему здесь сумраку обошлось, мохнатому слою пыли и моему старанию взгляд не опускать. К тому же сделал всё, что должен был сделать, проворно, ни секунды лишней не затратил. Метнулся к дивану, вытряхнул подушку из гобеленовой наволочки и затолкал в неё жезл Ваала, ту самую палку чёртову с сухой птичьей лапкой на конце. Сунул всё это добро под мышку, маргалдос скоренько из кармана в ладонь и скорее-скорее из этого гиблого места назад, домой, в Пределы.
На этот раз сработал безошибочно и оказался там, где нужно, – в собственном кабинете. Будто и не уходил никуда. Да нет, уходил, конечно. Чтобы в этом убедиться, достаточно было взглянуть на часы. "Командирские" показывали двадцать сорок четыре, а напольные куранты – двадцать тридцать пять. На этот раз Запредельное чуток мне времени набавило. И вот с этим никогда не угадаешь: то отнимет, то набавит. Одно знаю точно: если часто туда-сюда ходить, на круг получается баш на баш.
До возвращения Вуанга я успел сварить и выпить кофе, а когда он приехал, сварил и ему. Потом воин дочитывал свою увлекательную книгу, ну а я, напевая прилипчивую мелодию, услышанную в башне архивариуса, чистил с ефрейторским задором и без того безупречно чистый кольт. Продолжалось всё это веселье до тех пор, пока не позвонил Архипыч. Уточнив, всё ли получилось у меня, полковник доложил, что у них тоже всё в порядке, добавил, что канал к свободному месту Силы уже готов, после чего объяснил, куда нам с Вуангом подъехать.
По дороге воин не проронил ни слова, ему было всё равно, куда едем, зачем едем, надолго ли едем. Когда-то давно лёг на волны бытия, расслабился и плывёт теперь с даоской невозмутимостью туда, куда дует ветер судьбы. Впрочем, мне тоже было грех сетовать на жизнь. Как никогда раньше ощущая всю её полноту, я испытывал радостное возбуждение на старте нового приключения. И картинка за окном, кстати говоря, такому настроению весьма способствовала. Дождь явно пошёл городу на пользу: прибил пыль, омыл листву и напоил траву газонов. Хотя прошло уже прилично времени, асфальт до сих пор ещё не высох, и огни светофоров отсвечивалось в нём, как шаровые молнии в чёрной реке. Витрины сверкали. Тяжёлые капли, то и дело срываясь с карнизов, вспыхивали радужными огнями. В изумрудной зелени мокрой листвы блестели медальоны солнечных бликов. Ну не здорово ли?
Добрались мы до места быстро, минут за пятнадцать. Архипыч, Улома, Ирма, а также примкнувший к ним Володя Нырок ждали нас на улице Трилиссера, возле одноэтажного административно-хозяйственного здания, где с одного торца располагается аптека, а с другого – мастерская по ремонту обуви. С тыльной стороны здания есть ещё одна дверь, на ней висит табличка с загадочной надписью: "МУП ПУ ВКХ ВНС". За этой дверью молотобойцы и устроили временный портал. Первым по приказу Архипыча в серебристую мутное колыхание ушёл с огромной, тяжёлой брезентовой сумкой Улома, за ним – Ирма и Вуанг, потом Володя Нырок, а уже после него в портал, крепко прижав к груди пакет с жезлом Ваала, направился я.
Так уж сложилась жизнь, что каналом, пробитым через Запредельное из одной точки Пределов в другую, пользовался я впервые и, конечно, испытывал некоторое беспокойство. Думаю, нечто подобное испытывает перед своим первым прыжком начинающий парашютист. Однако понапрасну я волновался, зря тревожился, всё вышло как нельзя лучше. Хлебнув полной грудью серого холода червоточины, в следующий миг я живой и невредимый вновь оказался в Пределах. Только уже очень и очень далеко от города, судя по тому, что обнаружил себя на скалистом горном плато между крутым склоном поросшей худосочными лиственницами сопки и каменной грядой в зарослях багульника.
– Где это мы, Володя? – восстановив дыхание и уняв сердцебиение, спросил я у стоящего рядом Нырка.
– Малое море, берег залива Мухор, юго-западнее Шиды, – по-военному чётко доложил молотобоец. Затем махнул в сторону склона, высвеченного уходящим солнцем: – Там, за горой, в паре километров отсюда Сарминское ущелье. А здесь – улирба. Место встречи богов. Постарайся, дракон, не сквернословить, не думать о плохом и не мять понапрасну траву. И когда на точку будем выдвигаться, с тропы, пожалуйста, не сходи.
Проинструктировав столь доходчиво, он ещё и сунул мне в руку увесистый булыжник. Обычный такой, ничем не примечательный булыжник. Их кругом полным-полно в едва проклюнувшейся траве валялось. Хотел я было выяснить, зачем мне это оружие пролетариата, но увидел такие же камни в руках Ирмы, Уломы и Вуанга, и не стал ничего спрашивать. Решил: стало быть, так надо, а если надо, чего понапрасну воздух сотрясать? К тому же к нам уже присоединился Архипыч. Затушив серебристое марево, он закрыл за собой портал, проверил все ли на месте, после чего сразу дал команду на марш.
Шли мы по еле различимой тропе гуськом, в том же самом порядке, в каком сюда и прибыли. Шли ходко, шли бодро, шли, стараясь не растягиваться, и вскоре добрались до того места, где тропа проскальзывала между двумя, высотой в полтора метра каменными грудами. Улома добавил свой камень к правой, Нырок, Ирма и Вуанг – к левой. Я, не задумываясь, бросил камень на вершину правой, когда же вошёл в эти своеобразные ворота на границе миров, оглянулся, чтобы посмотреть, какую сторону изберёт Архипыч. Он выбрал ту же, что и я. Равновесие сил было соблюдено. Космический баланс не нарушился. Дао не пострадало.
Затем мы прошагали, наверное, ещё метров восемьдесят-сто и открылась нашим взорам впадина на удивление правильной округлой формы. Дно её покрывала низкорослая, растущая кругами трава дивного золотисто-малинового цвета. Хотя до сезона цветения было ещё о-го-го сколько, от неё шел отчётливый, даже резкий медовый аромат.
У впадины тропа и заканчивалась, вернее не заканчивалась а, уходя на круг, образовывала петлю.
– Что это? – обернувшись, спросил я у Архипыча.
– Обещанное место силы, – ответил он. – Так называемое метеоритное озеро.
