И снова утро — такое же, как сотни других, абсолютно одинаковых и сливающиеся, точно спицы раскрученного велосипедного колеса. Депрессия, похмелье, головная боль и тоска. Стараясь выглядеть беззаботным, Виталий вошел в офис, прошагал через холл и взялся за дверную ручку.

— Привет, как дела? — спросила Женя из-за своего компьютера.

— Привет, — выдавил он, быстро обернувшись, — всё классно.

— Как выходные? — Не отрывая взгляда от монитора, она промокнула лоб платочком и несколько раз щелкнула мышью, потом встала и включила напольный вентилятор. — Уф, такая жара сегодня… — Сев на край стола, секретарь потянулась и одарила его ослепительной улыбкой. — И настроение странное. Чего-то хочу, не знаю кого.

Вентилятор с шорохом размыл лопасти, снова напомнив Виталию о велосипедных спицах. Секундой позже загудел принтер, и Женя подхватила вылезший из пластиковой щели лист.

— Не знаю, у меня настроение самое обычное. А выходные так себе. — Он смущенно побряцал ключами. — На даче картошку копал, мать уже достала окончательно, как будто на базаре всё это купить нельзя…

Вентилятор повернул к нему свою башню, приятно обдул лицо. Пошевелил бумаги на Женином столе. Улыбаясь, она повертела отпечатанный лист в руках, словно собиралась что-то сказать, но ее прервала трель телефона.

— Ну вот, начинается… — Женя потянулась к трубке, и он воспользовался этим, чтобы проскользнуть в свой кабинет.

Пиджак полетел на спинку свободного стула, сумка — на подоконник. Пока загружался компьютер, Виталий отлепил рубашку от вспотевшей спины, сел за стол и утопил голову в скрещенных локтях. Кровь стучала молоточками в висках, голова ощущалась чугунным казаном, в груди начало зарождаться неприятное ощущение сосущей пустоты. Или, скорей, пустоты, сосущей самое себя. Раньше сплин доставал его только по вечерам, когда становилось ясно, что вот еще 24 часа жизни отправились коту под хвост, теперь же от депрессии совершенно стало некуда скрыться — разве что если только крепко вмазать или покурить травы. Тяжесть в груди душила, от нее хотелось стонать и рвать на себе одежду, но виновата тут была, он знал, вовсе не августовская жара.

Компьютер тихо затарахтел, прерывисто помигал светодиодом. Заставка «Виндоуз» сменилась изображением «рабочего стола», и колонки исторгли отвратительный переливчатый звук. Дернувшись, Виталий закрыл глаза.

* * *

День не обещал быть трудным, как и вся предыдущая неделя. Офисное здание, не так давно отобранное губернатором за долги у опального олигарха и перепроданное через подставных лиц самому себе, было заселено еще довольно слабо. К тому же стоял август, сотрудники фирм-съемщиков нежились на крымских пляжах, и на рабочих местах куковали только тягловые лошади вроде Виталия.

Неделю назад вечно бодрый и борзый шеф, носивший фамилию Богданов, а заглазно являвшийся для всех Викторычем или просто Боней, вдруг резко обеспокоился делами на украинском рынке и умотал куда-то в район Одессы, где, судя по всему, ушел в запой. Водитель, курьер, начальница отдела кадров и примкнувшие к ним еще четверо бездельников тут же сообразили, что торчать на работе в такую жару — дело бессмысленное и малоперспективное, ввиду чего теперь «работали дома», изредка позванивая и лениво интересуясь, куда дует ветер. В довесок к этому системщики устроили себе дни игры в баскетбол, оставив на хозяйстве одного безучастного ко всему творческого дизайнера. Пользуясь внезапной вольницей, Виталий не преминул перетащить в свой кабинет четыре ящика вина и поставил цель убить их в сжатые сроки.

Вообще, работа ему была в кайф. Не синекура, конечно, но и на том спасибо: в конце концов, пока он тут лениво клепает плакаты и винные этикетки, кто-то другой метет улицу или, стоя по колено в дерьме, чистит канализационные стоки, — а в Африке еще и дети голодают. И, в общем-то, не сказать, чтобы контора работала как часы, но шеф был всеми доволен и зарплатой никого не обижал. О кадровых изменениях разговоров не шло уже с год, коллектив был хорошо сработан, так что менять шило на мыло не имело никакого смысла…

И все бы было ничего, но в апреле секретарша Викторыча Светка по запарке умудрилась перепутать местами два электронных письма: генеральному директору конкурирующего объединения «Кассандра» с рабочего е-мейла отправила любовную записку с описаниями сцен орального секса. В свою очередь, составленное Боней «предложение к официальному сотрудничеству» улетело на ящик с недвусмысленным адресом [email protected].

Возможно, всё бы обошлось, но о проколе пронюхали столичные учредители, и Светку в два счета вышибли. Не помог даже тот весомый факт, что она умела совмещать виртуальную жизнь с реальной и по долгу службы часто засиживалась у Бони в кабинете.

Офис встряхнулся. По совпадению, в этот день у Виталия был день рождения, так что все успели принять на грудь и пребывали в хорошем настроении. Вид заплаканной Светки резко спустил коллектив с небес на землю. Каждый задумался о вечном, праздник скомкался, и сотрудники, перепившись с космической быстротой, расползлись по домам.

Это было в пятницу, а в понедельник на Светкином месте уже сидела Женя, робко тыкая перламутровыми ноготками в клавиатуру. Виталий, которого после выходных расстреливало головными болями жуткое похмелье, обратил внимание на новенькую только к четвергу. Посмотрел и пожал плечами: девушка как девушка. На вид лет 20, длинные каштановые волосы. Подбородок с ямочкой. Серые глаза. Веснушки. Бюст вроде ничего так, приличный, но под закрытой одеждой толком не разберешь. В общем, ничего революционного. Вот разве что губы…

Да, это, пожалуй, было что-то. Женины губы притягивали взгляд — широкие, пухлые, с четким контуром, не то, что Светкино нарисованное «сердечко». В таких губах, подумал он, пожалуй, даже импотенту захотелось бы стать соломинкой от коктейля. Впрочем, Викторыч в свои сорок импотентом не был, иначе престарелая уборщица не материла бы его, периодически выгребая из подстольной урны слипшиеся презервативы. При мысли о похотливом начальнике Виталий снова застрадал похмельем, и, выкинув секретаршу из головы, ушел в работу. Поговорку «хороша Маша, да не наша» он, в отличие от своих более удачливых приятелей, знал очень хорошо.

Светкина смена, однако, оказалась не робкого десятка. Никто никогда не видел Женю в шефском кабинете дольше положенного, а однажды Викторыч явился на работу с глубокими царапинами на лице. Официальное объяснение происшедшего — напоролся на куст, идя из ресторана — изрядно всех повеселило. Однако, против ожиданий сотрудников, Женю не уволили. Более того, как-то так вышло, что с этого дня слово «секретарша» в коллективе стало моветоном. Только «секретарь».

Для Виталия эти дни стали временем редкого творческого подъема. Пока шеф залечивал свою вывеску в «срочной командировке», он нахватал левых заказов, в том числе и от конкурентов, и провел молниеносную операцию по накоплению капитала, завершившуюся долгожданной покупкой брелока для ключей со встроенным mp3-плеером и диктофоном. Однако радость вскоре улеглась, желание работать испарилось еще быстрее, и вообще началась какая-то труднообъяснимая фигня, характеризуемая крайней рассеянностью и душевным беспокойством. Потеряв интерес к интернет-болтовне, он стал часто выходить на перекур в туалет и почти совсем бросил пить на рабочем месте. Ел мало, спал плохо. Дома по утрам заняться было нечем, потому на работу он притаскивался с каждым днем все раньше и раньше. В этом был некоторый плюс, потому что сослуживцы наконец-то перестали шутить насчет его вечных опозданий. Но эта маленькая победа его не радовала, потому что работа окончательно выродилась в рутину, и он стал напоминать себе робота, которого шутки ради кто-то заставил шагать против движения эскалатора.

По кабинету кружила муха, с раздражающим гудением билась в оконное стекло. Виталий встал и распахнул окно, но тварь не вылетела — вместо этого она опустилась на стол и поползла по листу бумаги. Схватив с подоконника пустую коробку от компакт-диска с песнями Лу Бега, он с размаху хлопнул ею об стол. Прозрачный пластик раскололся. Раздавленная муха прилипла к бумаге.