Чтобы толк был, надо человека, леса местные знающего, да где же его взять?..»

Серафима соскочила с коня перед вычурным парадным городской управы, бросила поводья подбежавшему конюху и уже хотела войти, как вдруг за спиной у нее раздались возмущенные выкрики, возня, звон оружия и лязг сотрясаемых ворот.

– …А я говорю – пропусти!

– А я тебе отвечаю, что новым хозяевам на твоего арестанта – тьфу!

– Каким это – новым?

– Временному правительству и их лукоморским высочествам, вот каким!

– Да как это тьфу, если я его полгода ловил?!

– Ну, и зря ловил, значит!

– Как это зря?!

– Отпустил бы ты меня, Лайчук…

– А ты вообще молчи, уголовник!

– Ступай домой, борода, говорят тебе! Без твоего деревенщины тут делов хватает!

– Слышь, Лайчук? Без меня тут…

– Цыц, холера!..

– Эт-та что за беспорядок в общественном месте? – заинтригованная царевна с виноватым удовольствием позабыла про дела чужого государства и направилась к воротам выяснять обстоятельства перепалки.

– Разрешите доложить, ваше высочество! – вытянулся в струнку румяный молоденький стражник. – Царский лесничий Лайчук привел браконьера в кутузку, а поскольку вы вчера всех арестантов распустили, то я ему и говорю, чтобы он занятым людям мозги не кочкал, а валил бы на все четыре стороны!

– Браконьера?! – глаза Серафимы загорелись радостным огнем. – Это ты не прав, рядовой. Хорошие браконьеры стране сейчас ой как необходимы.

– Вот видишь! – торжествующе расправил плечи, обтянутые поношенной униформой царского лесничего заросший курчавой черной бородой по самые глаза Лайчук. – Много ты понимаешь в государственных делах! Деревенщина!

– Сам-то… – разочаровано буркнул солдатик и исподтишка, пока тот не видит, показал лесничему язык.

Охотник без лицензии – худощавый, жилистый мужичок невысокого ростика – обреченно ссутулился и поник лохматой головой.

– Как тебя, господин браконьер, звать-величать? – обратилась к нему Серафима, пока они, перепрыгивая через три лесенки, поднимались на третий этаж, в ее с супругом штаб-квартиру.

– Сойкан, ваше высочество, – ответил за него лесничий. – Неисправимый истребитель царской живности. Но ничего, набегался, друг. С поличными попался. Отдохнешь теперь на казенных харчах в руднике. Есть у него еще брательник, Бурандук, ваше высочество, такой же изворотливый хитрюга, но и он от меня не уйдет!

– Это хорошо, – довольно кивнула царевна. – Сразу, как только словишь его, сюда тащи.

– Будет сделано, ваше высочество! – лучась от чувства собственной важности и полезности, гаркнул Лайчук так, что пыль посыпалась с портьер на окнах коридора, а дверь прямо перед ними приоткрылась, и из нее выглянуло встревоженное усталое лицо.

– Что слу… Сеня?.. Ты не слышала – кто-то в коридоре только что так кричал…

– Ваньша, это мы кричали! – возбужденная царевна весело взъерошила светлые волосы на распухшей от забот Ивановой головушке и рывком распахнула дверь бывшего Вранежева, а теперь Иванова кабинета перед лесничим и его пленником так, что супруг ее чуть не нырнул носом в пол. – Трубим сбор! Скликаем людей! К оружию, граждане! Два пишем – один в уме!

– Да что случилось?!.. Напали враги? Нашли деньги?

– Лучше! Никто не напал, но зато нашли лесничего и полтора браконьера! Срочно снаряжаем команды охотников, и вперед!

Одну чрезвычайно простую вещь Серафима поняла очень скоро: чтобы снарядить команду охотников, надо иметь этих самых охотников или, по меньшей мере, просто людей, обладающих всеми отпущенными природой человеку конечностями и передвигающихся хотя бы по ровному месту без помощи костылей и поддержки других стариков и калек.

– Я пойду, Макар пойдет, на воротах парнишка стоит – уже трое… – медленно начал загибать пальцы Кондрат, составляя список будущих кормильцев Постола.

– Четверо, – рассеяно поправила царевна.

– Пятеро, – решительно уточнил Иванушка.

– А править кто будет? – испуганно вытаращил глаза министр полезных ископаемых, случившийся на тот момент в Ивановом кабинете.

– Ну, полдня страна и без управления никуда не денется… – попробовал пошутить царевич, но его юмор был не понят и не оценен.

– Полдня охотники не ходят, разрешите сообщить, ваше высочество, – поклонился Сойкан.

– И зверям шкуры портить всякий может, а государством управлять – тут голова нужна, – подержал его Кондрат.

– Не царское это дело, – торжественно кивнул главный рудокоп. – Не царское.

И тут Иван возмутился. Ему хотелось спорить, доказывать, убеждать, что он даже дома – младший сын, а этой стране он вообще никто, и звать его тут никак. Что управлять государством он умеет еще меньше, чем портить шкуры зверям. Что если еще хоть один человек придет к нему со своей проблемой, жалобой, сетованием или челобитной, то он просто сойдет с ума. Что единственная его мечта последние несколько дней – вырваться из стен этой ненавистной управы чего бы это ни стоило ему, стране или зверям, и он уже набрал полную грудь спертого, пыльного, пресного городскоуправского воздуха, чтобы озвучить всё это твердо и непреклонно, но дверь кабинета сухо скрипнула, приоткрылась, и впустила озабоченного Макара:

– Иван, там от углежогов и рудокопов делегация пришла, расстроенные как сто гармошек. Потом от Новоселковской слободы делегация с прошением, от Кошкалдинской, от мыловаров двое старух, от колесников дедок – спина колесом, от веревочников…

– Попроси их подождать минут пять, пожалуйста, – пристыжено выдохнул весь запас атмосферы и бунтарства лукоморец.

– Ладушки, – захлопнулась дверь, обдав хозяина постылого кабинета соболезнованием и всепроникающей холодной пылью. Царевич понурил голову, вздохнул и проговорил:

– Тогда я в следующий раз пойду. Обязательно. Пожалуйста?..

Серафима сочувственно кивнула и постаралась соврать как можно более убедительно, словно малодушный врач – смертельно больному пациенту:

– Конечно. В следующий раз. Естественно. Что мы тебе и говорили.

Иванушка поверил в то, во что хотел поверить, кивнул еще раз, и вдруг подбородок его застыл на полпути к груди, а глаза расширились и загорелись:

– У нас же в подвале сидят два десятка стражников Вранежа!

– И что? – непонимающе воззрилась на него супруга.

– Мы же можем попросить их, чтобы они записались в охотники! Они молодые, здоровые, умеют обращаться с оружием…

– И что? – продолжала упорствовать в непонимании царевна.

– Но нам же нужны люди?..

– Они не пойдут, – сухо поджала губы она.

– Я поговорю с ними, и они осознают наше положение и обязательно согласятся!

– Эти тупые самодовольные мордовороты?

– Они были неправы, и теперь раскаялись, я уверен! – окрыленный идеей Иванушка, глухой к голосу здравого смысла, бросился к двери. Серафима за ним. Догнала она его только в подземелье.

– Добрый день! – радостно отдуваясь после быстрого бега по лабиринту коридоров и лестниц Управы, приветствовал он заключенных. Ленивые презрительные взгляды из-за толстых прутьев были ему ответом.

– Я говорю… здравствуйте… – не столь уверенно повторил он.

– Жрать когда принесут? – не вставая с соломенного матраса у решетки, отделяющего его от остального подземного мира, лениво поинтересовался один из бывших стражников.

В свете факела его лицо показалось царевичу безупречным воплощением устной экспресс-характеристики, данной им Серафимой, но он упрямо отогнал от себя и без того робкую мысль о поражении, и на мгновение наморщил лоб, соображая.

– Обед через три часа, – сообщил он наконец. – А пока я хотел…

– Долго, – разочаровано хмыкнул заключенный.

– Так и похудеть можно, – ворчливо заметил другой.

– Мало того, что заперли ни за что, так еще и кормят помоями! – возмутился третий. – Через час что ел, что не ел!