Я наблюдал за Тюлюлей с небольшого взгорка, укрывшись в кустах. Столица княжества была как на ладони. Большой плюс. Было потребно как можно точнее определить на глаз расстояние до княжеского дворца. Благо практически не было никаких сомнений насчет выбора искомого объекта. Тюлюля не страдала от архитектурных излишеств. Наверное божество предписывало своим адептам стыдиться не только собственных тел, но и каких-либо проявлений роскоши. Мрачные однотипные серые дома. Коробки. И на их фоне выделялось (отнюдь не красочностью или вычурностью, а лишь размером) только одно строение. Согласно логике, там-то и должен обитать верховный жрец, он же князь Айяй. Еще раз мысленно прикинув расстояние, я вернулся в свою параллельность.?

В нашем мире это место соответствовало частному сектору на окраине крупного райцентра соседней области. Перед перемещением я нашел узенький проулочек с едва заметной тропинкой, почти наглухо заросшей, сделал вывод, что им редко пользуются и с твердым убеждением, что за время моего недолгосрочного отсутствия шмотки останутся нетронутыми, отправился в Юпалтыну. А вернувшись, понял, что ошибся. А ведь отсутствовал всего несколько минут.

Мои вещи приглянулись местной «санитарке» окрестностей. Нет, не волчице, а старушенции, которая торопливо запихивала мои вещи в авоську, наполовину заполненную пустыми бутылками. Я кашлянул, дабы привлечь внимание. Ноль эмоций. Старуха повертела перед носом видавшими виды кроссовками, недовольно крякнула насчет растрескавшейся подошвы, и отправила их вслед за драными джинсами. Ну вот зачем они ей?!

— Бабуля, это мои вещи.

Пенсионерка бросила на меня быстрый, оценивающий взгляд. Как ни странно, никак не прореагировала на мой внешний вид, то ли здесь голый мужик был совсем не в диковинку, то ли старушенция принадлежала к непробиваемой категории.

— Брешешь, — небрежно бросила бабка и принялась за осмотр рубашки.

— А я говорю, что это мои вещи! — Я начал терять терпение.

— Брехня. Это Витек, мой внучек, опять свою одежонку раскидал где попало. Как выпьет, так становится таким рассеянным. — Нагло соврала старуха, утрамбовывая рубаху, и наконец соизволила обратить на мою скромную персону более пристальное внимание. — А кто ты, собственно, такой? И почему своей срамотой порядочных женщин смущаешь?

Я принял важную позу и гордо заявил:

— Сама не видишь что ли? Я — жрец тюлюлюлистов! Нам положено так ходить. — Но, подумав, что перед такой лгуньей, конечно не зазорно нагло брехать, однако не стоит перегибать палку, добавил, — правда, не верховный жрец, а его заместитель.

— Что с того? Хоть помощник президента. А вещи Витьковы. — Она явно не собиралась расставаться с добычей.

— А я в милицию заявлю! — Я решил сменить тактику.

— Не смеши. Они тебя там только отдубасят резиновыми палками за хулиганскую наружность. Так что, послушай, милок, совет старого человека. Ступай своей дорогой, а я пойду своей.

И собралась уходить. Благо, тропинка узенькая, и я ее полностью перегородил. Возникшая на ровном месте проблема начинала раздражать.

— Бабка, по-хорошему верни шмотки. Я ведь в свободное от жреческих дел время маньячу понемногу. — Я скорчил зверскую физиономию.

— А пошел ты! — Развернулась и пошла сама. В обратную сторону.

— Стой, старая! — Я засеменил вслед за ней. Обогнать не было никакой возможности, для этого пришлось бы продраться сквозь густые заросли крапивы и чертополоха. А хватать руками мародерку, ой, как не хотелось. — Я еще и с нечистым знаюсь. Не отдашь вещи, уволоку в преисподнюю!

— Не бреши. Не бывает. — В отличие от большинства сверстниц, старуха явно придерживалась материалистического атеизма. Говорила абсолютно спокойно, даже ходу не прибавила. Видимо, поняла, что, несмотря на все мои слова и непотребный вид, я не представляю опасности.

Тем временем впереди замаячил конец проулка. До выхода на улицу оставалось не более двадцати метров. Сия перспектива меня совсем не устраивала. Созрел план. Схватить бабку за руку и вместе с ней переместиться в параллельность. Естественно, я не собирался оставлять ее там. «Моргнуть» туда на пару секунд и обратно. Пусть тогда выбирает, что ей дороже: свои шмотки или вновь приобретенные. Но это лишь на крайний случай. Во-первых, не смотря на крепкий вид, у старушенции может оказаться слабенькое сердце, а, во-вторых, совсем не хотелось лицезреть такое обнаженное тело.?

Я переместился сам, пробежал метров десять, развернулся и вернулся.?

Бабка действительно была материалисткой. Своим глазам поверила безоговорочно. Застыла на месте. Рот начал понемногу открываться, решительная целеустремленность во взгляде уступило место удивлению с начавшим зарождаться ужасом. Дабы закрепить успех, я вновь переместился, два прыжка, и материализовался буквально в метре от старухи.

Звякнула выскользнувшая из цепких пальцев авоська. А бабка решила поиграть в статую. Застыла, словно изваяние. Ее дело.

— Так-то лучше. — Буркнул я, конфисковал собственные шмотки и рявкнул. — Дорогу!!!

Пенсионерка резко отстранилась и, не удержав равновесия, уселась прямо на куст колючек. Ей же лучше — быстрей очухается. Я не стал проявлять джентльменства и помогать бабке подняться. С гордо поднятой головой и шмотками подмышкой проследовал мимо. Вернулся на исходную точку, вновь переместился в Юпалтыну, дабы закрепить визуальную картинку Тюлюли, а то из-за неожиданных перипетий из башки вылетело определенное на глаз расстояние до княжеского строения, опять материализовался в родном мире и только после этого облачился с таким трудом добытые собственные вещи. И пока начавшая приходить в себя старушенция не создала мне новых проблем (из-за небольшого изгиба тропинки я ее не видел, но отчетливо слышал весьма нелестные и нецензурные эпитеты в свой адрес), быстро направился в сторону того места, которое должно соответствовать урочищу верховного жреца.

Прибыл. Такого совершенно не ожидал. Первоначальная задумка: дождаться ночи и нагрянуть в незваные гости в спящую Тюлюлю, оказалась несостоятельной из-за невозможности ее воплотить. Потребное мне место оказалось в центре городка на территории вещевого рынка. Огороженного и естественно запирающегося на ночь. Об этом красноречиво свидетельствовали трое массивных стальных ворот, расположенных в разных сторонах и украшенных табличками, гласящими о времени работы рынка. До 19–00. А после, скорей всего, уборка, вслед за которой прием объекта под охрану и оборону каким-нибудь ЧОПом. Естественно, ворота — на запор. И весьма вероятно на ночь выпустят собак. Распространенная практика.

Так что о том, чтобы затаиться в каком-нибудь укромном уголке и там дожидаться темноты не могло быть и речи. Обязательно обнаружат. И что делать? Вернуться ни с чем? А Пале сбрехать о выполненной миссии или даже сообщить о невозможности ее выполнения, мол, в нашем мире Тюлюля соответствует секретному военному заводу или зоне строгого режима? Только ради чего тогда все тяготы и лишения последних дней? В таком случае можно было бы спокойно где-нибудь отдохнуть, а потом «свистеть» с чистой совестью. И опять же проснулся этот не совсем здоровый азарт. И я решился…

Исчезать из толпы все равно, что с безлюдного места — никто не заметит. Главное не промахнуться. Я вернулся на то место, которое определил как соответствующее обиталищу Айяя. Узкая улочка торговых палаток. Народу — тьма. И удивляясь себе самому, напоследок попросил высшие силы о том, чтобы мой глазомер оказался точным, переместился.?

Попал или помазал, об этом можно судить двояко. Даже философски. С одной стороны, промахнулся напрочь, но, в каком-то смысле, угодил тютелька в тюльку, с точностью до метра. Как я раньше не подумал, что такое помещение обязательно должно быть у тюлюлюлистов? Короче, вместо княжеских покоев я оказался то ли в храме, то ли в молельном зале или как там еще у них называется это место. Это, насчет промазать. А точное попадание заключалось в том, что я стоял аккурат на пьедестале. Насколько знал, что-то вроде алтаря. Всегда пустующего. Предназначенного для Стыдливого Бога. У подножия которого тюлюлюлисты веками молились о том, чтобы божество снизошло до них, грешных.