Он удивленно вскинул брови. Рука с дубинкой замерла в воздухе.
— Нас скрытая камера снимает. Для новой передачи по заказу губернатора. «Менты и мы». — Я продолжал развивать только что пришедшую в голову мысль. — Выявляем, как органы поступают в нестандартных ситуациях.
Сержант начал озираться. Затем, подражая мне, не шевеля губами прошептал:
— Не вижу никакой камеры.
— На то она и скрытая, чтобы ее не видели.
Он повелся. Дубинка вернулась на место. Затем новоявленный герой передачи поправил головной убор, спрятав непослушно торчащую прядку волос, вновь козырнул, представившись:
— Сержант Батрушенко.
Я кивнул, мол, очень приятно.
После чего милиционер громко и картинно, как в самой хреновой колхозной самодеятельности, спросил:
— Гражданин, почему Вы в таком виде? Может, случилось что?
— Ой, случилось, товарищ сержант! — Тоже громко и с интонацией идиота пожаловался я блюстителю, раз он считает, что так положено разговаривать под оком тайного объектива, так тому и быть, подыграл, чего уж там. — Вы бы помогли как-нибудь прикрыться, а потом я Вам все расскажу.
— Конечно, конечно. — Спектакль продолжался. — Граждане! Окажите содействие пострадавшему. Какую-нибудь вещь. Только до отделения довести. Там вернем в целости и сохранности.
— Ему и так хорошо! — Крикнул из толпы все тот же шутник.
Нашлась сердобольная старушка, которая извлекла из хозяйственный сумки только что приобретенное на рынке полотенце. Я быстро соорудил вокруг пояса подобие юбки, и мы втроем отправились в отделение, расположенное на прилегающей к проспекту улочке.
— Тебе повезло, имеются бесхозные шмотки, — шепотом сообщил сержант, после того как пенсионерка заполучив обратно свое полотенце удалилась, он достал из шкафчика потертые джинсы и футболку. — На, одевайся. Пару недель назад пьяного задержали, раздели, чтоб не сбежал. У нас ведь тут не отделение, а так, опорный пункт, так что нету ни камер, ни элементарного обезьянника. Вот, и решили, что в трусах никуда не денется. Уложили в комнату отдыха, — он кивнул на прикрытую дверь, — чтоб проспался, и часа не прошло, как задержанный пулей мимо просвистел, только его и видели…
Тем временем я облачился в столь удачно подвернувшиеся вещи. На пару размеров великоваты, но ни в моем положении привередничать.
— Я верну.
— Не надо. Только скажи там, что это мои вещи. Ну, рассказывай, про новую передачу. — Он продолжал играть в шпионов, говорил едва слышно.
— Можно нормально разговаривать, здесь они уже не снимают.
— Не в этом дело. Там, — новый кивок на дверь, — дежурный старлей отдыхает, всю ночь на ногах.
Стало понятно, почему когда наша процессия подошла к опорному пункту, сержант велел нам со старушкой немного обождать снаружи, предварительно поинтересовавшись у меня (сквозь зубы, естественно), будет ли съемочная группа заходить внутрь. Я сказал, что ни в коем случае. Мол, они не желают раскрывать свою инкогнитость, так как слух о новой передаче тут же разнесется по городу, и милиционеры будут вести себя не как обычно, а с поправкой на возможную съемку.
— Да, я, вроде как, уже все рассказал. — Я пожал плечами. — Я же сам многого не знаю. Только в общих чертах. Я на телевидении не работаю. А то стал бы я тебя предупреждать. Просто меня наняли роль сыграть. А вообще-то я — актер театра. Сейчас ни в одном спектакле не занят, вот и приходиться шабашить где придется.
— И сколько же платят за такие роли?
— Сто баксов.
— И ты согласился за сто баксов голым в самом центре города?!!!
— А что делать? Жрать-то хочется. Причем сотня за каждый эпизод. Сейчас в Северный район поедем, потом в Юго-Западный. Вот, уже — триста. А если кто из твоих коллег еще и харю мне начистит — премиальные положены. Ладно, пойду я. А то решат, что вы тут ко мне силовые методы применяете, тогда на выручку подошлют кого-нибудь. Шум поднимут. Старшому твоему не дадут отдохнуть.
В подтверждение того, что в соседней комнате отдыхается по полной программе, что-то звякнуло, булькнуло и приглушенно хихикнуло, почему-то женским голосом.
— Иди, конечно. Только, что теперь будет?
— Точно не знаю, вроде бы самого воспитанного милиционера пригласят на передачу в студию, и сообщат начальству, с ходатайством о поощрении.
— А сейчас мне что делать?
— Ничего. Минут через пять-десять выходи и продолжай нести службу. Я пошел?
— Иди… Погоди. — Сержант покопался в кармане, достал два сильно помятых червонца и протянул мне. — На, вот, на дорогу.
— Не надо. У меня ж там все есть, и одежда, и деньги.
— Бери, бери. И обязательно покажи главному. Расскажи им там, какой я отзывчивый и добрый.
А еще говорят, что все менты — беспредельщики. Нельзя всех под одну гребенку. На кого попадешь. Мне повезло. Уходил из опорного пункта одетый и даже с деньгами. О том, чтобы в этот же день попробовать завершить начатое, мысль даже не попыталась возникнуть. Там чуть не погиб, тут опозорился, как говорится, хорошего понемножку. Я дошел до ближайшей остановки и укатил домой. В городскую квартиру, само собой.
Да и было чем скоротать остаток дня. Удалось запустить свою старинную железяку, которую компьютером можно было назвать только по недоразумению. Однако, техника прошлого столетия не подвела. Жутко скрипя жестким диском, антиквариат минут через десять все же выдал подробную топографическую картинку родного города.
Утром, на свежую голову, еще раз прикинул место по карте, которое должно соответствовать резиденции Ханбайдуя. Задачка не из простых. Маловато отправных точек. Вернее, конкретная только одна. Место моей материализации на проспекте. Остальное же желало лучшего и большего. Имелось лишь визуальное наблюдение дворца до начала облавы и примерное направление нашего бегства. Оставалось надеяться на свой глазомер и чувство расстояния, преодоленного во время панического бегства по закоулкам Шайчулана.
Даже не смотря на такую скудность данных, в одной координате я не сомневался, уж слишком длинен был дворец, чтобы промазать. А вот с другим направлением было посложней. Тут ошибаться никак нельзя. И если не попасть с одной стороны означало оказаться всего лишь по другую сторону кордона янычамураев, неусыпно и круглосуточно охраняющих здание, что не так страшно: пара лишних перемещений с корректировкой, то неточность в другую сторону чревата чем-то неизвестным. А посему более страшным. Можно было угодить в реку. А она мне, ой, как не понравилась даже за то краткое мгновение, что постоял на краю обрыва. А ведь я даже не успел на нее взглянуть. Только слышал. А если еще вспомнить взгляды Оляпа и Блюма, коими они меня одарили, когда я предложил сигануть с обрыва и переплыть водоем, то перспектива вырисовывалась весьма неприятная.
Так что лучше было ошибаться в другую сторону. Но не очень сильно. Попасть просто в Шайчулан близ дворца также не устраивало. Ведь буду как всегда обнажен, чем, несомненно, привлеку всеобщее внимание. А ведь накануне заработал себе такое множество врагов из числа граждан данного княжества, которые будут помнить меня до конца дней своих и узнают, в каком бы виде я не появился. А лишний ажиотаж в любом деле ни к чему.
Короче, требовалось поточней «прицелиться». Да еще и надо было учесть место предполагаемого перехода в нашем мире. Исходя из моих расчетов, улочки там старые, сплошь застроенные пятиэтажными хрущевками. Однако, бывал там всего пару раз и довольно давно, так что вполне могло получиться так, что древние постройки снесены, а на их месте возвышается или элитное жилье, или какой-нибудь торговый комплекс.
Ночи я не дождался. Стало просто невыносимо слоняться в ожидании темноты. Воображение рисовало всяческие страсти из разряда предполагаемого развития событий, как бы я не гнал прочь любые мысли на данную тему. И чтобы до темноты не свихнуться, я поехал на место, вроде как пока на разведку, но вещи одел старые и денег не взял, только пару червонцев, чтобы было чем расплатиться за дорогу.
