Все посмотрели туда, куда показывал его палец.

— Да это же «Леопольд»! — закричал Хуан. Голос его звучал хрипло и резко, когда он повернулся к Траутману. — И вы идете прямо к нему в руки!

Майк тоже отвернулся от иллюминатора. Траутман яростно, с закушенной губой передвигал рычажки.

— Что-то тут явно не так! — воскликнул он наконец. — Корабль не реагирует на мои действия. Я вообще больше не управляю «Наутилусом»! Я потерял контроль над кораблем!

«Итак, принцесса находится у них на борту», — прозвучал голос Астарота в голове Майка. Майк взглянул на кота, потом на Траутмана, который отчаянно пытался обрести контроль над подводной лодкой. И он спросил себя, а не имеет ли к этому отношения кот, но когда Астарот прочел этот вопрос в мыслях Майка, то предпочел ничего не ответить.

— Да сделайте же что-нибудь, Траутман! — взмолился Андре. — Мы же идем прямо под их пушки!

— Я и пытаюсь делать! — ответил Траутман. Он был в явном отчаянии и хватал все тумблеры и рычаги. — Но «Наутилус» больше не слушается меня!

— Тогда мы должны драться, — угрюмо произнес Бен. Он сжал кулаки. — Живым я им в любом случае не сдамся!

— Да, разве только свихнувшимся! — прокомментировал Хуан. Он выразительно постучал себя по виску и снова повернулся к иллюминатору, где все отчетливее приближалась тень «Леопольда».

— Может, у нас все же есть шанс, — сказал Сингх. — Они же не знают, что мы всплываем. Может, удастся просто удрать, пока они поймут, что случилось. — Он с надеждой посмотрел на Траутмана. — Мы можем развить достаточную скорость?

— В нормальных обстоятельствах — вполне возможно, — ответил Траутман. — Но в этих…

Он оставил пульт управления и глубоко вздохнул.

— Корабль мне совершенно не подчиняется, — повторил он. — И я не знаю, в чем дело. Боюсь, нам остается только одно — сдаться.

— Вы не можете говорить этого всерьез! — возмутился Бен. — Мы должны драться. Сингх уже сказал: на нашей стороне преимущество внезапности. Они не знают, что мы всплываем на поверхность. Если нам чуточку повезет, мы даже сможем торпедировать их, прежде чем они вообще поймут, что мы тут.

Траутман даже не удостоил его ответом, Майк тоже молча отвернулся и через иллюминатор смотрел, как увеличивается тень «Леопольда». Не говоря уже о том, что Траутман никогда не согласится торпедировать «Леопольд» и поставить под угрозу жизни тысячи с лишним людей, что-то говорило ему, что это в данный момент не сработает. И он знал, что у них оставалась одна-единственная возможность.

Траутман высказал эту мысль вслух.

— Хуан, Крис, поднимайтесь в башню. Как только мы поднимемся, вывесите белый флаг. Мы сдаемся.

Капитан Винтерфельд собственной персоной ожидал их, когда они взобрались по веревочной лесенке на борт «Леопольда». На лице его невозможно было прочесть ни триумфа, ни злорадного удовлетворения, ничего того, что ждал Майк. Капитан был сосредоточенно серьезным, когда приблизился к Майку, первым оказавшемуся на палубе боевого корабля.

— Вот мы снова и встретились, — сказал он. — Я знал, что рано или поздно это произойдет.

Майк не стал ничего отвечать, лишь крепче прижал к себе Астарота и удовлетворился тем, что хмуро взглянул на Винтерфельда. Тот, казалось, вовсе не обиделся на него за это. И, как в свой первый незапланированный визит на этот корабль, Майк почувствовал в немецком капитане крайне опасного и в высшей степени умного противника, но, несмотря на это, одновременно и человека, внушавшего уважение.

Вслед за Майком на палубе показались и остальные, и Винтерфельд обошел их одного за другим, пристально изучая, а затем взмахнул рукой. С полдюжины немецких матросов окружили их. Оружие не было нацелено на них, но угроза была выражена совершенно отчетливо.

Наконец Винтерфельд снова повернулся к Майку. Когда он заметил кота, которого Майк, защищая, прижал к груди, он усмехнулся.

— Кого это мы заполучили к себе на борт? — проговорил он и наклонился. Он вытянул руку и погладил Астарота по голове. Кот выразил свое полное удовлетворение жестом Винтерфельда и заурчал. И Майк испытал ничем не обоснованную ревность. Он быстро опустил кота на пол. И животное тут же с любопытством начало бродить по палубе.

С некоторым опозданием вверх по веревочной лестнице вскарабкался наконец и Траутман. Как и полагается капитану, он последним покинул свой корабль. Он сразу же помрачнел, заметив вооруженных матросов и Винтерфельда, но Майк отметил в его глазах такое же уважение, какое и сам выказал по отношению к немецкому капитану. Да и, как ни странно, оба мужчины были весьма похожи друг на друга.

— Вы, должно быть, Траутман, — сказал Винтерфельд. — Пауль рассказывал мне о вас.

Он подошел к старику и протянул ему руку, но сделал это как-то по-особому, так что этот жест не показался небрежным или унизительным, не жест победителя, снизошедшего к побежденному, а просто дань уважения. И Майк не удивился, когда Траутман коротко и энергично пожал протянутую руку.

— Пауль! — вспыхнул Бен. — Так эта мелкая крыса все же проболталась! Этого и следовало ожидать.

— Мелкая крыса, как ты его назвал, — спокойно подчеркнул Винтерфельд, — все же мой сын, так что советую думать, прежде чем что-либо болтать. Он сделал шаг назад и чуть повысил голос. — И может быть, вас это успокоит, но он не рассказал и сотой доли того, что знал, как бы мне этого ни хотелось. Он считает вас, как и прежде, своими друзьями.

— О да, он настоящий друг, — не унимался Бен. — Вот уж действительно, именно таких друзей я всегда себе и желал, тогда и враги не понадобятся.

Он с вызовом посмотрел на Винтерфельда, и, несмотря на свое раздражение, вызванное словами Бена, Майк не мог не дивиться безрассудной храбрости Бена.

— Что вы теперь собираетесь с нами сделать? — спросил Бен. — Прикажете сразу расстрелять или передадите нас вместе с «Наутилусом» командованию флота?

Винтерфельд покачал головой.

— Ни то, ни другое, — спокойно ответил он. — Я не намерен отдавать «Наутилус» никому, в том числе и кайзеровскому флоту.

— Ах, вот как? — с издевкой произнес Бен. — Кто же может в это поверить?

Майк толкнул его локтем в бок, так что Бен наконец замолчал. Винтерфельд лишь едва заметно улыбнулся ему и продолжил:

— Боюсь, что моя родина крайне негативно рассматривает мою деятельность в данный момент и с удовольствием предала бы меня военному суду, если бы я был настолько глуп, чтобы возвратиться.

— Что я слышу? Следует ли это понимать?.. — начал было Траутман, но Винтерфельд перебил его:

— Все происшедшее с вами полностью на моей совести, то есть следствие моих единоличных действий. Никто в Берлине и не догадывается, чем я здесь занимаюсь.

— Тогда вы обыкновенный гнусный пират, — заявил Бен.

— Слово «отступник» было бы мне приятнее, — подчеркнуто сказал Винтерфельд.

— А как вы относитесь к слову «дезертир»? — спросил Майк. — Ведь вы именно это и сделали, не правда ли? Вы дезертировали, прихватив корабль и весь экипаж. Как это вам удалось уговорить матросов нарушить присягу? Они ведь должны понимать, что…

Резким жестом Винтерфельд заставил его умолкнуть.

— Ты разочаровал меня, Михаэль, — сказал он, произнеся имя Майка по-немецки, что всегда его раздражало. — Может быть, твой отец передал «Наутилус» индийскому правительству? Я не был знаком с капитаном Немо, но, судя по тому, что я о нем слышал, у нас много общего. Так же, как и он, я вовсе не считаю, что наследие цивилизации атлантов должно принадлежать какой-то одной стране. Эта техника дает такую власть, что ее нельзя отдать под контроль одной-единственной нации.

— Уж лучше вы все возьмете в свои руки, не так ли? — сказал Траутман.

Винтерфельд помотал головой:

— Вы, должно быть, действительно принимаете меня за полного идиота, если полагаете, что меня привлекает власть. Кроме того, подобное представление крайне наивно. Даже с помощью «Наутилуса» нельзя покорить весь мир. Нет, мои цели совершенно иного рода. Но мы побеседуем об этом позже, и я надеюсь, что тогда вы будете думать обо мне иначе. Кто знает, может быть, мы даже станем союзниками.