К удивлению многих первый президент независимой Армении Левон Тер-Петросян намеренно не стал заострять вопрос о геноциде. Закрытие армяно-турецкой границы в 1993 году и отсутствие дипломатических отношений с Турцией стали в большей степени результатом карабахского конфликта, нежели событий 1915 года. Преемник Тер-Петросяна, Роберт Кочарян, поначалу также оставлял в стороне проблему геноцида. Но затем, в 2000 году, он начал использовать все международные трибуны для того, чтобы добиться официального признания массовых убийств армян в 1915 году геноцидом.

Европейский парламент и Сенат Франции приняли соответствующие резолюции, в которых резня 1915 года была названа геноцидом. Американский конгресс также хотел последовать их примеру, но этому помешало вмешательство Билла Клинтона. Президент Соединенных Штатов, обеспокоенный возможной негативной реакцией Турции, убедил конгресс приостановить принятие этой резолюции.

Решения европейских парламентов вызвали ярость Турции, которая даже расторгла ряд коммерческих соглашений с Францией. Согласно турецкой версии, убийства 1915 года были не столь масштабными, как это утверждают армяне, да и произошли они в период гражданской войны и распада Оттоманской империи, когда погибла масса турок. То есть, в официальной турецкой историографии событиям того периода дается совершенно иная идеологическая интерпретация: армяне представляются "пятой колонной" мировых сверхдержав, которые стремились в зародыше уничтожить новое турецкое государство.

В процессе обмена взаимными обвинениями был сделан ряд смелых попыток, наконец, начать армяно-турецкий диалог по вопросу о том, что же тогда произошло в действительности. В 2001 году была создана Турецко-армянская комиссия по примирению (TARC – согласно ее английской аббревиатуре), деятельность которой подверглась в обеих странах острой критике. В 2000 году турецкие и армянские историки провели ряд встреч и консультаций. Однако основным препятствием в их работе стало то, что доступ к архивам времен распада Османской империи и архивам правительства армянских дашнаков 1918-1920-х годах был разрешен лишь узкому кругу благонадежных ученых.

При столь очевидном различии мнений большое впечатление на меня произвели доводы армянского историка Жирайра Липаритяна, занимавшего также пост советника президента Тер-Петросяна по внешней политике. Он считал, что политизация "проблемы геноцида" приводит к девальвации его значения. Как только "проблема геноцида" перевелась в политическую плоскость, считает он, обе стороны были вынуждены занять бескомпромиссную позицию вместо того, чтобы включиться в интеллектуальную дискуссию. "Складывается впечатление, что в борьбе за и против признания геноцида обе стороны слепо следуют логике прошлого с целью это прошлое оправдать, – писал Либаридян. – Занятые обеими сторонами крайне непримиримые позиции, когда напрочь отвергается точка зрения противоположной стороны, – в конечном итоге лишь усиливают противостояние" (8).

Большинство ведущихся по этому вопросу дискуссий были связаны не столько с собственно историческими событиями, сколько с упрямым желанием каждой из сторон выдать себя за жертву насилия соседей. Существующее в национальном сознании армян ощущение, что в 1915 году их целенаправленно уничтожали как нацию, обострилось вновь в 1988 году, в связи с началом карабахского конфликта. "Страх быть уничтоженным, и уничтоженным не как личность, не индивидуально, а как нация, страх геноцида таится в душе каждого армянина, – сказала известный армянский социолог Людмила Арутюнян. – От этого страха невозможно избавиться" (9).

Арутюнян заметила, что в разговорной речи большинство армян называет и турок, и азербайджанцев – "турками", не делая между ними никакого различия. Вот почему в 1988 году понятие "турецкой угрозы" 1915 года было экстраполировано на азербайджанцев, и рядом с мемориальным комплексом памяти жертв геноцида в Цицернакаберде появился памятник жертвам сумгаитских погромов. Арутюнян сказала, что многие в Армении отказываются верить в то, что армяне совершали акты насилия по отношению к азербайджанцам: "Армяне в ответ применяли почти те же методы, [что и азербайджанцы], но в исторической памяти армян это просто не остается".

Война изменила суть споров. В 2000 году, когда проблема Нагорного Карабаха все еще оставалась нерешенной, было ясно, что Азербайджан неминуемо окажется вовлечен в дискуссии о геноциде. В октябре 2000 года президент Гейдар Алиев заявил: "В истории никогда не происходило ничего похожего на "армянский геноцид", и даже если бы такое произошло, было бы неправильно вспоминать об этом спустя 85 лет". После поражения в войне с армянами и всех перенесенных страданий Алиев хотел заявить о праве азербайджанцев тоже считать себя жертвами.

У Еревана много тайн. Одна из них, как мне кажется, находится в нагромождении гаражей, сараев и овощных грядок позади жилого высотного дома № 22 по улице Вардананц, недалеко от центральной площади. Узкая каменная лестница привела меня к небольшому пустырю в окружении проржавевших зеленых гаражей с грудой кирпичей и песка посередине. Я был почти уверен, что именно здесь когда-то стояла мечеть, которой пользовались ереванские азербайджанцы. Ей не посчастливилось: постройку не сочли "персидской" и снесли.

Это место казалось таким жалким и заброшенным, что невольно возникло сомнение: уж не ошибся ли я адресом. У подножия лестницы сидела на раскладном стуле старуха в цветастом платье. Перед ней на земле была расстелена тряпица, на которой лежал ее товар: виноград, фасоль и лук. У нее было смуглое лицо, в ушах – каплевидные сережки. Наверное, она приезжала сюда каждый день из деревни, чтобы продавать фрукты и овощи. "Здесь была когда-то мечеть?" – спросил я у нее, указывая на площадку наверху. "Да, была", – ответила она.

– Что же с ней случилось?

– Мы не трогали ее до последнего дня, пока они не разрушили армянскую церковь в Баку.

Кажется, она имела в виду события начала 1990 года.

– Но зачем же ее снесли?

– А зачем было оставлять? – она пожала плечами. – Мы христиане, они мусульмане. Как только начались проблемы с Азербайджаном, наши армяне пришли и разрушили ее за три дня. Они привезли специальную машину, не знаю, как она называется, которая делает вот такї – она взмахнула ладонью, имитируя движение бульдозера.

Я осторожно заметил, что здание ведь не должно расплачиваться за людские деяния.

– Да, стены нельзя винить, – согласилась женщина. – Но они воюют против всего. Что остается делать людям? Разве это жизнь?

Я не вполне понял, что она хотела сказать, но догадался, что "они", то есть те, о ком она говорила, не имели никакого отношения к мечети (10).

Легкость, с которой армяне смогли стереть с лица земли азербайджанскую мечеть в своем городе, можно объяснить лингвистическим трюком: азербайджанцев Армении, оказывается, легко вычеркнуть из истории страны, потому что до двадцатого века слово "азербайджанец" вообще не употреблялось, и представителей этого народа называли "татарами", "турками" или просто "мусульманами". Тем не менее, они не были ни персами, ни турками. Это были турецкоговорящие шииты – подданные персидской империи времен династии Сефевидов. Словом, это были предки тех, кого мы теперь называем "азербайджанцами". Таким образом, когда армяне говорят о "персидской мечети" в Ереване, название "персидская" заставляет забыть о том, что большинство молившихся в этой мечети со времени ее постройки в 1760-х годах должны были быть в сущности азербайджанцами.

В современной Армении об этих простых фактах мало кто знает. Но то, что Армения была родиной многих турецкоговорящих мусульман, не вызвало бы удивления у армянского национального героя, великого трубадура восемнадцатого века Саят-Новы, чьим именем назван один из больших проспектов Еревана. Он родился в Армении, воспитывался в монастыре Санаин, но стал поэтом при дворе грузинского короля Ираклия Второго в Тифлисе. Саят-Нова писал стихи на армянском, азербайджанском, грузинском и персидском языках (одно из его самых знаменитых стихотворений написано сразу на всех четырех). Большинство сохранившихся его баллад сочинены на азербайджанском, который в то время был лингва франка на Кавказе.