Доставлять неприятные ощущения и входило в задачу Людмилы Селивановой. Но ей следовало не отвращать закоренелого холостяка от брака, а показать ему все прелести семейной жизни, какие могли бы быть у него не с ней, сварливой, мелочной и жадной женой, а с милой и необыкновенно чуткой Настасьей. Для последней отводилась роль чертика из табакерки. Она должна была выпрыгивать всякий раз, когда требовалось пожалеть и утешить бедного молодого мужа. О соперницах Людмила не переживала. Те, узнав, что Федор сочетался законным браком со стервой Селивановой, должны были отпасть от него, как напившиеся крови пиявки. Что и случилось. Первой отпала Верочка, второй – Лариса. Она позвонила Смолкину рано утром с намерением потребовать у того отчета, где он был накануне вечером. У них намечался совместный ужин, который Федор проигнорировал.

– Федор находился у себя дома, – заявила Люся, используя в голосе только холодные металлические нотки, – в объятиях законной супруги!

– Что?! Кого?! Где?! – только и смогла вымолвить соперница и замолчала.

– И попрошу вас, кошелка, нас больше не беспокоить! – добавила Люся стервозности в свою речь и подмигнула проснувшейся Настасье.

– Не беспокоить? – повторила Лариса, которую еще никто в жизни не называл кошелкой, и положила трубку.

– Ха! – тряхнула рыжими волосами Селиванова. – Вторая есть! Сколько же их у него?

– Он очень привлекательный мужчина, – сказала Настя, поднимаясь и оглядываясь на дверь спальни, за которой стояла полная тишина. Обычно Смолкин храпел. – Он не умер от горя?

– Спасибо, подруга дорогая! – бросила ей Люся, направляясь в ванную. – По-твоему получается, что жениться на мне – это огромное горе? Между прочим, ты должна готовить завтрак. Заметь, не я, а ты.

– Я помню, – кивнула головой Настя и принялась быстро одеваться. – Я все же гляну.

Она подошла к спальне и тихо приоткрыла дверь. Смолкин не спал. Он лежал, натянув на себя пуховое одеяло до подбородка, пучил глаза и жалко улыбался.

– Привет, – обрадовалась Настя, что Федя остался жив и невредим, – кушать хочешь?

Тот молча кивнул одеялом и продолжил тянуть улыбку.

– Я приготовлю тебе омлет, – радостно пообещала Настя.

Он вышел, крадучись, после того, как по всей квартире разнесся кофейный аромат и запах омлета. Девицы возились на кухне, накрывая стол к завтраку, и обсуждали грядущие выходные. Смолкин прислушался. Те собирались тащить его на дачу к какой-то маме. Внезапно до него дошло, что коварная Селиванова собирается познакомить его со своей мамочкой. Только этого ему не хватало! Нужно было немедленно что-то придумать, чтобы остаться дома и на трезвую голову поразмыслить о произошедшем инциденте. Правда, голова после двухдневной пьянки гудела, как чугунный котелок, в котором помешивали кашу. Впрочем, она-то и подсказала ему, как можно использовать пошатнувшееся здоровье. Смолкин, громко вздохнув и ахнув, обездвиженно свалился у кухонной двери.

– Что это с ним? – возмущенно поинтересовалась Люська, пихая Смолкина носком тапки.

– Федечка, бедный! Он заболел! – спохватился «чертик» и выскочил из кухни, пытаясь оказать Смолкину первую медицинскую помощь. – Ему нужно сделать искусственное дыхание «рот в рот».

– Я не умею, – призналась Люська и пожала плечами.

– Тогда это сделаю я, – решилась Настасья и склонилась над Федором.

Тот не выдержал и усмехнулся. Он искренне обрадовался, что ему не придется общаться «рот в рот» с Селивановой. Уж лучше Белкина. С этой он, по крайней мере, уже целовался и получал удовольствие от процесса. Селиванова еще, не приведи господь, в порыве стервозности укусит.

– Ему лучше! Лучше! – радовалась Белкина, глядя на то, как он усмехается.

– Не-а, – промычал Федор, – мне плохо. Тащите меня в кровать!

Подруги переглянулись и потащили. А что оставалось делать? Пьянство никогда не доводит до добра, разрушая личность человека и его организм. Нечто подобное рассказывала возлежащему на многочисленных подушках Смолкину Люська, наблюдая за тем, как Настя кормит того с ложечки, вернее, с вилочки омлетом. Смолкин послушно открывал рот, глотал вкусный омлет, запивал его кофе и ухмылялся лекции о вреде алкоголизма.

Ситуация начинала ему нравиться. В его холостяцкой жизни такого завтрака еще не было. Обычно он вскакивал чуть свет, хватал свою одежду и прыгал с балкона в кусты сирени, обдирая задницу и мужское хозяйство. В лучшем случае, если дама оказывалась незамужней, он спокойно одевался, прощался с ней и отчаливал в свою холостяцкую берлогу, где курил, пил рассол и принимал ванну. Сегодня пить рассол ему не хотелось. Белкина сварила замечательный кофе и приготовила омлет. Ну почему он женился на этой дуре Селивановой?! Вспомнив о своей скоропалительной женитьбе, Смолкин поинтересовался насчет паспорта.

– Ты его потерял, Пухлик! – нагло заявила молодая супруга, приблизив свои честные глаза к его унылой физиономии. – На балу, когда лапал аппетитных невест. Я написала за тебя заявление в УВД, они обещали найти как можно быстрее. Так что подождем.

– А твой? – подозрительно прищурился Смолкин. – Твой паспорт с печатью где?

– В Караганде! – выкрикнула Люська и спокойно добавила: – Там же, где и твой. Они пропали оба после того, как их проштамповали в загсе.

– Ребята, – примирительно сказала Настасья, – не ссорьтесь. Хотите, я вам свой паспорт покажу?

– Не хотим, – строго сказала Селиванова и запихнула в рот Смолкину ломоть батона.

Но отвлечь того от больной темы было уже невозможно.

– Но как нас расписали без предварительной подачи заявления за два месяца?!

– Мы же подавали! Ты что, опупел?! – Люська закрыла ему рот соленым огурцом.

– Ко-да? – прошамкал тот, откусывая сочную мякоть.

– Когда ты напился на Восьмое марта! – нагло заявила беспринципная особа.

Смолкин хлопнул себя ладонью по лбу и помрачнел.

– Надо меньше пить! – изрек он и откинулся на подушки.

Люся воспользовалась моментом и продолжила лекцию о вреде алкоголизма.

Завтрак прошел в теплой, дружественной обстановке. После него подруги поели сами и помыли посуду. Смолкина оставили в покое, надеясь, что он, больной и обессиленный, вновь уснет. Но тот, услышав, что возня на кухне прекратилась, потребовал наполнить себе ванну. Люся поначалу нахмурила брови и назвала супруга эксплуататором, но Настя уговорила ее выполнить просьбу практически умирающего Смолкина. И отправилась выполнять ее сама.

Поддерживаемый с двух сторон под локти довольный Федор прошел в ванную и обомлел. Так о нем еще никто не заботился. Кроме мамы, которая купала его в далеком детстве. Пенная ванна ждала Смолкина, играя разноцветными пахучими пузырями при электрическом освещении и зажженных ароматизированных свечах. Рядом с ванной стояла магнитола, откуда лилась романтическая песня о неразделенной любви. Смолкин выдворил подруг за дверь, разделся и залег в пузыри.

– Федя! – раздался тут же голосок Белкиной. – Тебе спинку не потереть?

– Это уже слишком, – толкая подругу в бок, прошипела Селиванова.

Смолкин блаженно закрыл глаза и представил, как в ванну входит Белкина, на ходу раздевается, как заправская стриптизерша, залезает к нему… Внезапно рядом с ними возник образ Селивановой, и сексуальная картинка рассыпалась от ее чудовищного голоса.

– Сам себе потрет! – заявила Люська и оттащила Настю от двери.

– Ты что себе позволяешь? – возмутилась Люська, когда они с подругой оказались в комнате. – Вдруг он о чем-то догадается? Ты не должна оказывать ему такие знаки внимания, а просто спасать его от меня.

– Я и спасаю, – всхлипнула та, – как могу.

– Слушай, Белкина, – Люся села в кресло и достала пачку сигарет. – Из тебя получилась бы замечательная жена для этого обалдуя. Так давай постепенно приведем его к этому мнению. Постепенно! А сейчас, глядя на твои безрассудные действия, он может понять только одно – что ты на все готова.

– Так и есть, – вздохнула та, – ради Феди…