На прииске добывали танталит, он даже удивился, когда узнал об этом, в его понимании прииск подразумевал собой добычу золотого песка, ну на худой конец алмазов, а тут какая-то металлическая руда. Стоило огород городить. Однако вербовщик лишь тонко улыбнулся в ответ на его скептический настрой: «Друг мой, будущее за промышленными металлами, а отнюдь не за драгоценными. Уже сейчас без тантала в мире не обойтись. Он везде: в конденсаторах и полупроводниках мобильных телефонов и ноутбуков, в сверхпрочных сплавах, в медицинских нитях для сшивания нервной ткани… Везде! И применяется все шире и шире. А добывают его лишь в Сибири и Австралии. И добыча там связана с огромными затратами. А здесь, в Киву, грязные вонючие ниггеры просто выковыривают из земли руду лопатой, а затем промывают ее в железном тазу. Никаких тебе расходов, одни сплошные доходы. При местной нищете, черные согласны вкалывать по двенадцать часов в сутки без выходных за двадцать долларов в месяц. Понимаешь? При этом объем добычи нашего прииска сравним с австралийскими рудниками, а порой даже превышает их. Вот так то. Потому тебе и предлагают такие деньги, за охрану».
По разбитой грунтовке к месту посадки уже катили три джипа размалеванных яркими камуфляжными пятнами, на головном был укреплен турельный пулемет.
– Вон уже твои коллеги катят, – прокомментировал пилот, щелкая зажигалкой.
По кабине поплыл табачный дым, забивая тяжелый пряный аромат тропического леса, волнующе щекотавший непривычный нос Макса.
Маленькая колонна тем временем вкатилась на взлетку. Причем в джипах Максим с немалым удивлением опознал родные отечественные УАЗы со снятыми брезентовыми тентами. На переднем отчего-то даже до сих пор болтался белый прямоугольник номерного знака с привычным российским триколором и цифрой 63. Что это за регион Максим не сообразил, но явление столь будничного транспорта в далекой экзотической стране расположенной в другой части света само по себе показалось ему нелепо гротескным и нарочитым. Уж чего-чего, а такой вот встречи он совершенно не ожидал. «А чего ты собственно хотел? – тут же мысленно одернул он самого себя. – Чтобы встречали чернокожие дикари, завернутые в леопардовые шкуры, под ритуальные танцы и бой тамтамов?» Тем временем УАЗы, подняв целое облако плотной красноватого цвета пыли, остановились у самого борта раскинувшей в стороны крылья «Сессны», и из них начали выпрыгивать одетые в такую же пеструю, темно-зеленую в ярко-желтую полоску, как окраска машин, форму, люди.
– Митрич, бегемотова задница! Вылезай, дай я тебя поцелую в лысину! – в полный голос заорал, здоровенный детина, выпрыгнувший с переднего сиденья головной машины.
– Целуй лучше в задницу, раз уж она так тебе нравится, что ты через слово ее поминаешь! – гаркнул в ответ, сложив ладони рупором, пилот. – А вообще, веди себя поприличней, я тут пополнение тебе привез, так что не пугай сразу парня своими гомосекскими замашками.
– Ишь, орел! Гомосеки ему не нравятся! – возмутился детина, развернувшись к своим спутникам и как бы призывая их в свидетели вопиющей несправедливости. – Сам, значит, окопался в Кигали, в чистеньком отеле с проститутками под боком, а от наших порядков теперь нос воротит! А нам, бедолагам, что прикажешь делать? До ближайших девочек пара сотен километров по джунглям, не обезьян же трахать, в самом деле! Вот и приходится как-то выходить из положения, да Компостер?
С этими словами он попытался чмокнуть в щеку задумчиво дергавшего туда сюда рычаг переключения передач водилу.
– Пошел ты, чумоход! От тебя скоро и, правда, гориллы шарахаться будут! – отпихнул тот здоровяка. – Митрич, следующим рейсом закинь ему сюда бабу резиновую, мы с пацанами скинемся, оплатим, а то достал уже вконец. Только смотри, чтобы резина прочной была, а то не выдержит.
– Хорошо, я ему специально закажу, из старых покрышек, пусть тыкает сколько влезет! – довольно оскалился пилот. – Ты как, Слоняра, к покрышкам относишься?
– О-о! У них такие сексуальные пупырышки! – сладострастно закатил глаза здоровяк.
Окончания фразы Макс не расслышал, поскольку оно потонуло в громком гоготе десятка глоток. Решив, что пора уже и самому появиться на сцене, он решительно дернул дверцу кабины и пружинисто спрыгнул в примятую, покрытую пылью траву взлетки. Теперь он мог хорошенько рассмотреть встречавших. Во всех трех УАЗах на передних сидениях оказались крепкие белые парни примерно одинакового возраста, лет по тридцать, одетые в пестрый камуфляж, изукрашенный тигриными полосами, в руках или на коленях у всех обманчиво небрежно дремали автоматы Калашникова. На задних сиденьях машин разместилась куда более колоритная публика – весело скалящие крупные невероятно белые по контрасту с темно-шоколадной кожей лиц зубы негры. Вот тут в одежде царило самое потрясающее разнообразие, спортивные штаны, когда-то бывшие яркими, а ныне выгоревшие почти до полной белизны на солнце майки, а на одном особенно мускулистом негроиде оказался даже невероятно грязный кашемировый клубный пиджак, правда, с оторванными на манер жилетки рукавами.
– О, новичок! – первым отреагировал на появление Максима, названный Слонярой, здоровяк. – Ходи сюда, дорогой! А вы чего расселись, Лумумбы?! Разгружать я, что ли должен? А? Ну, метнулись, бегом, гуталины! Резче, резче!
Все так же жизнерадостно скалясь, негры повыпрыгивали из машин, направляясь к самолету. Вскоре они, образовав что-то вроде конвейера, уже перекидывали друг другу, привезенные мешки и ящики с продуктами, что-то выкрикивая на своем птичьем языке.
Макс неспешно направился к головному УАЗу, стараясь всем своим видом показать, знающего себе цену, опытного вояку. Однако под этой маской, как обычно и бывает, скрывались страх и неуверенность. Для Максима это был первый контракт в роли наемника, он понятия не имел, как принято себя держать у людей этой профессии, как с ними общаться, и каким образом вообще можно добиться их уважения, потому сейчас отчаянно трусил, боясь сделать что-нибудь не то и не так.
Однако все его опасения оказались беспочвенны. Встреча прошла предельно просто и буднично, словно в каком-нибудь туристическом лагере, или на случайно собравшейся вечеринке.
– Витоха, – протянул огромную лопатообразную ладонь здоровяк. – Можно, Слон. Здешний зампотыл, но, прошу сразу заметить, не вор. Да, еще и не пидор. Это мы так с Митричем шутим, не подумай чего…
– Серега, – коротко кивнул водитель.
– Компостер, – скорчив заговорщицкую рожу, прошипел Слон.
– А тебя прямо за язык кто-то тянет, – скривился водитель. – Будто без тебя и не скажет никто.
– Еще бы, вдруг ты умолчишь об этой детали своей биографии, – хитро улыбнулся Слон. – Конечно, не всем же такое гордое прозвище как у меня иметь, понятное дело, но это ведь не повод лишать человека необходимой информации.
Максим перевел взгляд со смеющегося Слона на недовольное лицо водителя и сразу же сообразил, почему тот получил такую кличку, а также, почему он ей столь недоволен. Самой впечатляющей особенностью сидевшего за рулем парня, бросающейся в глаза с первого взгляда была гипертрофированно развитая нижняя челюсть. Далеко выдающаяся вперед она вместо придания лицу мужественной суровости, как у голливудских киногероев, делала его гротескно-комичным, чем-то похожим на щелкунчика, как его рисуют в немецком стиле. Да, не повезло мужику с внешностью, наверняка в любой компании, где бы он ни оказывался, эта его особенность служила неизменным поводом для смеха и шуток.
Тем временем подошли и экипажи остальных машин, разумеется, только белая их часть. Вся чернокожая команда увлеченно перетаскивала и складировала в «собачьи отсеки» УАЗов привезенное самолетом добро. Максима обступили со всех сторон, он едва успевал улыбаться и пожимать протянутые руки. Представлялись его новые товарищи обычно по прозвищам, изредка добавляли к ним имена.
– Вовчик, Мангуст.
Мелкорослый юркий паренек расплылся в широкой улыбке.
– Леший.
