Себе Арзо купил простенькое пальто и ботинки, кое-что матери и сестрам, а остальные деньги сохранил на погашение долга. Правда, после долгих поисков еще купил любимой, на прощание дорогие французские духи.

В начале октября Самбиев появился в университете. Несколько дней не ходил в новый корпус. Потом не выдержал. С друзьями гулял он по коридорам – шутил, смеялся, напустил на себя беззаботность и безразличие, но когда увидел Совдат, опечалился, сник, как одуванчик после дождя, и убежал в общежитие, ничком бросился в постель, чтобы никто не видел горестных глаз и печали.

Решил он твердо больше не появляться в новом корпусе. И неожиданно через пару дней друзья сказали, что перед входом в их корпус стоит, кого-то ожидая, Совдат. Бросился Арзо, увидев любимую, остановился, как вкопанный. На секунду их взгляды встретились, и Арзо медленно, с торжественной строгостью подошел к девушке. Большие карие глаза смотрели в его лицо и не могли скрыть радости от встречи. Она пылала, не выдержала, счастливо улыбалась, образовались ямочки на упругих девичьих щеках.

– Эти шарф и свитер я связала для тебя, – протянула она пакет, – если не подойдет по размеру, я перевяжу… Почему ты не звонишь?

– Я случайно напоролся на мать.

– И о чем вы говорили?

– Говорила она, я молчал.

– Теперь все понятно… Я пойду.

– Можно я провожу тебя? – тихо вымолвил Арзо.

Совдат ничего не ответила.

Октябрь перевалил за бугор. День стоял теплый, солнечный, тихий. Под ногами шелестели упавшие листья. Пахло переспевшим виноградом и айвой. В лужах, чувствуя, что напоследок, с ненасытностью купались воробьи. Пирамидальные тополя уже совсем оголились, на фоне еще праздничных кленов казались скелетами. За Сунжой, в городском парке, кричала малышня. У трампарка на повороте противно заскрежетал трамвай.

Из самого центра до микрорайона, где жила Совдат, они шли пешком. Почти не говорили. С грустью расстались, а на следующий день Арзо поджидал ее с самого утра у дома. Совдат улыбнулась, заразила тем же молодого парня… И вновь они гуляли почти каждый день. Правда, договорились как можно реже звонить (точнее, чтобы Арзо звонил, связь была только односторонней). Так они встречались еще два месяца. Все было вроде бы прекрасно, однако меж ними провели какую-то неощутимую грань, которая незримо довлела над их отношениями. И только в середине декабря Арзо окончательно набрался смелости и как бы нечаянно выпалил:

– Совдат, давай поженимся.

На улице стояла промозглая, сырая погода. Проходящие машины обдавали их грязью. Совдат остановилась в оцепенении.

– Это предложение? – не могла она скрыть своей радости.

– Да.

Совдат от счастья закружилась на месте. Потом посмотрела в глаза Арзо и сказала:

– Наверное, надо бы сдержаться, но я так счастлива, я так ждала этого!.. Ты не смеешься над моей искренностью?

– Нет, – смущался Самбиев, – только ты должна по чеченским законам дать мне что-нибудь, в знак верности слов.

– Что хочешь, Арзо! – улыбаясь, ответила Совдат, и вдруг лицо ее стало серьезным. – Я тебе вручаю это кольцо, как и свою жизнь. Я так счастлива… и боюсь!

Тогда же решили, что свадьба будет через полгода, сразу по окончании учебы. Об этом говорили при расставании. А до этого, прямо после вручения кольца, Арзо и Совдат, взялись за руки и молча, даже торжественно, пошли обратно в университетский корпус. В сумеречном полупустынном помещении, с помощью стула, заперлись и, плотно прижавшись друг к другу, впервые в свои двадцать один год, неумело чуточку поцеловались. Ничего не говорили, только прерывисто дышали, скрывая друг от друга глаза… За это скоротечное счастливое время они пуговки не расстегнули, но что-то теплое, нежное, по-юношески обильное оросило щедро их объятие, не утоляя, а наоборот, разжигая яростную страсть…

На улице, в промозглых жутких потемках, целомудренная Совдат на мгновение прижалась к Арзо, сладко прошептала:

– Ты у меня был первый и будешь последним.

На что такой же Арзо «по-бывалому» ухмыльнулся, важно выпятил вперед подбородок… Но великодушно смолчал.

На радостях ночью Арзо помчался в Ники-Хита. Младшая сестра – Деши от новости была в восторге, только мать, после утихания волны первого возбуждения, озабоченно спросила:

– А где вы будете жить?

– Снимем в городе квартиру. Оба будем работать.

– Так, значит, наш дом окончательно пропадет, осиротеет.

Арзо впервые за много дней вспомнил о родовом наделе.

– Нет, – твердо сказал. – Наш дом, моя свадьба – звенья одной цепи, и делить их и противопоставлять не буду… Значит я буду жить всегда в Ники-Хита, рядом с тобой, мама. – Он нежно за плечи обнял мать.

На следующий день Совдат на занятиях не появилась. К телефону не подходила. Трубку поднимали только ее мать и брат. Через день блуждающий вокруг дома Кулаевых Арзо заметил любимую в окне. Лицо Совдат было тревожным, испуганным. Она попыталась приоткрыть окно, но кто-то сзади резко ее отстранил и решительно задернул занавеску. В ту же ночь Самбиева вызвали на проходную общежития, оказывается – тетя Совдат в сопровождении сестры Лизы. Женщина просила, умоляла вернуть кольцо, говорила, что и Совдат того же желает, что Арзо не горских тейпов и они по этой причине не могут породниться. И наконец, объявила, что Совдат уже засватана, и никакие их договоры и обещания силы не имеют.

– Через полгода ваша любовь растает, и вы будете страдать, – подытожила свою скорбно-просящую речь тетя.

Однако Самбиев был непреклонен, он требовал встречи с любимой и, может быть отстоял бы свое требование, но в субботу по приезде домой он обнаружил опечаленных домочадцев. Оказывается, в Ники-Хита приезжали мать и родственники Совдат, они вначале просили, потом требовали вернуть кольцо. Кемса была несгибаемой.

– Неужели вы хотите в эту нищету привести нашу дочь? – был последний веский аргумент.

– Наша дочь все равно выходит замуж, – закончил переговоры мужчина. – Если не вернете кольцо, то позор ляжет на вашего сына и весь ваш род… Да и как в этот убогий дом можно привести невесту?

– Сам ты убогий, – не выдержав оскорблений, выскочила из соседней комнаты Деши. – Что вы себе позволяете? Нана, отдай им кольцо, с такими чванливыми людьми лучше не родниться.

Начались перепалка, шум. Поняв, что задели за живое, Кулаевы еще больше стали обострять обстановку – в итоге сестра Арзо в сердцах выкинула кольцо в грязь двора.

Прошел месяц. Арзо всего один раз наткнулся по телефону на Совдат, но девушка положила трубку. В конце января у нее был день рождения. Он хотел ей сделать хороший подарок, но в кармане было только пятьдесят рублей (повышенная стипендия), и в ближайшем месяце средств к существованию ожидать было неоткуда. Тем не менее Самбиев в универмаге раздобыл большого белого плюшевого мишку с голубыми глазами. Это удовольствие стоило тридцать два рубля. На оставшиеся деньги он купил цветы и явился в третий корпус. Интуиция ему подсказывала, что Совдат будет в университете, тем более что в этот день у нее экзамен.

Заканчивалась сессия, вечерело, корпус опустел. Арзо обошел все коридоры, спустился в библиотеку. На их обычном месте сидели две пары. Лицом к входу Совдат с подругой, а напротив два юноши старше него. Между ними на столе громоздился, видимо, дорогой подарок, обернутый в целлофан с ленточкой. Совдат, опустив глаза, мило улыбалась. Широкоплечий парень, сидя напротив, что-то оживленно говорил.

Мгновение наблюдал эту сцену Арзо. Его заметила подруга, и толкнула в бок Совдат. Дальнейшего Самбиев не видел, он развернулся и бросился к выходу. Цветы полетели в урну, а мишка до трамвайной остановки небрежно болтался в руках.

Шел крупный мокрый снег; на асфальте он нехотя таял, и только на черной земле сохранял свою прелесть и блеск, постепенно обволакивая весь мир однообразной, беспросветной белизной. Мир стал черным и белым, и больше никаким. Другие цвета исчезли, будто бы их никогда не было и по крайней мере больше никогда не будет. Гнетущая тоска застыла в глазах Арзо, голова, руки, плечи – все сникло, будто бы не частые снежинки, а тяжелые камни испускал небесный мрак.