Лапара, которую отдал Карми Тибатто, была из разряда твердых.
— Это очень дорогое оружие, — сказала Карми, подняв глаза на воина. — Могу ли я как-то отблагодарить тебя?
— Ты гостья принца, — ответил Тибатто. — И, кроме того, госпожа, в Арзрау это не оружие, а боевое отличие. Оружие — это меч.
— О, воин! — засмеялась Карми. — Меч — это слишком тяжело для меня. Лапара — другое дело. Моими воспитателями были хокарэмы, Паор. И я научилась у них всему, чему могла.
— Женщину должны воспитывать и обучать женщины, — сказал Паор.
— Ну нет, — возразила Карми. — Руттул говорил иначе: девочку должен воспитывать отец, а учить — мать, мальчика должна воспитывать мать, а учить — отец. Моему настоящему отцу, сам знаешь, было не до меня, зато мне повезло — меня воспитывали Руттул и Стенхе. А матерью для меня стала Хаби, но боюсь, я была неприлежной ученицей. — Карми обернулась к старому монаху, который из учтивости к гостям угощался принесенными ими сушеными фруктами и изюмом, запивая это обычной для миттауских монастырей болтушкой из молока и ячменной муки(все прочие ели копченое мясо и жареную рыбу, только что выловленную в ручье, закусывали диким луком и огромными сочными лопухами горного щавеля, запивали обжигающим напитком из воды, молока, меда, вина и толченой коры дерева, которое, как когда-то слыхала Карми, растет только в Арзрау. А старый монах, не обращая внимания на соблазнительные запахи, запивал своей нищенской болтушкой розовый изюм).
— Скажи, святой человек, — проговорила Карми. — Я хочу почтить память погибших здесь сургарцев по нашему обычаю, с колокольчиками. Вы похоронили их по-миттауски, но…
— Конечно, госпожа, — сказал монах, — ты вправе приказывать, чтобы покойникам был оказан полный почет. Возможно, ты захочешь перезахоронить их в полном соответствии с предписаниями вашей религии…
— Нет, — сказала Карми. — Оставим мертвых в покое. Но вот колокольчики навесить нужно. И я бы хотела поблагодарить вас за заботу. Что я могу сделать для вашего монастыря?
Монах замялся, оценивая финансовые возможности Карми.
— Вот если бы ты, госпожа, пожертвовала несколько монет на бронзовую статую Шертвани-Комалхи Тао… — проговорил он неуверенно. — Но ты, госпожа, иной веры, а у вас в Майяре…
— Я оплачу эту статую, — перебила Карми. — У кого вы собираетесь ее заказывать? — Она выслушала объяснения старого монаха и кивнула:- Заказывайте самую лучшую статую.
— Ты уверена, что у тебя хватит денег? — тихо спросил Паор. — Твоими богатствами распоряжаются теперь другие люди.
— Малтэр и Пайра, — подтвердила она. — Но я знаю, как вразумлять этих господ. Не беспокойся, Паор. Я похожа на нищенку, но я богата…
Арзраусцы, окончив трапезу, разбрелись по лугу. Карми, Паор и старый монах остались одни. Девушка вертела в рукой подаренную лапару, привыкая к ее тяжести. Паор приглядывался к упражнениям.
— Тебе и в самом деле в привычку этот кусок железа, произнес Паор.
Карми, усмехнувшись, упрятала оружие в специально скроенный карман-ножны на штанах.
— Святой человек, — сказала она вдруг. — Погадай-ка мне по книге, пожалуйста…
Старик согласился и пошел во временный шалаш за книгой. Паор подхватился ему помочь, сам желая принести книгу, но Карми усадила его:
— Ты раненный, сиди.
— Сходи тогда сама, — предложил он.
— Нет уж, Паор, — проговорила она лукаво. — Пусть старик сходит сам и найдет в книге подходящее для меня пророчество. Не мешай ему пометить страницу, чтобы книга открылась именно там… Ага, вот он уже идет.
Старый монах принес толстую книгу, сшитую из листов пергамента, опустился на кошму рядом с молодыми людьми и положил книгу перед собой. Он велел Карми опустить обе руки на книгу и произнес благословляющую молитву, воздев руки над ее головой. Потом он разрешил Карми убрать руки и открыл книгу.
«Путник в одежде пыльной,
Да будет легок твой шаг!
Путь твой,
В котором пеший обгонит конного,
Укажет тебе Тио Данови Кола!
Путь твой далек…»
Карми с удовольствием выслушала предсказание. Как она и предполагала, монах подобрал для нее подходящий, по его мнению, текст. Кое-что, впрочем, осталось неясным.
— Кто это — Тио Данови Кола? — тихо спросила она Паора.
— Какое-то наше божество, — отозвался тот легкомысленно.
— Майярцы называют его Ангелом Судьбы, — пояснил монах.
— А, — кивнула Карми. — Тогда понятно. — Она окинула взглядом долину. Солнце уже садилось за гору. — Пожалуй, я пойду, брат, — сказала Карми. — Спасибо за угощение. — Она поднялась на ноги. Паор завозился, собираясь встать. — Не надо, — проговорила она. — Мне не нужны провожатые.
Паор опять опустился на кошму.
— Куда ж ты одна, в ночь…
Она пожала плечами:
— Невпервой. И… скажи-ка на прощание, брат. Что для тебя важнее: получить миттауский меч или добыть его самому?
Паор замешкался с ответом:
— Конечно, хотелось бы добыть его самому, — проговорил он чуть погодя. — Но, кажется, это невозможно. Так что меня вполне устроит, если я каким-то чудом получу этот меч.
— Я у тебя в долгу, — сказала Карми. — Я попытаюсь добыть меч. Твердо обещать не могу, сам понимаешь, но…
— Если это будет опасно, то лучше не надо! — поспешно произнес Паор.
Карми махнула рукой:
— Не беспокойся, брат. Прощай!
— Погоди, — остановил ее Паор.
Она замерла, обернувшись.
— Возьми коня, — предложил Паор. — Зачем тебе ноги бить?
— Брат, ты забыл? В моем пути пеший обгонит конного, рассмеялась Карми. — Все-таки прощай, брат. Может быть, еще увидимся…
— До свиданья, — крикнул ей вслед Паор.
Невысокая тонкая фигурка спустилась к берегу озера и пошла вдоль линии воды. Перед тем, как скрыться за скалой, Карми обернулась и помахала рукой.
Паора к тому времени уже затмила тень горы, но он тоже помахал ей, хотя она этого не увидела.
Она прошла поллиги, пока окончательно не стемнело. Когда на небе, кроме Вечерних сестер, стали видны и другие звезды, она вынула из кожанного кошеля «стажерский ключ» и вызвала к себе глайдер. Громоздкая тень нависла над ней и опустилась рядом на галечный берег. Открылся люк. Карми поднялась на гравитационном лифте в кабину и отправилась в путь, который не мог бы одолеть никакой конный: в стремительный кольцевой путь вокруг Экуны.
Карми провела на орбите несколько часов, практически ничего не делая. Она включила экраны и лежала в невесомости, бездумно глядя на звежды. Это было какое-то подобие дремы — ни сон, ни бодрствование, и когда Карми наконец нашла в себе силы стряхнуть завораживающую тишину звезд, она решила, что это состояние опасно.
Тогда Карми отыскала в Южном море сравнительно недалеко от побережья Марутту крохотный островок и опустила глайдер туда. Здесь не было ничего, кроме моря, скал, крупного песка и нескольких кривеньких деревьев. Карми рассеяно бродила по острову, поглядывая, впрочем, под ноги, чтобы не наступить босыми ногами на какую-нибудь ядовтую гадость. Башмаки она бросила у глайдера, там же оставила и рубаху, а позже сняла и штаны, потому что солнце припекало, а на острове почти не было тени.
Карми впервые в этом году вволю накупалась — ведь всю весну и начало лета она бродила по слишком людным местам, чтобы можно было позволить себе купаться тогда и столько, когда и сколько хотелось.
Потом она полежала на камне в пятнистой тени чахлого деревца, а позже пошла бродить по островку, ища, чего бы поесть. Консервы в глайдере она приберегла на крайний случай: умереть от голода рядом с морем почти невозможно.
Она нашла двух больших морских раков и много креветок-тлави, считающихся в Майяре деликатесом; на мелководье выдрала рыхлый клубок водорослей, имеющих приятный, чуть кислый вкус. Можно было набрать и ракушек, но Карми, объевшись тлави, решила оставить их до следующего раза.