Она завязала узелок и откусила нитку:
– Как знакомо… А по-моему, так все и должно быть!
Уинтроу грустно покачал головой:
– Ох, не знаю… Может, для кого-то это и вправду так… но не для меня. Я знаю только одно: я к подобному не привык, я даже не думал никогда, что в моей жизни начнется такая свистопляска. А когда это произошло, я только и думал, как вернуться в прежнюю колею, как вернуть мою жизнь в то русло, которое было ей предначертано. Но…
– Назад вернуться нельзя, – сообщила она ему с безжалостной прямотой. – Та часть твоей жизни кончилась навсегда. Так что лучше отложи ее в сторонку как нечто пройденное и оставленное… Завершенное или нет – но невозвратимое. Да и кто может решать о том, что ему «предначертано»? – Она вскинула глаза, взгляд был колючим. – Будь мужчиной, и все. Определись, где ты и что ты в данный момент, и на этом основании действуй, да старайся наилучшим образом использовать все, что под руку подворачивается. Прими свою жизнь такой, какова она есть… и, может быть, выживешь. А если начнешь отстраняться, твердя, что это-де не твоя жизнь, не твое «предначертание», жизнь так и пройдет мимо тебя. Ты, возможно, и не помрешь от собственной глупости… но и жить толком не будешь. Потому что пользы с тебя не будет никакой – ни тебе самому, ни другим людям. Что есть ты, что нету тебя!
Уинтроу слушал ее потрясенно… Ее устами гласила жестокая, бессердечная, но – мудрость. И, как бывало в моменты таких откровений, Уинтроу, сам того не заметив, ушел в медитацию, словно не какая-то шлюха с ним говорила, а провозглашались истины со свитков, хранивших Помыслы Са. Он взял высказанное Эттой и начал логически прослеживать его до самых корней.
Да! Эти мысли исходили от Са, и они были очень достойны. Прими жизнь. Начни заново – оттуда, где оказался. Найди смирение, отыщи радость… «А я, – понял Уинтроу, – занимался тем, что пытался заранее рассудить свою жизнь!» Зря ли предупреждал его Бирандол об этом серьезнейшем заблуждении? Всюду есть возможность добра – надо лишь потянуться душой навстречу ему. Почему он так стремился назад, в монастырь, как если бы там и только там можно было припадать к свету Са?.. Что он сам только что Этте сказал? Что сколько ни пытался он по своей воле распорядиться собственной жизнью, она только выдавала от этого коленца все круче?.. «Ну и чему я удивлялся, глупец? А чего еще ждать, если я противопоставлял себя воле Са, решившего вплести мою жизнь в некий свой замысел?..»
И тут до него вдруг дошло, как, должно быть, чувствовали себя рабы, когда их руки и ноги освобождали от тяжести кандалов! Слова Этты освободили его. Теперь он мог более не цепляться за некие цели и ценности, которые сам себе выдумал. Они были шорами у него на глазах. А теперь он мог невозбранно оглядеться кругом и попытаться понять, куда же следовало идти, чтобы в самом деле ступить на путь Са.
– Хватит пялиться на меня! – Этта сказала это тоном приказа, но в голосе чувствовалась определенная неловкость, а с нею и неизбежное раздражение.
Уинтроу немедленно опустил глаза:
– Я не… В смысле, я совсем не собирался пялиться. Просто… Твои слова заставили меня очень серьезно задуматься… вызвали такие мысли… Скажи, Этта, где тебя научили такому?
– «Такому» – это ты, вообще, о чем?..
Теперь она смотрела на него с явственным подозрением.
– О науке принимать жизнь, какая она есть, и стараться наилучшим образом использовать всякую возможность приближения к добру.
…Странное дело! Стоило облечь эту мысль в слова да еще произнести вслух – и она показалась Уинтроу такой простой в своей очевидности. Ну прямо нечто само собой разумеющееся. А ведь только что эти самые слова прозвенели для него, словно величественные колокола истины. Вот уж верно подмечено: «Озарение – это всего лишь правда, осознанная в подходящий момент…»
– В публичном доме, – ответила между тем Этта.
Но для него даже и это высказывание было еще одним лучом света в духовных потемках.
– Стало быть, – сказал он, – Са во всей своей славе и мудрости пребывает и там.
Этта улыбнулась, и на сей раз участвовать в улыбке готовы были даже глаза.
– Если судить по тому, сколько мужчин выдыхают ее имя, когда кончают… да, пожалуй, Са и вправду присутствует там.
Уинтроу отвел глаза: картина, которую тотчас нарисовало ему воображение, оказалась слишком уж отчетливой и яркой. И в итоге он опять проговорил, не подумав:
– Наверное, это не самый легкий способ зарабатывать себе на кусок хлеба.
– Ты так думаешь? – Этта негромко рассмеялась, но смешок вышел безжизненным и сухим. – Странно мне слышать подобное мнение от тебя… Но, в конце концов, ты еще мальчик. От мужчин мы чаще слышим иное: они, дескать, вовсе не отказались бы зарабатывать себе на жизнь постельным трудом. Они думают, мы день-деньской только и купаемся в удовольствиях…
Уинтроу призадумался, потом сказал:
– Я полагаю, это очень нелегко – отдаваться мужчине, к которому не питаешь истинных чувств.
На несколько мгновений взгляд Этты тоже стал задумчивым и далеким.
– Проходит некоторое время, и все чувства отходят, – проговорила она несвойственным ей, почти девчоночьим голосом. – Когда перестаешь что-либо чувствовать, становится легче… проще. Просто грязная работенка, ничуть не хуже многих других… Если только не попадется жестокий, грубый или неуклюжий клиент. Но ведь на всякой работе можно покалечиться или получить синяки, так? Крестьянина, того и гляди, вскинет на рога его же собственный бык, садовник, бывает, падает с дерева, рыбаки тонут или, к примеру, пальцев лишаются…
Она замолчала и опять уткнулась в шитье. Уинтроу не говорил ничего. И спустя время в уголках ее рта затеплилась бледная улыбка.
– Кеннит заново научил меня чувствовать… – сказала она. – Как же я его за это ненавидела! И это было, пожалуй, самое первое чувство, которое он мне вернул, – ненависть. Притом что я понимала, как это опасно. Опасно, когда шлюха начинает что-нибудь чувствовать. Но что я могла поделать? Чувства возвращались ко мне, и я ненавидела его все больше…
«Почему?» – недоумевал про себя Уинтроу. Вслух он, впрочем, этого не спросил. Да ему и не понадобилось.
– В один прекрасный день он просто вошел в наш бордель и начал оглядываться… – Этта погрузилась в воспоминания, голос стал далеким. – Он был так элегантно одет… и он был таким чистым! Как сейчас помню: темно-зеленый камзол из тонкого сукна, пуговицы из слоновой кости, а на груди и рукавах – каскады белого кружева… Раньше он никогда не появлялся у Беттель, но я знала, кто он такой. Кеннита уже тогда знал, почитай, весь Делипай. И он не ходил по борделям, как большинство мужиков, с парой-тройкой приятелей, а то и во главе всей своей команды… Не вваливался пьяный, не начинал хвастаться пиратскими подвигами… Вот и к нам тогда он пришел трезвый и очень по-деловому настроенный. Он оглядел нас всех – не просто окинул взглядом, а действительно на каждую посмотрел! – и выбрал меня. «Вот эта подойдет», – сказал он Беттель. Потом заказал комнату по своему вкусу. И еду. Потом подошел ко мне, как если бы мы уже остались наедине… и низко наклонился ко мне. Я уж было решила, что он хочет поцеловать меня. Иные наши клиенты именно с этого начинают… Но нет – он просто понюхал воздух рядом с моим лицом. И сказал: «Поди вымойся!» О, я почувствовала себя оплеванной!.. Ты думаешь, наверное, что нам, шлюхам, неведомо чувство унижения… Ведомо, да еще как! Тем не менее я сделала, как он мне велел. А потом я поднялась по лестнице в комнату… и стала делать то, что он мне приказывал, – но не более. Я была в ярости и оттого вела себя с ним как ледышка. Я думала, он залепит мне пощечину или вовсе прогонит. Но вышло, что именно этой холодностью я как раз ему угодила…
Она умолкла, и тишина, воцарившаяся в каюте, показалась Уинтроу звенящей. Он определенно не желал ничего больше об этом знать. И тем не менее он жадно надеялся, что она сейчас продолжит рассказ. Это было все равно что подглядывать в замочную скважину. Да, вот так просто. Жгучее любопытство, требующее выяснить в мельчайших деталях, что же там происходило между мужчиной и женщиной. Собственно, Уинтроу хорошо знал, как работает живой механизм плоти; такого рода познаний от него никогда никто не скрывал. Но вычитанное в книгах – это одно, а вот как то же самое происходит в настоящей живой жизни – это совершенно другое! И Уинтроу ждал, глядя в пол у себя под ногами. Поднять глаза на Этту он просто не смел.
