Музыкант подавился смешком, на миг представив реакцию мальчишки на попытку переделать его имя на женский манер.

— Зови лучше просто Розом,— поспешно предложил он. Девочка важно закивала:

— А подалок?

Небольшую неразменную монету пришлось искать долго. Затерявшись в кошельке, она упрямо пряталась среди других сребреников. Наконец Найрид смог-таки извлечь ее и протянул на ладони девочке:

— Держи. Это тебе.

Та, потянувшаяся было вперед, поспешно спрятала ладошку за спину:

— А мне мама не лазлешает от незнакомцев подалки блать.

— Правильно мама говорит,— с трудом выдавил улыбку менестрель.— Но я ведь не незнакомец — ты меня уже видела.

Фриви на мгновение задумалась. Затем одним коротким жестом сгребла с ладони монету и умчалась:

— Лозви! Лозви! Глянь, что мне подалили!

Из табора путешественники ушли на рассвете. Каренс искренне надеялся, что ему удастся выспаться хотя бы среди родичей менестреля, но, увы, поутру его довольно грубо растолкали. Когда мошенник попытался возмутиться, менестрель пожал плечами:

— Я ухожу, а ты, значит, пойдешь один.

Повторять свою угрозу менестрелю не пришлось. Несмотря на то что до столицы оставалось всего ничего, шулеру казалось, разойдись они с менестрелем сейчас — и вряд ли когда свидятся вновь. А мошенник привык доверять интуиции — без чутья долго не проработаешь.

Ветер ласково перебирал травинки. Небесная синева отражалась в тонком ручейке, а упавший в воду кузнечик отчаянно пытался доплыть до берега. Мошенник подхватил на ладонь тонущее насекомое, выплеснул через плечо и ускорил шаг: менестрель уже ушел вперед.

От табора они отошли быстро. Казалось, прошло всего несколько минут, а цветастые кибитки уже едва видны на горизонте. Менестрель молчал, задумавшись о чем-то своем. Джокер никак не мог оправиться после предсказания о грозящем ему воспитания молодежи, а потому к разговору особо расположен не был. Так что из размышлений его вывел неожиданный вопрос менестреля:

— Рен, слушай, а что бы ты сделал, если бы вдруг узнал, что у тебя есть дочь или сын?

— Ты все еще после разговора с трактирщицей отойти не можешь? Забудь! — отмахнулся шулер.

— Да при чем здесь она? — вспыхнул Найрид, совершенно не ожидавший подобного поворота. — Я вообще говорю, в общегьертском масштабе.

Мошенник остановился, бросил на музыканта заинтересованный взгляд:

— И сколько у тебя таких... В общегьертском масштабе?

— Да иди ты, я серьезно, а он ерничает,— обиделся Найрид и до самого города не разговаривал.

Корель раскинулась на берегу полноводного Кнаса. Некогда река протекала по Тангерским джунглям, но сейчас половину лесов вырубили.

Гьерт славится многорасовостью. Такой дикой смеси всех народностей не найдешь ни в Дикой степи, ни в Островной империи. В Корели же большинство жителей были либо гоблинами, либо полукровками. Поговаривали, что в венах местного герцога текла толика крови коренного обитателя джунглей.

В любом случае обсуждать в Гьерте вопрос предков крайне неразумно: даже самый чистокровный эльф может на поверку оказаться фавном. Так что ни мошенник, ни все еще не позабывший обиду менестрель задавать подобные вопросы не собирались.

Мрачный Найрид ткнул пальцем в сторону вывески «Дочь саламандры» и обронил:

— Остановимся там. Иди снимай комнаты, а я пройдусь по городу, может, заработаю.

— Так есть же деньги,— растерянно протянул джокер. Менестрель только отмахнулся. Настроение у него было хуже некуда. Казалось бы, короткий разговор с приятелем. И вспоминать-то нечего. Но, увы, музыкант был очень расстроен. Он присел на бортик общественного фонтана и провел ладонью по деке гитары.

— Господин Лингур? — Мягкий голос вывел его из задумчивости. Палец соскользнул со струны, вызвав фальшивую ноту.

Менестрель вскинул голову: перед ним стоял, перекатываясь с носка на пятку и обратно, юноша лет двадцати. Чуть раскосые глаза выдавали в нем потомка коблинаев, а тонкие музыкальные пальцы — творческую натуру.

За спиной парня застыли огр и горгулья.

— Чем могу помочь? — вежливо поинтересовался менестрель, приглушив ладонью недовольное ворчание басовой струны.

— Я не ошибся? — на всякий случай уточнил нежданный собеседник.

Музыкант пожал плечами:

— Нет, но, боюсь, я не знаю, чем вызван такой интерес к моей скромной персоне.

Юноша улыбнулся:

— Господин Лингур, я вам все расскажу, но прежде пройдемте со мной.

— А если я откажусь? Новая улыбка:

— Боюсь, моим сопровождающим это не понравится.

— А если я позову городскую стражу? — Беседа проходила в столь спокойных тонах, что несведущий мог решить, что это двое приятелей обсуждают свою недавнюю встречу. И лишь побелевшие костяшки пальцев, сомкнувшихся на тонком гитарном грифе, выдавали напряжение.

— Боюсь, господин Лингур, городская стража с радостью выполнит приказ эмиссара герцога Корелийского и доставит вас по назначению. Может, вы пойдете со мной по собственной воле?

Вести то ли пленника, то ли гостя в особняк герцога Артаир (а это был, разумеется, именно он) не стал. Менестрель не жилец — это ясно даже идиоту, а потому заводить знаменитого музыканта на глазах у всего честного народа в герцогский дом было бы равносильно самоубийству.

Для обстоятельного разговора самым подходящим местом оказался крохотный домик на окраине Корели: стены заплетены плющом, окна занавешены, входные двери укреплены полусотней заклинаний. Никто не знал, кому принадлежит это полузаброшенное жилище. Даже подчиняющиеся Артаиру огр и горгулья не могли показать тех, на кого они работают: общаясь с наемниками, юноша всегда предусмотрительно пользовался недавно появившимся заклятием личины.

Руки менестрелю связали, едва странная компания переступила порог дома. Правда, присесть на стул все-таки позволили. Сам пленитель разместился на небольшой софе напротив:

— Господин Лингур, прошу прощения за столь суровые меры, но вы же понимаете...

— Ничего я не понимаю,— отрезал менестрель, косо поглядывая на небрежно брошенную в углу комнаты гитару — не дай Скхрон, тот же огр наступит.

Артаир печально вздохнул:

— Господин Лингур, вам не следует считать меня за идиота. Я знаю, что вы старший сын оркского барона. Я знаю, что по этой линии передается определенный дар. В вашем случае этот дар — способность убивать без оружия либо магии. Поверьте, пришлось искать очень долго, но у нас получилось. А потому, будьте так любезны,— из голоса исчез всякий намек на доброту,— расскажите, как это делается.

Менестрель небрежно закинул ногу на ногу и, зацепив о колено связанные руки, рассмеялся:

— Боюсь, вы что-то путаете. Ничего подобного я не умею. Я музыкант, не более того.

В глазах Артаира промелькнул гнев.

— Господин Лингур, не стоит пытаться меня обмануть. Я знаю, что вы — это именно вы...

— Господин — не знаю, как вас по имени,— грубо оборвал его Найрид,— смею заверить, что вас обманываю не я, а те, кто рассказал вам подобный бред. Я — музыкант. Я отродясь не держал в руках оружия

— Я и не говорю про оружие.

— Я никогда не убивал и не умею этого делать,— резко сказал менестрель.— И если вам кто-то наплел подобную чушь, то идите и выясняйте, какого черта меня решили оболгать.

— Но вы ведь сын барона Лингура?

— Сын.

— И?..

— У орков нет и никогда не было никаких особых даров,— отрубил менестрель.

— Вы уверены?

— Мне поклясться?

Юноша вздохнул, встал и медленно и четко начал:

— Господин Лингур, я хотел бы сказать вам следующее. Я неоднократно слышал ваши произведения. Я всегда почитал ваш талант. Я благоговею перед вашей музыкой. Я считаю, что с вашей смертью Гьерт потеряет очень многое.

— Благодарю за комплимент,— усмехнулся менестрель. Артаир на мгновение склонил голову в поклоне — и вышел из комнаты.

Плотно закрыв за собой дверь, он бросил замершим у входа огру и горгулье:

— Он слишком много знает. Убить.— И растаял в зеленоватом облаке портала.